Выбери любимый жанр

Ответный удар. Дилогия (СИ) - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 17


Изменить размер шрифта:

17

— Не надо. Ты… действительно этого хочешь?

— Черт возьми, а ты этого еще не поняла?!

На нас уже смотрят.

— Я… поняла. Но есть то, что я должна закончить. Как только я закончу… если ты не передумаешь…

— Передумаю?!

— Если ты не передумаешь… я тоже люблю тебя. Пусть ты не мусульманин, и не палестинец, а руси…

Я отпихиваю от себя тарелку.

— Да какая разница… Мусульманин, русский… Надо прекращать все это, понимаешь? Кто-то должен все это прекратить. Иначе никто не остается в живых. Никто.

Никто…

Утренний свет — струйкой меда сочится в окно, с соседнего минарета — мулла выпевает азан, зовя правоверных совершить намаз. Окно — забрано мелкой, особо устойчивой сеткой — на нем рванут даже граната, выпущенная из РПГ. Я лениво вслушиваюсь в мелодичный перелив азана, проложенная светом дорожка к окну — как путь к Аллаху…

Амани прихорашивается у зеркала, само зеркало треснуто. Я много раз говорил, что треснутое зеркало к несчастью, его надо убрать — но она не слушает. Говорит, что это зеркало с ней с Сирии и останется с ней навсегда. В таком свете ее кожа кажется почти черной. Просто поразительно, насколько раскованными на самом деле становятся правоверные мусульманки, стоит им только снять паранджу. У нас такого нет, у нас — голимый цинизм и глаза — как сканер штрих-кода. Главное — хорошо сняться в пятницу вечером на дискотеке.

Я посмотрел в ее глаза, и с ужасом увидел в них — секс, ЗАГС, двоих детей, пятнадцать лет ипотечного кредита и стиральную машину Аристон…

Она оборачивается

— Проснулся?

— Ага. Кофе хочу.

— Хочешь — иди и приготовь.

Это тоже — наша обычная пикировка. Приготовить кофе — ее не заставишь, она видит в этом мужской шовинизм и угнетение женщин. И за это я ее тоже люблю.

Мы в самом центре Садр-Сити. Городе в городе, куда ни один американец так и не смог пройти. Здесь никогда не было ни одной зачистки — американцы просто не хотели связываться. Блок-посты и базы были только по периметру. Только вертолеты и работали по району — вертолеты да БПЛА, лишь множа ненависть.

Ползу на кухню, вымотанный до предела. Ставлю на газовую плиту сковородку, там уже насыпан чистый белый песок с озер — кофе нужно варить именно так, а не так как варят в России — на газу или в кофе-машине. Из окна кухни — виден небольшой дворик, соседний дом разрисован граффити до второго этажа, разбираю только автомат, и надпись — смерть предателям. Чуть в стороне — довольно точная копия портрета Имама Али, четвертого имама мусульманской уммы, убитого здесь, на земле Междуречья в бою под Кербелой вместе со своими сторонниками. С тех пор — идет непримиримый раскол между Шия Али, партией Али, то есть шиитами — и суннитами, то есть теми, кто выбрал нового имама и забыл про свершившуюся трагедию. Уже пролилось Бог знает сколько крови — и только Сатана знает, сколько еще прольется. Несмотря на то, что это произошло четырнадцать веков назад — для своих сторонников Имам Али как живой, он зовет их на баррикады, под пули и ракеты, в сражение, его кровь вопиет об отмщении. Здесь никто по-настоящему не умирает — и волей — неволей соглашаешься с постулатом Корана, что те, кто стал шахидом, те, кто отдал жизнь за ислам, за шариат, на распространение мусульманской веры — не умерли, они живы. Да, они на самом деле живы, и правдивость этих слов понимаешь только здесь, на узких улочках старых восточных городов. Они и в самом деле с нами — Бен Ладен, Завахири, Намангани, аль-Банна, старший аятолла ас-Садр. Повешенные, зарезанные, забитые до смерти, взорванные ракетой с беспилотника, тайно убитые в тюрьмах — они присутствуют с нами, в нашем обжитом пространстве, они смотрят на нас с плакатов на стенах домов, с неумелых рисунков, с прилавков торговцев, где их проповеди продаются наравне с Майн Кампф, книгами о любви и дисками с индийским кино. Они все время смотрят на тебя, и их глаза говорят — будь как мы, действуй как мы, отдай жизнь за ислам — и ты станешь бессмертным. Многие на это поддаются…

Кофе — уже вскипает коричневой пеной, я успеваю его вытащить из прокаленного песка прежде чем пена выплеснется наружу. Аккуратно разливаю из турки по чашкам… и то и другое из меди, старинное, куплено на рынке — тут такие вещи копейки стоят. Точнее — филсы, которых не сто, как наших копеек в одном динаре — а тысяча. Когда кофе немного успевает — на кухню входит Амани, толкает меня бедром, берет кружку. На ней обтягивающие джинсы, а вот сверху — она не надела совершенно ничего. Интересно, она хоть понимает, как это заводит? Наверное, понимает, все женщины это понимают.

— М… великолепно. Все русские так умеют варить кофе?

— Нет. Только я. У нас обычно чай пьют.

— Зеленый?

— Нет. Черный, причем очень крепкий и без сахара. Это называется чифир.

— Чифир… — она несколько раз повторяет новое слово — чифир… круто.

Ни она, ни я — не говорим о вчерашнем. Я не знаю, что говорить — и она, наверное, не знает. В принципе она права — палестинки так не могут, просто сорваться и пойти. Это народ, народ в том смысле слова, о котором мы давно забыли, не человеческая пыль, а именно народ. Даже кровь, которую они проливают меж собой, исламисты и националисты, шииты и сунниты — свидетельствует о них как о народе. Только очень близкие люди — могут с таким озверением наказывать другого за то, что он не такой, как они. Предательство постороннего человека — не так бьет, как предательство близкого и родного. Поэтому… да, наверное, Амани не может уехать, по крайней мере, сейчас. Потом, наверное, сможет… если останемся в живых.

— Что-то новое? — спрашиваю как бы невзначай — мне показалось, что ты чем-то озабочена. Есть что-то серьезное?

В принципе — она знает, кто я такой и чем занимаюсь. Но иногда говорит мне кое-что — наверное, то, что санкционировано руководством. Возможно, руководством санкционировано и другое… но я об этом и думать не хочу. Мне хочется думать, что когда-нибудь — и у меня будет семья. Хоть какая-то…

— Вообще то да… — неохотно отвечает она, прихлебывая кофе. В Басре убрали троих наших товарищей, водителя и двоих оперативников. Очень опытные люди. Очень.

Я киваю. Такое случается. Здесь, в Ираке — работают очень и очень многие. Американцы, израильтяне, мы, иранцы… даже представительство белорусского КГБ тут есть. У белорусов тоже есть интересы… в этих странах есть миллионы людей, для которых стакан молока не обыденность, а лакомство. Так что — и белорусам есть здесь дело… есть…

— Кто-то конкретный?

— Да. Мы думаем, аль-Малик вернулся…

Я прихлебываю кофе — и вдруг, чуть не роняю кружку, осознавая то, что она сказала.

— Он же мертв.

Она качает головой

— Мы считаем, что он жив и находится в Ираке. Еще две недели назад — наши люди засекли его в аэропорту Абу-Даби две недели назад. Оттуда он перелетел в Кувейт, мы вели его от самой границы. В Басре он убил наших людей и сорвался с крючка.

Твою же мать…

Аль-Малика я знаю. Так хорошо, что не хотел бы даже вспоминать. Знаю еще по Узбекистану и по Дагестану, на нем столько крови — что при поимке с ним даже разговаривать не стоит. Лучше просто убить на месте. Но израильтяне его же прихлопнули два года назад на Синае…

И червячок предчувствия точит… не дает покоя.

— Когда он сорвался с крючка? Мне нужно точное время. Можешь сказать?

— Тринадцатого.

— Мая?!

Она недоуменно смотрит на меня

— Да. Ты что-то знаешь?

Твою мать, вот ублюдок…

Это не он ублюдок — это я — ублюдок. И тупой кретин — мог бы и до этого догадаться. В конце концов — я помотался по Средней Азии и знаю, как это делается. Это не раз и в Оше было, и в других местах…

Фокус, понимаете? Рука в белой перчатке делает отвлекающие пассы, рука в черной — проводит сам трюк. Так получилось и тут. На Багдадском центральном вокзале.

Схема простая. В Средней Азии ее используют для проводки крупных партий наркотиков — действительно крупных. Начинаются массовые беспорядки, там это легко, во многих местах отношения так напряжены, что достаточно небольшого инцидента для того, чтобы произошла массовая бойня. Все события в Оше — имеют эту подоплеку, там расположен отличный высокогорный аэродром, способный принимать самолеты из Афганистана. Так и тут. Аль-Малик сел в поезд на Багдад — видимо, что-то сорвалось, и другого выхода у него не было. Он знал, что на вокзале его скорее всего опознают, как не маскируйся — вокзал хорошо прикрыт, там работает система автоматического распознания лиц, сразу поднимается тревога. Выскочить из поезда он вряд ли сумел бы — возможно, он даже знал о следящем за поездом БПЛА. Оставалось только одно: сознательно сдать курьера, дождаться, пока мы бросимся его ловить — и в поднявшейся панике выскочить из кольца, растворившись в многомиллионном Багдаде. Теперь его — ищи — свищи, пока он проявится…

17
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело