Варяжский меч - Максимушкин Андрей Владимирович - Страница 8

— Сейчас Оттон идет на Баварию. Это верно. Замки у герцога Генриха Сварливого крепкие, воины преданные. Поход займет не меньше пары месяцев, а то и больше. Придется брать каждую крепость с боем. Раньше листопада король поход не завершит, вся его рать с ним, бароны с рыцарями. Магдебургские воины нынче большей частью в Браниборе и Поступиме, подати выколачивают. У герцога саксонского не больше трех тысяч под рукой. Молодых, необученных много. Немало воинов ушло с королем, еще тысяча по ободритской земле, в Дании и в Вагрии раскидана, в Мекленбурге, что раньше Велиградом звался, стоят. Еще Оттон вынужден сильные отряды в итальянской земле и в крепостях у франкской границы держать. Сил у него много, да они разбросаны. Можно по частям бить. Мой князь в Арконе переговоры с ругами ведет, доверенные бояре в Ретру, Волин и к данам отправлены.

— Никто не придет, — хмыкнул князь.

— Пока не придет, — с нажимом произнес Гремич, — всему свое время. Слушай.

Незаметно постучав кулаком по ножке стула, боярин приступил к рассказу. Предполагалось выступить в одну из ночей вересеня, быстро и решительно перерезать дороги, перебить отдельные отряды саксов, взять Мекленбург, ударить на Старград. Сил для этого у Белуна хватало. Олег, получив сигнал и предварительно укрепив Лухов, Сольск и другие пограничные города, идет в дерзкий набег на Бранибор. В сражение с сильными полками не вступает, грабит, жжет что может. Столкнувшись с врагом, откатывается назад за пограничные засеки. Маркграф Луидольф воевода опытный, но заносчивый, после такой дерзости он соберет всех воинов и поведет их вниз по Лабе покарать дерзких древан. Здесь на берегах, у переправ и болотин его встретят Олег и велеты.

— Верно мыслишь. Велеты, лютичами прозванные, сами в драку не полезут, — согласно кивнул князь, — но если саксы на их землю ступят, обидятся.

— А ты сделаешь так, чтобы они по пути к лютичам волчьему племени заглянули, — подтвердил боярин.

Разгромив и вырезав саксов на своей земле, Белун должен собрать конные полки в один кулак и вести их якобы на Аахен и Ольденбург. Не дойдет. Да это и не нужно, достаточно окрестности Гамбурга пожечь. Король, узнав о восстании, оставит в Баварии сильный отряд и с основными силами ускоренным маршем пойдет к Лабе. При первом же слухе о приближении оттоновой рати варяги откатываются назад и встают за порубежными градами. К этому времени начнется осенняя распутица.

Волхвы говорят, осень будет дождливая. Реки разбухнут, болота напитаются влагой и станут непроходимы, дороги раскиснут. Главное — не дать врагу Лабу и засечную черту перейти, а там уже положение изменится.

— Я так понимаю, если Оттон встанет на Лабе, даны захотят старые долги вернуть и руги дружину дадут, — заметил князь.

— Не менее тысячи дружинных и еще могут храмовых воинов прислать, — в голосе Гремича чувствовались нотки довольства. В знаменитые храмовые воины Арконы брались лучшие из лучших. Их с детства готовили к тяготам походов, учили владеть любым оружием как продолжением руки, наставляли в искусстве охоты и жизни в лесу без оружия и какого-либо скарба. В бою десяток храмовников стоил полусотни дружинников или рыцарей. А в лесной войне арконским бойцам равных не было, они превосходили даже знаменитых лесовиков, из земли велетов. Никто не мог сравниться с храмовыми воинами Свентовида Сварожича.

— Если все в поле выйдут, то и храмовники не отстанут, — резко рубанул ладонью над столом старый боярин. — Соберем силы и ударим соединенной ратью на Оттона.

— Копье Цезаря понесете? — поинтересовался князь.

— На большую сечу вынесем. — Речь шла о священном символе, ранее хранившемся в велиградском храме Перуна Радегаста. Копье, по легенде, принадлежало еще великому римскому воителю и императору Цезарю. Вырванное князем Одоакром из безвольных рук последнего римского императора, оно стало одной из главных святынь ободритов. После нашествия Оттона священное копье спрятали в храме, затерянном в глухой лесной чаще. Где именно, никто, кроме князя Белуна и старших волхвов Радегаста, не ведал.

— У меня Славер люблинский гостит, — задумчиво произнес князь Олег, — знаешь, наверное. Вы вместе в город приехали.

— Знаю, — кивнул Гремич.

— Он предлагает зимой вместе с магдебургским графом на ляхов идти. Думаю, уговорить его собрать дружину и к нам присоединиться.

— Добычи много не будет, а славы у него достаточно. Разве что надежда есть землей прирасти, вот и будет он князем земельным.

— А умно Белун придумал, — протянул Олег. — Если так все получится, побьем саксов. Правильно говорю?

— Победим. Если Перун с нами — победим.

— Ну а как победим, что дальше будет? — неожиданно вопросил ольшинский князь, глядя прямо в глаза Гремичу. Тот отвечать не торопился. Сидел словно в раздумье. Вопрос был с подковыркой: князя древан беспокоило, не захочет ли Белун после победы подмять под себя других князей? Не устроит ли междоусобицу?

— Пока держава саксов крепка, не будет нам ни мира, ни спокойствия, — наконец нарушил молчание старый боярин. — Одну голову у Змея отсечешь, другая вырастет. Надо сначала развалить их на графства и герцогства. Тогда и нам спокойнее будет.

— Как короля убьем, само развалится, — беспечно отмахнулся Олег. — Без крепкой руки они передерутся, разорвут державу на лоскуты. Сына у Рыжего Оттона нет, некому престол принять.

— Вот и я о том же говорю. — Гремич по последним словам князя понял, что тот сам не прочь подчинить Ольшине соседей, поэтому и побаивается усиления ободритов. — Пусть не мешают нам по Прави жить. По своим законам и родам. И главное, их мертвого Бога на наши земли не пускать. Жить по законам наших Богов и родов надо, — повторил боярин.

Последние слова успокоили князя, он понял намек, что на его земли никто не претендует. Наоборот, полученная от Белуна грамота обещала союз и совместную защиту общих рубежей. Олега это устраивало. Также он вынашивал идею выдать свою дочь Лану за второго сына Белуна Мечислава. Таким образом укреплялись связи с Велиградом, что позволяло не бояться алчности Белуна и его наследников.

В тот же день недалеко от детинца, в городском храме произошел другой и не менее важный разговор.

Красивое, величественное здание храма — заслуженная гордость, шедевр ольшинских мастеров — возвышалось на пологом холме всего в перестреле от стен детинца. Храм был деревянным, но на каменном основании. В свое время на украшение капища ушло немало серебра, самоцветов, меди и железных изделий. У входа в здание росли два древних, кряжистых дуба, широко раскинувших свои ветви над площадью. Говорили, что они росли на этом холме с незапамятных времен, когда по берегам Лабы и Ельца бродили индрик-звери, огромные, как гора, волосатые и с рукой вместо носа.

Сейчас на резной скамейке в тени дуба расположились Велибор и седовласый высокий старик. Несмотря на то что дед выглядел ровесником дубов, спину он держал ровно, и тяжелый дубовый посох, сейчас прислоненный к дереву, служил ему не для поддержки, а как символ власти и доверия Богов.

— Ты говорил, надвигается гроза? — голос старика был еще достаточно сильным, уверенным.

— Так и есть, Богумир. Приближается буря, этой осенью начнется.

— Так что в этом удивительного? Князья и воины жаждут славы. Огнищанам нужна защита. Боги хотят богатые требы и не любят, когда по нашей земле враги ходят. Если не сейчас, то через год-два будет большая война.

— Начнется, — согласился Велибор. — И опять нас разгромят и утопят в крови. Опять победы обернутся поражением. Опять придут слуги мертвого Бога, с заката приплывет корабль из волос и ногтей мертвецов, навь откроется и захлестнет явь, они нас задавят.

— Перун с нами, — с нажимом произнес Богумир. — Мы же вчера вместе бросали кости на шкуре жертвенного быка. Небо русам пророчит победу. Почему ты в этом сомневаешься?

— Пойми, наши роды разрозненны. Каждый думает только о себе. Ободриты враждуют с велетами. Древане косятся на полабов. Сербы, стодоряне, чехи отреклись от Богов, они уже не русы, а христиане. Руги всегда держатся особняком. Нет единства народов, нет сжатого кулака.