Пятница, 13-е - Хоук Саймон - Страница 3

Каждый раз, когда он порядочно «набирался», ему чудился Зов. Тогда он вскарабкивался на свой «специальный газетчик Сквина» с большими шинами и пружинами под сидением, на передней раме которого был намотан железный лист, создававший видимость резервуара для газа — такого велосипеда вы нигде теперь не встретите. Взобравшись на этого «монстра», он разъезжал ничуть не хуже Поля Ревира^[4], выкрикивая при этом что-то из Евангелия, как бы выполняя повеления Божии — ну, прямо современный Джонатан Эдуардз^[5], проповедующий грешников и предостерегающий таковых о Гневе Божием. Никто его, конечно, не слушал, а если прислушивался, то немедленно звал на помощь шерифа или офицера полиции Дорфа, чтобы представители власти отправили несостоявшегося проповедника куда-нибудь проспаться.

Между офицером Дорфом и Ральфом существовали довольно-таки странные отношения. Старик Ральф чувствовал, что он не одинок, а Дорфу задержание безумца давало возможность представить себя настоящим полицейским. Нельзя ведь ощущать себя представителем закона, если ты не арестовываешь кого-нибудь, а Дорфу это чувство было просто необходимо.

Он не мог обойтись без своего «Харлей-Дэвидсона», оснащенного сиреной и мигалками; он не представлял себя без сверкающих ботинок и шлема с нарисованной на нем эмблемой департамента, полиции штата. Он не смог бы прожить и дня без кобуры ручной работы, в которой находился самый внушительный, какой только можно себе представить, аргумент любого полицейского. Дорф был полицейским снизу доверху: от кобуры, сотворенной плетельщиком корзин Бьянки, до наручников из хромированной стали; от скороразрядного револьвера до специальных проблесковых огней Кела и защелкивающейся кожаной сумки, которую он использовал в сугубо практических целях — носил там несколько подушечек жвачки и немного мяты. Несмотря на то, что в полиции Кристал-Лейка служило всего четверо офицеров, и не было абсолютно никакой необходимости называть друг друга номерами вместо нескольких фраз на нормальном человеческом языке, Дорфу нравилось, использовать для связи десятикодовый радиотелефон, когда он разговаривал от своей машины, — ну, прямо как полицейский из какого-нибудь супербоевика.

У Дорфа была мечта: уехать куда-либо из этой дыры и продолжить службу в Лос-Анджелесе, например, или Нью-Йорке. Здесь, в Кристал-Лейке, он все больше ощущал заманчивость такой карьеры, но договор, подписанный в свое время с местными властями, заставлял подождать, правда, теперь уже совсем недолго.

Энни Филлипс, совсем наоборот, чувствовала себя неуютно именно в крупных городах. Она предпочитала воспользоваться любым удобным случаем, чтобы хотя бы на время сбежать оттуда, но, в основном, такая возможность представлялась только во время летних каникул. Тогда она нанималась работать кухаркой в детских лагерях. И это приносило несколько больший доход, нежели работа просто помощником по хозяйству — хорошая кухня ведь всегда в почете. Атак как готовила она весьма недурно, то летом у нее была прекрасная возможность вырваться из городской духоты и полной грудью вдохнуть в легкие свежий воздух. Она жила именно ради этих нескольких недель счастья.

У нее тоже была мечта: навсегда уехать из своего города и поселиться где-нибудь на периферии или в лесном домике, заниматься там каким-нибудь ремеслом или наняться работать поварихой в местный отель.

Наверное, у них с Дорфом вышла бы неплохая беседа о преимуществах и недостатках их желаний. Но у Дорфа никогда не появлялось и мысли пригласить Энни в Кристал-Лейк. А она уже пришла туда. Офицер в это время затаился в засаде на шоссе, пытаясь поймать хотя бы одного нарушителя правил движения, и единственным живым существом, которое повстречалось Энни, когда она входила в Кристал-Лейк, была вислоухая собака Эда Брайанта, сторожившая насосы своего хозяина, но не залаявшая на приближавшуюся девушку.

Энни шла пешком, так что у Уинзлоу (так звали собаку) было время обдумать свое поведение. И он, хорошенько взвесив все за и против, решил, что лучше дать Эду поспать, чем рисковать своей головой, в которую хозяин, в расплату за ложную тревогу, потревожившую его сон, наверняка швырнет скомканной газетой. Уинзлоу уселся между насосами, вытащил наружу язык и для подтверждения своего решения о сохранении молчания замотал хвостом. Это сработало. Энни скинула с себя рюкзак и, встав перед собакой на колени, погладила Уинзлоу по голове.

— Ну, привет, девчонка, — рассмеявшись произнесла Энни. — О, прости меня! Привет,парень.

Стоял просто чудесный день. В городке было тихо и спокойно. Главное — здесь царил мир. Чем дальше Энни находилась от шумных улиц Нью-Йорка, тем сильнее она ощущала прекрасность этого мира.

— Эй, ты говоришь по-человечески? — спросила она, продолжая гладить собаку. — Далеко отсюда до Кэмп-Кристал-Лейка?

Она оказывала Уинзлоу такое внимание, какое пес не помнил со времен своей щенячей молодости, и он признательно заскулил.

— Далеко, а? Ну, ладно. Еще свидимся!

Энни тяжело вздохнула, поднимая с земли немало весящий рюкзак и водружая его на плечи. Ей пришлось пересечь пешком, практически, весь штат, и она надеялась, что хотя бы вблизи города ей удастся поймать какую-нибудь попутку. Но, увы, в обозримом пространстве не было ни единой машины. Город казался вымершим.

— Ну что ж, ты хотела мира и спокойствия, так вот и получай их, — съязвила она самой себе.

Она прошла мимо нескольких зданий и свернула на главную улицу этого городишки. Здесь она увидела несколько автомобилей, припаркованных перед небольшим магазинчиком и кафе. Энни решила попытать судьбу и остановилась, чтобы спросить направление: а быть может, кто-нибудь согласится и подвезти ее.

Когда она вошла внутрь, из работавшего радио звучала песня «Strangers In The Night»^[6]. Позади девушки зазвенел привязанный над дверью небольшой колокольчик. Несколько человек сидели перед стойкой. Именно так мы и представляем себе небольшой городок.

За прилавком женщина в белой униформе протирала стаканчики из слоновой кости. Люди, восседавшие на стульях, были одеты в присущем Новой Англии стиле: черные с красным бычьи пледы, рабочие сапоги и кепки, как у водителей грузовиков.

— Пятница, тринадцатое число, семь часов одна минута пополудню, — сообщил диктор радио тоном, нетерпящим никаких возражений. Голос его был похож на голос хозяйки одного известного шоу, когда та задавала вопросы Вуду Вудпекеру. — Говорит Большой Дэйв. Пора и вам, лентяи, вставать со своих кроватей. Сегодня у нас в Кристал-Лейке День Черного кота.

— Я должно быть видела «Коджек»^[7]восемьдесят два раза, — сообщила стоявшая за прилавком женщина одному из пивших кофе мужчин, видимо, комментируя то, чего не слышала Энни.

— Привет. Извините, пожалуйста, — попыталась перекричать радио Энни. Но одновременно с ее словами хостесса выключила приемник, и голос девушки прозвучал неестественно громко. — Простите, как далеко отсюда до Кэмп-Кристал-Лейка?

Все, сидевшие в комнате, повернулись и уставились на нее.

В какой-то момент Энни подумалось, что у нее на джинсах расстегнута ширинка, или еще что-нибудь не в порядке с одеждой — ведь все так и сидели, глазея на нее.

Наконец, хостесса прервала эту немую сцену.

— Эй, Инос! — она обернулась к одному из мужчин. — Миль десять, не так ли?

— Что-то около того, — ответил тяжеловесный мужчина в ковбойке и с бейсболкой на макушке.

Ужасно, подумала Энни. Ей стало плохо только от одной мысли, что придется пилить пешком еще с десяток миль.

— О, Лагерь крови? — переспросил другой мужчина. — Только не говорите мне, что это Богом проклятое место опять распахнуло свои гостеприимные двери.

— Да уж, — проворчал Инос, повернувшись в его сторону.

Энни вздохнула, не понимая о чем они ведут разговор. Все ее мысли были заняты предстоящими десятью милями пути.

— А нельзя ли здесь сесть на какой-нибудь автобус? — без особой надежды спросила она.