Удушье - Паланик Чак - Страница 25

• Предыдущая
• 25/95
• Следующая

В телефонном справочнике всё больше и больше красных чернил. Больше и больше ресторанов вычеркнуто красным фломастером. Всё это заведения, где я почти умер. Итальянские. Мексиканские. Китайские заведения. На полном серьёзе, с каждым вечером у меня остаётся всё меньше выбора, куда можно сходить поесть, раз уж я решил делать деньги. Раз уж я решил дурить кого-то, заставив полюбить меня.

Вопрос всегда звучит так: «И чем же вам будет угодно подавиться сегодня вечером?»

Осталась французская кухня. Кухня индейцев майя. Восточно-индийская.

Чтобы представить себе место, где я сейчас живу, старый мамин дом, вообразите реально грязную лавку антикварной мебели. Такую, по которой приходится ходить боком, как люди ходят на картинках в египетских иероглифах, — вот такой здесь завал.

Вся мебель — резного дерева: длинный обеденный стол, стулья, шкафы и сундуки, — всё с резными гранями, мебель заляпана по всей поверхности каким-то лаком, напоминающим густой сироп, который почернел и растрескался ещё, пожалуй, за миллион лет до рождества Христова. Выпуклые диваны покрыты холстом той самой пуленепробиваемой марки, на который в жизни не захочется садиться голым.

Каждым вечером после работы нужно первым делом просмотреть именинные открытки. Подбить итог по чекам. Всё у меня разложено по акру чёрной площади обеденного стола: платформа для моей деятельности. Здесь нынешняя квитанция, которую нужно заполнить. Сегодня тут одна вшивая открытка. Одна поганая открытка пришла по почте, с чеком на пятьдесят баксов. И всё равно придётся писать благодарственное письмо. И всё равно здесь ещё целое позорное поколение опущенных писем, которые надо разослать.

Речь не о том, что я неблагодарный, но если всё, что вы можете мне урезать — это пятьдесят баксов, то в следующий раз лучше дайте мне сдохнуть. Ладно? Или, ещё лучше, постойте в сторонке, а героем пускай становится кто-то с деньгами.

Ясное дело, в благодарственной записке я такого написать не могу, но всё же.

Чтобы представить себе старый мамин дом, вообразите, что всю эту дворцовую мебель запихнули в двуспальный коттедж для молодожёнов. Эти диваны и картины должны были по идее стать её приданым из Старого света. Из Италии. Моя мама приехала сюда учиться, и не вернулась, после того, как у неё появился я.

Вы бы не сказали по ней, что она итальянка. Никакого запаха чеснока или волосни в подмышках. Она приехала сюда, чтобы поступить на медицинский факультет. На чёртов медицинский факультет. В Айове. Честно говоря, иммигрантам приходится куда больше походить на американцев, чем тем, кто здесь родился.

Честно говоря, я более-менее её грин-карта.

Просматривая телефонный справочник, моя задача подобрать для мероприятия публику классом повыше. Нужно идти туда, где лежат реальные деньги, и тащить их домой. Не стоит давиться насмерть кусками курятины в каком-нибудь занюханном заведении.

Богачи, которые жрут блюда французской кухни, так же мечтают стать героями, как и все остальные.

Я хочу сказать, нужна дискриминация.

Мой вам совет: нужно точно определяться с целевыми рынками.

В телефонном справочнике на пробу остались ещё рыбные ресторанчики. Монгольские гриль-бары.

Имя на сегодняшнем чеке принадлежит какой-то женщине, которая спасла мне жизнь на «шведском столе» в прошлом апреле. В буфете из разряда «берите-что-хотите». О чём я думал? Давиться в дешёвых ресторанах — это сто пудов ложная экономия. Всё проработано, все моменты записаны в толстом журнале, который я веду. Всё здесь, начиная от того, кто спас меня, где и когда, заканчивая тем, сколько они потратили на данный момент. Сегодняшнюю вкладчицу зовут Бренда Манро, как гласит подпись внизу именинной открытки, «с любовью».

«Надеюсь, это немножко поможет», — написала она поперёк внизу чека.

Бренда Манро, Бренда Манро… Пытаюсь припомнить лицо, да не выходит. Ничего не помню. Ну, а кто может требовать, чтобы ты помнил каждый свой предсмертный опыт. Ясное дело, я мог бы вести записи подробнее, хотя бы вносить цвет глаз и волос, но, на минутку: вон, гляньте на меня. Я и так уже погряз в бумагах.

Благодарственное письмо за прошлый месяц было полностью посвящено моим мучениям, чтобы оплатить что-то, уже забыл что.

За квартиру нужно заплатить, говорил я людям, или стоматологу за пломбы. Там была плата за молоко, или за юридическую консультацию. Как разошлю пару сотен копий одного и того же письма — потом уже никогда в жизни видеть его не хочется.

Это доморощенный вариант фондов помощи заморским детям. Тех фондов, где, мол, «за цену чашки кофе вы можете спасти ребёнку жизнь. Станьте спонсором». Зацепка в том, что только один раз спасти чью-то жизнь просто невозможно. Людям приходится спасать меня снова и снова. Как и на самом деле, после каждого очередного раза лучше им уже не становится.

Как учат на медицинском факультете, каждого можно спасти только определённое количество раз, после чего уже нельзя. Это Питеров принцип медицины.

Те люди, которые присылают деньги, оплачивают свой героизм в рассрочку.

Ещё можно давиться марокканской кухней. Можно сицилийской. В любой вечер.

Когда родился я, маму оставили жить в Штатах. Не в этом доме. Она не жила здесь до своего последнего выхода из тюрьмы, после срока за угон школьного автобуса. За угон транспортного средства плюс похищение ребёнка. Я не помню этот дом в своём детстве, как и эту мебель. Всё это прислали из Италии её родители. Мне так кажется. Опять же: с тем же успехом она могла, к примеру, выиграть это всё на телешоу, — не могу сказать.

Только один раз я задал вопрос про её семью, про дедушку с бабушкой, которые остались в Италии.

А она в ответ, точно помню, сказала:

— Они про тебя не знают, поэтому не создавай проблем.

А если они не знают про её ублюдочного ребёнка, то им гарантированно неизвестно и про её непристойное поведение, и про покушение на убийство, и про создание угрозы по небрежности, и про издевательство над животными. Они гарантированно тоже ненормальные. Вон, гляньте только на их мебель. Они точно ненормальные, и вообще уже умерли.

• Предыдущая
• 25/95
• Следующая