Пираты Мексиканского залива - Паласио Висенте Рива - Страница 14

• Предыдущая
• 14/91
• Следующая

Волны то мягко, то с неожиданной силой бились о борта кораблей, соскальзывали с них потоками серебра и брильянтов и снова продолжали свой вечный бег к берегу.

Один за другим корабли распускали белые паруса, и вскоре эскадра, до тех пор напоминавшая дубовую рощу с облетевшей листвой, стала подобна большому городу с высокими стройными зданиями.

Грянул пушечный залп, и, разрезая водную гладь, суда двинулись вперед, оставляя за собой кипящий пенистый след, который долго еще отмечал путь уходящих кораблей.

Свежий попутный ветер надувал паруса, корабли скользили по волнам, грациозно склонившись набок. Такое отплытие считается у моряков хорошим предзнаменованием.

День прошел в однообразии морской жизни. Волны и небеса оставались неизменны, одни – в вечном движении, другие – в вечном покое. Земля постепенно исчезала в тумане, затянувшем горизонт, подобно пороховому дыму; солнце клонилось к западу.

Вечерние тени тронули серым налетом сначала волны, потом небесную твердь. Но вот свет померк, и только фосфорические вспышки время от времени нарушали печальное однообразие моря, прорывая черный креп, окутавший весь мир.

Флагманский корабль зажег три фонаря на корме и один на марсе, и немедля все остальные суда зажгли по одному фонарю на корме.

– Что это за сигнал? – спросил Антонио у матроса, с которым постарался подружиться.

– На нашей эскадре такой сигнал означает – опасности нет.

– А какая же может быть опасность?

– Тысяча чертей! Откуда ты свалился? Разве ты не слышал об этих дьяволах пиратах? Да их здесь полно.

– Я жил на берегу, а там их не боятся.

– Не боятся? Проклятье! Значит, ты полагаешь, будто я их боюсь?

– Нет, нет, клянусь тебе…

– Да пусть приходят хоть все, вместе со своим Морганом! У нашей «Санта-Марии де ла Виктории» столько медных глоток, и она даст этим разбойникам столько советов, что их посудина сразу станет похожа на мою дырявую рубаху.

– Да уж наверное…

– А потом, наш капитан дон Андрес Савалоситен – настоящий зверь! Взять его на абордаж – все равно что меня заставить служить мессу.

– Храбрец?

– Гром битвы – для него музыка. Хотел бы я, чтобы началось дело – ты бы получил удовольствие, клянусь душой своего отца!

– И долго мы будем плавать в этих водах?

– Чего не знаю, того не знаю. Поговаривают, что до тех пор, пока не покончим с пиратами и не доставим его величеству головы всех этих псов, будь они неладны!

В это время вдали сверкнула молния, как бы возникшая в глубинах океана, и следом за ней прокатилось гулкое громыхание.

– Выстрел! – воскликнул Железная Рука.

– Сигнал, – спокойно ответил матрос.

Капитан мгновенно появился на палубе, а все матросы и солдаты стали напряженно прислушиваться.

Прошло несколько секунд, затем один за другим прозвучали три пушечных выстрела, и снова все смолкло.

– А это что значит? – шепотом спросил Антонио.

– Замечены подозрительные корабли.

– А кто дал этот сигнал?

– Одно из разведывательных судов, посланных вперед.

Капитан стоял не шелохнувшись. На марсе флагманского корабля погас фонарь, и немедля все остальные суда погасили фонари на корме.

– Возможно, ничего и не будет, – сказал матрос, – а это очень жаль, ведь опасность грозит только торговым судам. Первая же пуля пробьет их скорлупу.

Снова раздался выстрел, затем второй, а после минутного перерыва – пять выстрелов подряд.

– Вражеская эскадра, но она бежит от нас, – сказал матрос.

Теперь Антонио все понял: вторая флотилия Моргана под командованием вице-адмирала начала маневрировать согласно полученному наказу. Объявленная тревога должна была или затянуться, или привести к сражению.

Сигналы следовали один за другим, и матрос объяснял Железной Руке их значение.

– Противник идет на фордевинд.

– Разведчики просят разрешения продолжать преследование.

– Флагманский корабль дал согласие.

Так прошло около часа. Но вот прозвучал сигнал, после которого матрос в удивлении поднял голову. То был один выстрел, потом три, потом еще три.

– Что случилось? – спросил Антонио.

– Противник лег на другой галс.

– Ты думаешь, он хочет сражаться?

– А зачем же тогда менять галс? Разве что они хотят сдаться…

– Еще сигнал?

– Да… идет в крутой бейдевинд.

С флагманского корабля дали два выстрела, потом один, а за ним еще два.

– Наконец-то! – выпрямившись во весь рост, сказал матрос.

– Что это?

– Принять боевой порядок.

– Без боевой тревоги?

– Этот сигнал дается раньше.

Все пришло в движение на кораблях, и тут же прозвучал сигнал боевой тревоги. Словно ретивые кони, направляемые твердой рукой всадника, двинулись корабли занимать назначенное им место и вскоре, несмотря на ночную темноту, можно было понять, что боевой порядок образован, а торговые суда помещены в арьергарде.

Теперь началась подготовка к сражению.

Среди торговых судов, следующих под охраной испанского королевского флота, был корабль, который держался на воде скорее благодаря каким-то чарам или воле своего капитана, нежели благодаря своей оснастке и прочности кузова.

Эта старая, разбитая посудина, носившая пышное название «Знаменитый кантабриец», ныряла в волнах, подобно чайке с подбитым крылом, и, даже подняв все свои паруса, с трудом поспевала за мощными судами королевской эскадры.

Капитана, который вел это чудо мореплавания, звали дон Симеон Торрентес. Старый морской волк, мрачный брюзга изрыгал проклятия, от которых дрожали корабельные мачты, а с экипажем обращался не более почтительно, чем торговец мулами из Новой Испании со своим товаром. Матросы подобрались под стать капитану; шатаясь по морям на своей посудине, они обросли бородами и поседели, и можно было сказать без ошибки, что даже юнги на «Знаменитом кантабрийце» были стариками.

На этот-то корабль попали пассажирами трое наших знакомых, направлявшиеся в Веракрус: сеньора Магдалена, ее дочь Хулия Лафонт и Педро Хуан де Борика, бывший живодер из селения Сан-Хуан-де-Гоаве. Больше никто не решился доверить свою жизнь ненадежной палубе «Знаменитого кантабрийца», и, возможно, поэтому, а быть может, по другим нам неизвестным причинам дон Симеон Торрентес был раздражен сверх меры.

Педро Хуан, Медведь-толстосум, и его новое семейство были приняты на борту корабля весьма сухо.

– Ну и злющее же лицо у этого человека, – шепнул Педро сеньоре Магдалене.

– Как у всех испанцев, – равнодушно ответила она.

– Магдалена! Магдалена! – укоризненно воскликнул Педро. – Так-то ты выполняешь свое слово. Ведь в день нашей свадьбы ты пообещала не говорить плохо об испанцах.

– Верно, верно, прости меня. Но иной раз я говорю это, даже не думая.

Тут Хуан почувствовал первые признаки морской болезни и решил подняться на палубу, в надежде что свежий морской ветер подкрепит его силы.

«Знаменитый кантабриец» шел на всех парусах, тяжело зарываясь в волны и продвигаясь с быстротой погребального шествия. Капитан стоял на палубе, покуривая трубку, когда неожиданно над одним из люков появилась голова живодера. Капитан, увидев его, процедил сквозь зубы какое-то проклятие и с досадой отвел глаза. Было ясно, что Хуан пришелся не по душе дону Симеону Торрентесу.

Медведь-толстосум поднялся по трапу и, устроившись на палубе, устремил печальный взор в морскую даль. Дон Симеон продолжал спокойно курить, выпуская густые клубы дыма и время от времени бросая свирепые взгляды на Хуана, который даже не видел его.

Теперь «Знаменитый кантабриец», казалось, двигался еще медленнее. Дым из трубки капитана, не рассеиваясь, тучей навис над его головой, едва заметно поднимаясь легкими спиралями в небо. Ветер стих, и паруса заполоскали.

– Тысяча молний в пороховой погреб! – прорычал старый капитан. – Этот ветер подводит нас…

Он стал всматриваться в горизонт.

• Предыдущая
• 14/91
• Следующая