История одной судьбы - Овалов Лев Сергеевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/66
- Следующая
Анна взяла подшивку, нашла объявление «С прискорбием извещаем…». Значит, все. Отходился агроном Петухов по земле. Подорвался на мине. Нет Петухова. «С прискорбием…» Не так уж много времени прошло с того вечера, когда он говорил с Анной. Анне вспомнилась его жена. Как-то она сейчас? Небось выйдет замуж…
У нее появилось странное чувство, точно она в долгу перед Петуховым. Ушел, а она не успела что-то сказать, что-то спросить. Ведь он от нее чего-то ждал. А она не успела…
Ощущение неосознанной тревоги все чаще наполняло ее душу.
Однажды она набралась смелости, спросила Богаткина:
— Вы довольные своей работой?
— В общем да, — сказал он.
— А чего вы хотите достичь? — спросила она.
Богаткин не понял:
— То есть как чего достичь?
— Ну к чему вы стремитесь?
— Как вам сказать? Чтобы все было хорошо в районе.
— Ну, а себе, себе? — домогалась Анна. — Себе вы чего хотите?
— А у меня все есть. Семья, работа. Лично я всем удовлетворен.
— Ну и плохо, — категорично сказала Анна.
— Что плохо?
— Все. Плохо, когда человек доволен жизнью.
— Это уж глупости, — даже рассердился кроткий Богаткин. — Человек должен быть скромен. Надо ограничивать себя, иначе из тебя выйдет хапуга.
Анна вся напряглась. Она не могла выразить Богаткину свое несогласие, но и не могла с ним согласиться.
— Человек должен быть безграничен, — сказала она…
Так они и не поняли друг друга.
IX
Девушки из отдела любили собираться компанией, «устраивать вечеринки». Главной заводилой таких вечеринок была Зина, у нее обычно и собирались. Купят сыра, колбасы, консервов, печенья — вклад женской половины общества, напитки приходились на долю мужчин, — разложат по тарелкам, поставят в углу на тумбочку патефон, чтоб не сбить во время танцев, — и милости просим…
Зина была главной заводилой, но ей не приходилось тащить других за руку — кому не хочется весело провести вечер? Только Анну пришлось уговаривать.
— Да что вы, девочки, что мне там делать? Только настроение другим портить…
— Анна Андреевна! Анечка! Посидим, потанцуем. Есть одна пластиночка…
— Какой из меня танцор? Я уже старуха…
— Старуха? В двадцать пять лет! А нам по скольку?…
Девушки уговорили Анну. Она бы еще подумала, но Бахрушин тоже просил ее прийти.
— Не отказывайтесь, Анна Андреевна, проведем время…
С некоторого времени Анне казалось, что Бахрушин обратил на нее внимание. Он догнал ее как-то, когда она вышла пройтись за городом, наломал черемухи, пригласил в кино. Потом они не раз бывали в кино вместе. Бахрушин не заходил за нею домой — в Суроже легко могли возникнуть пересуды, — они встречались у входа в кинотеатр. Бахрушин был немногословен, сдержан, может, и хотел что сказать, но не говорил, больше молчал, это и нравилось в нем Анне. Невозможно же сидеть все вечера дома, все одной да одной.
— Сегодня обязательно, обязательно, Анечка, — сказала в обед Зина.
Рая по секрету шепнула, что сегодня у Зинки именины.
Возвращаясь с работы, Анна зашла в универмаг, купила крепдешиновую голубую косынку с синей каймой и непонятными розовыми цветами, а заодно носки Женечке — детские носочки не часто бывали в сурожских магазинах.
Под вечер августовское солнце заливало палисадник апельсиновым светом, багряные георгины казались черными, патефон за окном пел песню о пилотах, которые обращают внимание на девушек только тогда, когда им, скажем прямо, нечего делать…
Компания была в сборе. Анна отдала косынку. Сели за стол.
Бахрушин рядом с Анной. Преднамеренно никто не рассаживался, но Бахрушин в последнее время всегда оказывался рядом с Анной. Впрочем, это было естественно. Анна по должности, а Бахрушин по возрасту были старше всех, им полагалось быть вместе.
— За именинницу.
— Тебя разве крестили?
— Ни в жисть!
— Так какие ж это именины?
— Двадцать два!
— Так это день рождения!
Преподаватель физкультуры из школы пытался пригласить Анну танцевать, но Бахрушин не пустил ее.
— Анна Андреевна со мной пойдет танцевать…
Не пустил Анну и сам не пошел. Анна все же не удержалась, пошла-таки с механиком из МТС, с Колей Губановым. Вел он ее несмело, точно боялся наступить на ноги, и все-таки двигаться под музыку было приятно. Не думать, просто двигаться…
Она вернулась на свое место. Бахрушин сидел насупленный. Налил ей и себе по рюмке водки.
— Давайте, Анна Андреевна?
— Я не пью.
— А из уважения ко мне?
Анна выпила, чтоб не обижался Бахрушин, и опять пошла танцевать с Губановым.
Бахрушин совсем помрачнел. Ей не захотелось к нему возвращаться.
— Я пойду, — внезапно сказала она.
Ей вправду захотелось уйти. Единственный здесь серьезный человек на нее сердится, а сидеть с ним и молчать тоже как-то не того…
— Погодите, рано еще, — заверещали наперебой Зина и Рая.
Анна решительно пошла к двери.
— Хозяйка уже спит, дочка одна, поздно.
— Рано! — крикнула Зина.
— Нет, нет, поздно, — возразила Анна уже на пороге. — Где уж мне гулять…
От водки кружилась голова, во всем теле чувствовалась слабость, хотелось спать — не столько даже спать, сколько лечь, и еще больше хотелось выйти на улицу, вдохнуть воздуха, которого так недоставало в тесной прокуренной комнате.
Она шагнула за порог и плотно притворила за собой дверь.
Улица спала. Редкие окна светились, да и те были задернуты занавесками, тусклый свет слабо пробивался наружу. Дома казались выше, чернее, а звезды в небе гораздо ближе, и даже собачье тявканье вдалеке придавало ночи не меньшую поэтичность, чем щелканье соловья.
Не успела Анна постоять с минуту одна, как дверь снова распахнулась. Она даже не поглядела, знала, что это Бахрушин.
— Анна Андреевна, — позвал он.
Он не сразу нашел ее в темноте.
— А вы куда? — спросила Анна.
— Надоело, — объяснил он. — Вот вас провожу.
Анна почему-то была уверена, что Бахрушин выйдет вместе с ней, может быть, поэтому она и заторопилась, она даже была удивлена, когда очутилась на улице одна, настолько сильна была в ней уверенность, что она нравится Бахрушину. Он ничего ей не говорил, но и на работе и сейчас вот, на вечеринке, смотрел на нее больше, чем надо. Собственно говоря, на вечеринке он только на нее и смотрел.
Он был общительным человеком, мог и пошутить, и посмеяться. Выпив, легко становился душой общества. А теперь эта душа раскрывалась только для нее… Он точно присох к ней.
— Пойдемте, — просто сказала Анна. — Ночь-то уж больно…
Она не договорила — больно темна, или хороша, или еще что, — она и сама не знала, какая эта ночь.
Они двинулись было по дощатому тротуару и тут же сошли на тянувшуюся обок тропу, плотно утрамбованную пешеходами. Никто их не обгонял, не попадался навстречу.
— Утомились, Анна Андреевна? — заботливо осведомился вдруг Бахрушин, но она не ответила, и они опять пошли молча.
— Я очень плохо знаю астрономию, — вдруг сказала Анна. — Знаю, конечно, какие-то звезды. Вега, Альдебаран, Большая Медведица. Но что к чему — совершенно не знаю.
На этот раз не ответил Бахрушин.
Они прошли еще какое-то время молча.
— Да, мы много чего не знаем, — согласился Бахрушин и неожиданно спросил: — Почему бы вам не сменить квартиру, ведь у вас небось тесно?
Он был прав, комната у Анны плохая, тесная, все время она на виду у соседей, но ей как-то в голову не приходило, что квартиру можно сменить.
— Да я уж привыкла, — виновато сказала Анна.
Бахрушин вдруг взял ее за руку и тотчас отпустил, и это понравилось Анне.
«Не разбалованный, не умеет ухаживать», — подумала она.
— Пойдем к реке, — предложила она. — Настроение какое-то такое…
— Поздно, — неуверенно возразил Бахрушин.
Толю не пришлось бы уговаривать, подумала она, он бы сам отвел ее к реке, и ей понравилось, что Бахрушин не похож на Толю, если ей кто и нужен, то уж никак не такой отчаянный и нетерпеливый, как Толя…
- Предыдущая
- 9/66
- Следующая
