По следам дикого зубра - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/143
• Следующая

— Никак нет! — коротко бросил адъютант. — Жажду добычи.

— Остается пустое: найти эту добычу. Так, Шильдер? Вижу, что ты не убоишься геростратовой славы. Хвалю! Бери себе моего егеря, он знаток зубров, наведет тебя на стадо. И его, — князь ткнул пальцем в мою сторону, — студента возьми. Если что, меткая винтовка сего отличного стрелка поможет тебе заполучить желанный приз. А мясо напоминает лосиное, не правда ли? Меня не оставляет мысль, что мы едим сейчас доисторическую пищу, которой питались люди каменного века. Так, кажется, ты объяснил мне, Ютнер?

— Да, ваше императорское высочество. Зубр — старый житель на земле. Гуляет миллионы лет. Современник мастодонта и саблезубого тигра.

— Вот видите! Знаю, что грузинские князья с особым удовольствием пили в старину и пьют доселе вино именно из зубровых рогов. Ценят их.

— Князь Ислам в Абхазии имел набор подобных кубков числом в шестьдесят штук, а на пирах у князя Дидиана Мингрельского ходило до семидесяти кубков, — вставил Шильдер.

— Откуда такие сведения? — Князь прищурился.

— Читал записки доминиканского монаха Де-Люка о его путешествиях по Кавказу, ваше императорское высочество. Он описывал и охоту на адомеев, как здесь называли зубров, и княжеские пиры.

— А можно ли верить монаху, да еще католику, а? — Князя уже затрясло от смеха. — Отличит он зубра от домашнего быка?..

Плескалось на лесной поляне красное пламя костра, хохотали довольные собой охотники, молча делали свое дело препаратор с помощниками. Уже никто не ел, насытились. Семен Чебурнов деловито отрезал от туши полоски мяса и развешивал их над огнем — готовил впрок. Не упускал случая пополнить свой вещевой мешок.

Понемногу разговор стал опадать, лица делались задумчивыми. Не глухой ли лес так действовал на людей, напоминая им о вечности, о краткости человеческой жизни перед лицом этой вечности — перед огромными вековыми пихтами, неизносимыми красными скалами, вечно гремящей рекой?..

Князь оперся ладонями об острые колени, тяжело встал. И сразу весь лагерь поднялся.

— В путь, господа, — сказал он. — Сегодня отдохнем, а завтра чем свет разъедемся искать охотничьего счастья.

Пока седлали коней, охотники гурьбой подошли к разделанной наполовину туше и молча разглядывали это непривлекательное зрелище, совсем недавно бывшее могучим красавцем зверем.

И тут принц сказал, высоко подняв от неожиданно посетившей мысли свои рыжие брови:

— А помнишь ли, Сергей Михайлович, разговор в Гатчине с нашим государем императором? Когда мы встретились там, что он изволил молвить? Вижу, запамятовал. Тогда позволь напомнить. Разговор шел как раз о кавказском зубре, да-да! Государь молвил, что еще не видывал горного зубра, хотя и охотился на зубров беловежских.

— Припоминаю. Но какая связь?..

— Надобно поймать молодого зубренка да переправить в царский охотничий парк. То-то порадуется государь, увидев еще не виданного зверя! Можно исполнить его пожелание?

Великий князь вопросительно глянул на Ютнера.

Тот склонил голову:

— Ваше повеление для меня обязательно. Дам указание егерям.

— И чтоб как можно скорей. У тебя, Петр Александрович, отличная память!

Уже завечерело, когда наш отряд прибыл на бивуак. Князь сразу же скрылся в своем шалаше. Устал. У входа уселись два казака с винтовками и при шашках. Шильдер зашел в шалаш и тотчас вышел, подозвал повара:

— Его императорское высочество изволили потребовать себе ужин в помещение. Быстро!

Через несколько минут к шалашу потянулись один за другим четыре человека с блюдами на вытянутых руках.

Семь или восемь костров ярко горели на поляне. Около одного ужинали с вином принц и другие гости князя. Вокруг других толпились казаки, слуги, егеря. И здесь обносили чаркой, но застолье не гомонило, как обычно, все старались говорить вполголоса. Из шалаша вынесли посуду. Туда опять заглянул Шильдер, вышел, поманил к себе урядника Павлова:

— Песельников. Чтоб тихо и протяжно.

Человек пятнадцать специально присланных из Екатеринодара казаков уселись недалеко от шалаша, пошептались и вдруг складно, многоголосо, но тихо запели известный романс «Ночевала тучка золотая на груди утеса великана…». Мелодию вели два тенора; их чистые голоса поднимались над приглушенными басами, дрожали и неслись над поляной, наталкивались на скалы, многократным эхом отражаясь в свежем воздухе. Все затихло и загрустило. Огонь плясал на бородатых лицах, горы строго слушали чудную песню, созвучную их простой и величественной жизни.

Когда закончилась песня, никто не шелохнулся. Кони сбились за кострами, прядали ушами, но не фыркали, не двигались, завороженно уставились на огонь.

В шалаш осторожно заглянул доктор. И по тому, как многозначительно поднял он палец, все поняли: князь почиет…

Осторожно передвигаясь, гости и казаки стали укладываться на сон.

Мы с Чебурновым лежали рядом.

Утомленный Семен скоро стал дышать ровней, глубже. Уснул.

Далеко протрубил олень, потом закричала, словно обиженный ребенок, неясыть. Внизу, от реки, стал вспучиваться туман, вскоре он достиг нашего лагеря, омочил кусты, бурки и лошадиные спины сизой росой, заставил плотнее запахнуть одежду. Я согрелся и тоже уснул.

Кто-то тронул меня за плечо. Спокойный голос сказал:

— Вставай, Андрей. Собираемся.

В предрассветной сини надо мной стоял Телеусов. Он был уже с винтовкой, при всей выкладке.

Только тут я вспомнил, что сегодня мы с Алексеем Власовичем сопровождаем Шильдера, ищем зубра для полковника. Вскочил, побежал к ручью, плеснул на лицо ледяную воду и бросился за конем. Через десять минут, держа под уздцы своего гнедого Алана, я стоял вместе с Телеусовым у мохнатого — из веток — шалаша полковника и слушал, как тот ворчливо гудит на своего денщика, собираясь при слабом свете керосинового фонаря.

Шильдер вышел, потянулся, спросил:

— Куда в такой туман? Дорогу найдем ли?

— Отыщем, ваше превосходительство, — успокоил его Телеусов. — Нам не впервой. Извольте я подержу стремя.

Телеусов был старше меня лет на семь или больше. Удивительно спокойный, благообразного вида, с доброй улыбкой на губах, он годился бы, наверное, в священники, а стал егерем. Душа у него, как видно, была добрая. Разговаривая, даже споря, он никогда не подымал голоса, не кипятился. Движения его были плавными, любое дело он делал не спеша, но по-мужицки основательно. Словом, зарекомендовал себя как человек артельный, общительный и ладный. Не навязываясь, Телеусов сразу становился товарищем и другом. Вокруг него постоянно ощущалась атмосфера всеобщего уважения. Невысокого роста, с тощеватой легкой фигурой и продолговатым лицом, на котором темнели узкая, сбритая по щекам бородка и тонкие усики, он был постоянно окружен друзьями. Врагов у него, похоже, не было.

Когда мы уже двигались по лесной тропе в непроглядном молочном тумане, Шильдер подозвал Телеусова, и они долго ехали рядом. Полковник недоверчиво выспрашивал, куда ехать и далеко ли отсюда. Алексей Власович спокойно и обстоятельно ответствовал, его тенорок действовал, видать, успокоительно, однако когда я услышал, что едем на Умпырь, то догадался, что ночевать будем не в лагере. Место это отстояло верст на двадцать от бивуака, за двумя перевалами. Но тогда я еще не оценил способностей следопыта-егеря, который знал всю округу, как свою собственную ладонь, и мог при необходимости сократить расстояние чуть ли не вдвое.

За нами гуськом двигались еще пять всадников.

Взошло невидное солнце, туман побелел и заколыхался. Подул холодный ветерок. Наверное, мы были все еще высоко, потому что вдруг увидели чистое небо, дальние горы и глубоченное ущелье справа. Там колыхался плотный, похожий на вату туман, а под этой ватой гремела река. Отвесные стены падали вниз на добрые полверсты.

• Предыдущая
• 9/143
• Следующая