Выбери любимый жанр

Великий Ганди. Праведник власти - Владимирский Александр Владимирович - Страница 5

Изменить размер шрифта:

Любить нужно всех, включая врагов.

Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?

Будьте совершенны.

Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Матф., 5, 38–48).

В этих словах была квинтэссенция его теории ненасилия и необходимости возлюбить своих врагов.

Уже тогда Мохандас мечтал о духовном сближении Востока и Запада. Вспоминая позднее о жизни в Лондоне, Ганди говорил: «Мой неискушенный ум пытался объединить учение Гиты, „Свет Азии“ и Нагорную проповедь…».

Пытаясь стать ближе к британским студентам, Ганди брал уроки музыки и танцев, но не слишком преуспел в этих сферах. Да и уроки были дороги, а у Ганди от природы не было ни чувства ритма, ни склонности к произнесению политических речей в классическом стиле. Зато он стал активным участником движения вегетарианцев, где, по его утверждению, приобрел первый политический опыт. Его даже избрали секретарем вегетарианского общества. Ганди публиковал в журналах статьи о вегетарианской диете. Так он сумел выполнить свой обет в стране активных мясоедов и хотя бы некоторых из них сумел склонить к вегетарианству. Для Ганди переход на вегетарианскую пищу был прежде всего духовным очищением. А вот к занятиям спортом, столь популярным среди британских студентов, он так и не приобщился. Физическую форму он поддерживал длительными пешими прогулками, привычку к которым сохранил до глубокой старости.

При этом британская растительная пища Ганди не нравилась. Пресную вареную капусту и зеленый горошек он так никогда и не полюбил, оставаясь верным рису и пряной индийской кухне. Только британский хлеб ему нравился. Ганди пробовал различные диеты: ел только хлеб и фрукты, не употреблял в пищу картофель, сыр, молоко и яйца, но иногда расширял свое меню за счет некоторых из этих продуктов. Главным для Ганди было сознание того, что ради его пропитания не убивают никаких живых существ, в том числе зародышей (яйца). Он так объяснил столь строгое ограничение: «Но я был убежден, что поведение моей матери и есть то определение, которого я должен придерживаться. Поэтому, чтобы соблюсти обет, я отказался и от яиц».

Но, как признавался Ганди, в первые месяцы в Англии «все мне было чуждо — люди, манеры, сами дома».

Чтобы максимально сократить те средства, которые тратили на него родные, Ганди решил экономить во всем. «Я записывал свои расходы до последней копейки и тщательно их рассчитывал. Любая мелочь — траты на омнибус или почтовую марку, пара монеток на покупку газет — заносилась в расход, и каждый вечер перед тем как лечь спать я подводил итог. С тех пор эта привычка меня не покидала».

Главными статьями экономии стали жилье и транспорт. Ганди снял двухкомнатную квартиру неподалеку от места работы, вместо того чтобы жить в знакомой семье, где он был обязан из вежливости порой угощать того или другого ее члена, что выходило дороже, чем аренда небольшой квартиры. Мохандас писал: «Я сэкономил на расходах на транспорт и каждый день ходил пешком 12–15 километров». Привычка к дальним пешеходным прогулкам сохранилась на всю жизнь и сыграла большую роль в пропаганде Ганди своего учения.

Дальше — больше. По словам Ганди, он вообще отказался от отдельной квартиры и поселился в комнате, купил плиту и сам принялся готовить себе завтрак и ужин, состоящие из овсяных хлопьев и какао, к которым вечером добавлялось немного хлеба. Ганди стал жить так, как живут индийские бедняки, и сохранил этот образ жизни, вернувшись в Индию, приучив к нему жену и детей. (Правда, не все из детей сохранили приверженность к аскетизму, когда подросли.)

По признанию Ганди, в юности он был болезненно застенчив и боялся выступать перед аудиторией, что было столь серьезным недостатком для адвоката, что практически закрывало для него путь в эту профессию. Мохандас вспоминал, как опозорился во время своего первого выступления в обществе вегетарианцев: «О выступлении без подготовки мне нечего было и думать. Поэтому я написал свою речь, вышел на трибуну, но прочесть ее не смог. В глазах помутилось, я задрожал, хотя вся речь уместилась на одной странице. Пришлось Мазмудару прочесть ее вместо меня. Его собственное выступление было, разумеется, блестящим и было встречено аплодисментами. Мне было стыдно за себя, а на душе тяжело от сознания своей бездарности».

Конфузы случались и позднее. Ганди со стыдом вспоминал свое первое выступление в Индии в качестве адвоката: «Мой дебют состоялся в суде по мелким гражданским делам. Я выступал со стороны ответчика и должен был подвергнуть перекрестному допросу свидетелей истца. Я встал, но тут душа моя ушла в пятки, голова закружилась, и мне показалось, будто помещение суда завертелось передо мной. Я не мог задать ни одного вопроса. Судья, наверное, смеялся, а адвокаты, конечно, наслаждались зрелищем… Я стыдился самого себя и решил не брать никаких дел до тех пор, пока у меня не будет достаточно мужества, чтобы вести их».

И Ганди сумел преодолеть природную застенчивость. Он делал это двояким путем. С одной стороны, тренировался в публичных выступлениях. С другой стороны, старался излагать свои мысли как можно более сжато, чтобы речи были как можно короче. Ганди признавался: «Я взял в привычку сжимать свою мысль». Он научился изъясняться готовыми формулами и афоризмами.

Отсюда же исходит его идея о том, что порой важнее не говорить, а молчать. «Опыт подсказал мне, что молчание — один из признаков духовной дисциплины приверженца истины. Иначе говоря, истина не отделима от молчания… Моя застенчивость в действительности — мой щит и прикрытие. Она дает мне возможность расти. Она помогает мне распознавать истину».

В 1891 году, получив диплом барристера (адвоката), Ганди вернулся на родину.

Аскетизм нисколько не мешал, а скорее помогал Ганди успешно учиться и сдавать экзамены на «отлично». Он утверждал: «В моей жизни явно появилось больше истинности, и душа моя наполнилась от этого безграничной радостью».

Мать умерла, когда Ганди заканчивал учебу в Англии. Чтобы не травмировать его, пока он был на чужбине, его брат ничего ему не сообщил о семейном горе, так что Мохандас узнал скорбную весть, только когда вернулся в Индию.

«Весть о ее кончине стала для меня страшным ударом, — вспоминал Ганди. — Все самые дорогие мои надежды пошли прахом…» Однако он не предался горю и «даже сумел сдержать слезы и влился в течение жизни, как будто ничего не случилось», проявив немалое самообладание.

В Южной Африке

Но адвокатская практика Ганди в Индии — сначала в Бомбее, потом в Раджкоте — складывалась не очень удачно. Ганди пытался преподавать английский, на котором теперь говорил и писал свободно. Профессия преподавателя позволила бы ему относительно безбедно существовать и содержать семью. Но Ганди отказали под тем предлогом, что у него нет соответствующего образования.

Между тем брата Ганди обвинили в том, что он давал дурные советы властям Порбандара. По его просьбе Мохандас, хотя и без большого энтузиазма, отправился защищать его перед британским чиновником, с которым познакомился в Лондоне. Он подал прошение и просил его принять, но чиновник приказал выставить его за дверь. С индийцем британец мог позволить себе общаться на равных в Лондоне, но не в самой Индии. Когда оскорбленный Ганди попробовал дать делу ход, один родственник постарался вразумить наивного юношу: «Ты не знаешь британских чиновников. Если хочешь зарабатывать себе на жизнь и не иметь проблем, порви прошение и проглоти обиду…».

Перейти на страницу: