Схрон под лавиной - Самаров Сергей Васильевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/37
• Следующая

Далгат Аристотелевич проснулся со странным ощущением здорового человека. Ему совсем недавно самому не верилось, что он был когда-то здоровым и боеспособным человеком, и не просто человеком, но Волком в человеческом обличье, властным, живущим в соответствии со своими желаниями. Конечно, настолько, насколько ему позволяли силовые структуры. Они доставляли ему много неприятностей, но он им доставлял еще больше, умея убивать и уходить невредимым. Он очень захотел опять стать таким. И почти стал. Но, что удивительно, в один миг. Раньше он медленно возвращался в нормальное состояние. А тут… И поспал-то всего ничего, кажется…

Он раньше слышал что-то о препарате, который вколол ему старший сержант — о пармедоле. Говорили, что это наркотик, который делает боль незаметной и, как многие наркотики и антидепрессанты, облегчает душевное состояние в трудные минуты. Сам Гаримханов никогда наркотики не принимал принципиально и в свой джамаат наркоманов не брал, презирая их искусственную храбрость, зависящую только от «дозы». Но сейчас, чувствуя себя снова здоровым и сильным, готов был принять его безоговорочно. Рука сжимала второй шприц-тюбик, что дал ему старший сержант. Появилось желание сразу же сделать себе второй укол, хотя здравый ум подсказывал ему, что болезнь так просто не проходит, это только временное отступление, а когда она вернется, вот тогда второй шприц-тюбик и будет необходим.

Далгат Аристотелевич, измученный многодневной болью, спал крепко и не слышал того, что творилось вокруг, не слышал, как во главе со старшим лейтенантом Шахамурзиевым пришли два отделения спецназа ГРУ, как старшего сержанта Чухонцева на посту сменил специалист МЧС с пистолетом в кобуре, как взвод ушел в сторону соседнего ущелья. И только после этого, когда тело спящего ощутило вдруг прилив прежнего здоровья, Гаримханов проснулся, но показывать, что он снова полон сил, было нельзя. Эмир по-прежнему не оставлял мысли о свободе. Он хотел чувствовать себя настоящим Волком. А разве можно настоящего волка в клетку запереть? Он любую решетку перегрызет и вырвется на свободу.

Конечно, охранял его, как думал эмир Гаримханов, человек опытный и сильный. Со старшим сержантом спецназа ГРУ справиться сложно, хотя не родился еще такой, с которым не способен справиться Волк. Далгат Аристотелевич положил руку на камни, в темноте стал ощупывать их и выбрал один, формой своей напоминавший клин. Он был не слишком большим, но достаточно тяжелым, чтобы свалить человека удачным ударом в затылок, нанесенным опытной рукой. Гаримханов постарался пристроить камень на пояс под ремень, но так, чтобы он не выпирал, и спрятал его под карман бушлата. Мало ли что у человека в кармане… Да и не выпирал камень вовсе, потому что ремень плотно прижимал его к телу. Это было немного неудобно, камень давил в бок, но Далгат Аристотелевич не собирался носить его на поясе всю оставшуюся жизнь, так что временно можно и потерпеть. Только после этого эмир повернулся лицом к костру и сразу сел в удивлении, даже про необходимость изображать страдания забыл.

Старшего сержанта Чухонцева по ту сторону костра не было, а вместо него на камне сидел и дремал человек в какой-то синей форме. Судя по погонам, офицер, но количество звездочек из-за костра различить было сложно.

— Эй ты, чучело!.. — окликнул Далгат Аристотелевич офицера в непривычной синей форме.

Насколько он помнил, форму такого же цвета носят летчики. Но летчикам здесь делать нечего. Еще и работники прокуратуры тоже имеют синий мундир. Но со всеми незаконными, как они их называют, воинскими формированиями работает следственный комитет при военной прокуратуре, а военные носят армейскую форму, лишь находясь далеко от своих кабинетов, предпочитают «камуфляж». Но ни следователи, ни прокуроры охраной арестованных и задержанных не занимаются. Квалификация не та. Что же это за тип?..

Человек встрепенулся и поднял голову:

— Проснулся, шакал… Чего тебе, урод, надо?

И сразу начал с оскорбления. Старший сержант был аккуратнее в выражениях. Он говорил культурно и уважительно на «вы», хотя тоже называл шакалом. Этот же высказывался с откровенным презрением и неприязнью.

— Ты откуда сюда свалился?

— Сверху.

— Не ушибся? А то здесь не мягко.

— Обошлось.

— А куда ты старшего сержанта Чухонцева дел?

— Соскучился?

— Он умный. С ним поговорить можно. А у тебя лицо дурака. Ты даже не знаешь, что такое когнитивный диссонанс. А он мне сразу правильно ответил. — Гаримханов, разговаривая с офицером свысока и дерзко, набирал очки в авторитетности. Так, по крайней мере, ему казалось. — Так где он?

— В туалет пошел. Скоро вернется. Мне интересно, у вас здесь туалет платный?

— У нас все платное. Мне платят… Плати, и тебе разрешу сходить.

— Тогда уж и ты мне плати.

— За что тебе-то?

— Я провел анализ воды, которую вы здесь пьете… — улыбаясь, человек в синей форме кивнул в сторону водоема. — Она ядовитая. Ее пить нельзя. Там большое содержание разных газов, которые стенки желудка и кишечник разъедают. Сначала начинается гастрит, потом язва, потом прободная язва. Геморрой тоже от этой воды. У тебя же геморрой… Вот этой водой тебе задницу и разъело.

— Издеваешься, чучело?

— Вполне серьезно говорю, урод. Там щелочей много, в воде этой. Вредных щелочей. Я полный анализ провести не могу, у меня с собой только газоанализатор, но он среагировал на испарения воды и выдал результат.

— Язва — это я понимаю. И гастрит — тоже понимаю. У нас у многих желудки болели. Могу предположить, что именно от воды…

Далгат Аристотелевич встал на ноги и потянулся, прогоняя остатки сна. Но тут же согнулся и громко застонал. Однако на самом деле боли он не чувствовал. Волшебный шприц-тюбик старшего сержанта Чухонцева еще действовал и помогал Гаримханову оставаться Волком, хотя его упорно пытались переквалифицировать в шакала. Но изображать боль и бессилие следовало обязательно, от слабого не ждут активного сопротивления.

Человек в синем мундире изогнулся, протянул руки, чтобы взять пару заготовленных полешков и подбросить их в костер, и эмир увидел у него на спине крупную надпись: «Техническая служба МЧС». Стало совсем не страшно. Это только спасатель, хотя и носит он пистолет в кобуре, но даже кобура у него застегнута. С таким охранником эмир сумеет справиться, применив и хитрость и силу одновременно. Но что-то заставляло его медлить. Он сам не понимал что, но приступить к решительным действиям не спешил. С трудом переставляя ноги, старательно изображая человека, которому тяжело шевелиться, перешел к тому самому камню, на котором сидел раньше, и сел у костра, якобы желая погреться. Руки к огню протянул и шприц-тюбик с пармедолом на соседний камень положил.

И только сейчас, услышав топот множества ног, понял, что у него сработала интуиция. Какие-то люди бежали сюда по одной из галерей. Несомненно, слышал все это и офицер МЧС, но он беспокойства не проявлял, и только по одному этому можно было догадаться, что он хорошо знает бегущих людей. Или спецназовцы, или другие спасатели.

Костер тихо и уютно потрескивал. Далгат Аристотелевич вспомнил, как уютно потрескивали дрова в печке в его землянке. Печка была металлическая, сделанная из магистральной трубы большого диаметра, и сверху имела даже отделение, в которое заливалась вода, чтобы в джамаате всегда была зимой горячая вода. Печку обычно топил эмиру Герихан Довтмирзаев. Но когда пожилой пулеметчик уходил, эмир часто сам садился к печке на короткий чурбан, открывал стальную закругленную дверцу, тоже сделанную из куска такой же трубы, и, подолгу глядя в огонь, слушал треск сгорающих поленьев. Топилась печка только по ночам, чтобы днем никто не увидел или не почувствовал дыма. Конечно, жил джамаат в горах, где не было никаких людей, тем не менее, об осторожности эмир никогда не забывал. Теперь это сидение перед огнем у печки казалось таким далеким, но в то же время ностальгически близким, приятным, волнующим душу. И потрескивание костра чуть-чуть напоминало те благие времена, когда никто их не беспокоил и посторонние в их ущелье не заглядывали.

• Предыдущая
• 30/37
• Следующая