Ловец человеков - Старицкий Дмитрий - Страница 8
- Предыдущая
- 8/74
- Следующая
На уединенном берегу среди гранитных глыб был разбит бивуак с угольным очагом, на котором два стройных сарацина жарили на палочках что-то похожее на люля-кебаб.
Третий сарацин прислуживал седому старику, восседавшему на парчовых подушках, небрежно кинутых на каменную щебенку.
Все трое сарацин красовались богатым лямеллярным доспехом из позолоченных чешуек с рукавами до локтя. На предплечьях — кованые наручи. На узких поясах болталось по кривой сабле в потертых ножнах, кинжалу и невысокому шишаку со стрелкой и кольчатой бармицей. Широкие суконные шаровары и сафьяновые сапоги зеленого цвета довершали их облик. Головы они брили и носили на них шапочки-«менингитки». Усы и бороды имели короткие. Носы прямые. Глаза большие и круглые.
Сам старик выглядел еще колоритней. Седой, но с короткой, небрежно остриженной бородой. На голове чуть выше кустистых бровей намотана розовая, видно когда-то бывшая красной, тряпка, больше похожая на косынку-переросток, чем на тюрбан. Или на основу для намотки нормального тюрбана. Потертый парчовый халат накинут на голое тело, показывая загорелый торс когда-то очень сильного человека, но по старости уже с обвисшими мышцами.
Пояс на нем был красной кожи с золотыми вышивками сур из Корана. И за этим поясом у него заткнут целый арсенал. Ятаган, кинжал и два пистолета с ударными замками. Все оружие пышно украшено золотом, серебром, слоновой костью и бирюзой.
Довершали его облик широкие шелковые шаровары, бывшие когда-то зелеными, и новехонькие тапочки красного сафьяна с вышивкой золотом. С загнутыми носками. Старик Хоттабыч — версия «милитари», ёпрть. Бородку всю раздергал, колдануть не может, вот и вооружился как туарег.
Перед стариком стоял искусно инкрустированный деревом ценных пород и перламутром столик на гнутых низких ножках в виде львиных лап, заставленный бронзовой чеканной посудой. Изюм, инжир, фисташки, нуга, мелкие кусочки рахат-лукума и засахаренных фруктов. Зелень и пиалы для напитков. Вся посуда надраена до золотого блеска. Флот, однако.
Старик ел кебаб, боком скусывая его с палочки. Зубов у него явно не хватало.
Увидев нас, старик моментально встал, дожевывая. Тут же подтянулись и его бодигарды, на автомате сканируя окружающее пространство и выискивая угрозы своему хозяину.
Когда я спешился и стрелок принял у меня повод камарги, старик по-восточному низко поклонился мне с касанием правой рукой лба, сердца и пупка и с достоинством произнес на хорошем языке франков:
— Счастлив видеть вас, великий эмир больших гор. Я капудан Хасан Абдурахман ибн Хаттаби, и для меня большая честь уже только говорить с вами. Не будет ли для меня большим нахальством предложить вам разделить со мной эту скромную трапезу? Или хотя бы поднести кизиловый шербет для утоления вашей жажды этим теплым днем после конной прогулки?
— Я с большим удовольствием выпил бы кофе, — ответил я ему.
Ибо не фиг. Нашел чем меня удивить — кизиловым компотом.
Капудан Хасан хлопнул в ладоши, и два его телохранителя рысью разбежались в разные стороны. Третий остался у очага дожаривать кебаб.
Не дожидаясь понуканий от хозяина, один бодигард принимающей стороны принес мне из-за ближайшего валуна венецианский стул в форме буквы «Х». И бархатную подушку на него, обшитую по краю витым шелковым шнуром с кистями по углам. Впечатляющий «рояль в кустах». Уважаю такую подготовку к переговорам.
Другой бодигард метнулся к тузику, достав из него погребец, в котором оказался полный набор для варки кофе, включая сандаловые палочки для помешивания.
Подозвав сержанта, я приказал ему взять под охрану и оборону периметр нашего саммита. Около меня остался только Филипп.
Я сел на предложенный мне импровизированный трон и жестом предложил садиться негоциантам.
Капудан поделился с Вельзером подушками, и тот вполне ловко уселся по-восточному.
Филипп встал у меня за спиной.
В душе бродила некоторая щекотка нетерпения первым делом спросить Хасана о том, как поживает его брат Омар и не жмут ли тому бриллиантовые зубы? С детства каждый советский школьник знает, что Хоттабычей без брата Омара не бывает. Но вовремя прикусил язык: а вдруг у этого капудана действительно окажется натуральный брат по имени Омар, тогда как я объясню, откуда мне известны эти факты? Не ссылаться же мне, в самом деле, на Лазаря Иосифовича Лагина-Гинзбурга, как на достоверный источник. Поэтому начал переговоры с совсем другой темы.
— Как идет ваша торговля в этом году, уважаемый Хасан?
— Лучше чем ожидалось, ваше высочество, но намного хуже, чем хотелось бы, — лукаво улыбнулся старик в бороду.
Ему понравился такой откровенно восточный заход. Это было видно по довольно блеснувшим глазам.
— Что вы говорите? — сочувственно покачал я головой. — Неужто у вас без венецианских посредников лихва на специи еще не доросла хотя бы до одной тысячи процентов на вложенный дирхем?
Не помню уже, где я это вычитал, но засело в голове крепко, что восточные купцы наваривали на венецианцах более восьми сотен процентов на специях. А те еще раза в два-три цену накручивали. Сам же фрахт корабля редко превышал два процента от стоимости груза. В итоге на базаре в Нанте стакан перца горошком стоил целый лиард, остальные специи — еще дороже.
— О, прекрасный эмир, откуда у бедного торговца будет тысяча процентов? — традиционно по-восточному стал прибедняться капудан. — Так… немного чурек кушаем почти каждый день, тем и счастливы. И неустанно хвалим милосердного Всевышнего, — тут Хасан воздел руки к солнцу и опустил вниз, проведя ладонями по бороде, — который в беспредельной милости своей позволяет нам заработать еще чуть-чуть на шербет и кофе. Откуда возьмется тысяча процентов, о солнцеликий эмир? Аллах свидетель, что и пяти сотен не наскрести.
Тут я отметил, что капудан клянется Аллахом передо мной — неверным, а это значит, что может откровенно соврать, не боясь Божьего гнева. Вот если бы он поклялся памятью своего отца, тогда можно было бы и поверить. Хотя кавказское «мамой клянусь!» в большинстве случаев означает, что вам нагло врут.
А капудан тем временем продолжал грузить меня своей слёзницей:
— Берберские пираты совсем обнаглели, несмотря на то что сами магометане; они по наущению Иблиса грабят правоверных последователей пророка, будто им христиан и евреев мало. Нынче даже фирман эмира Тлемсена от них не спасает. А хорошая охрана очень дорого стоит.
Вельзер даже рот открыл от изумления, глядя на своего контрагента. Наверняка такого показного самоунижения от гордого, знающего себе цену капудана он никак не ожидал. Точнее — никогда не видел раньше, как восточные купцы общаются с властью. Любой властью.
— Я рад, что у вас дела идут так прекрасно, — похвалил я сарацина, — и надеюсь, что ваша галера и ваш товар не пострадали от пожара в порту.
— Аллах милостив к правоверным детям своим, — ответил мне капудан, — галера стояла у противоположного от порта берега. А товар, кроме коней для светлейшего дюка, я еще не успел разгрузить.
— Не боитесь, что погорельцы именно вас первого обвинят в поджоге, как только увидят ваш товар?
— Боюсь, о солнцеликий эмир. Очень боюсь, поэтому и не разгружаюсь.
— И пока вы не разгрузитесь, вы не сможете нас перевезти на север Пиренеев? — высказал я свое подозрение.
— Истинно так, как бы мне от этого ни было огорчительно, — покачал головой старый хитрец.
— Мэтр Иммануил, как я понял, это ваш товар уже?
— Не совсем так, ваше высочество, — нервно мял банкир ладони. — Товар привезен именно для меня, но я его еще не получил и не оплатил окончательно. Боюсь я именно возбуждения неразумной толпы в порту, где сейчас скопилось много сезонных рабочих с самого дна города. Достаточно крикнуть одному купцу, все потерявшему в пожаре, что порт сожгли сарацины, как тут же начнется погром, в котором я опасаюсь потерять как друга, — он кивнул в сторону Хасана, — так и товар, за который уже уплачен немаленький залог.
- Предыдущая
- 8/74
- Следующая
