Схрон под лавиной - Самаров Сергей Васильевич - Страница 18
- Предыдущая
- 18/37
- Следующая
Спасатели добрались до места работы только через сорок минут после наступления полной темноты. Посмотрели, посоветовались и стали распаковывать один из ящиков. Как понял старший лейтенант, готовился к работе бур с электрическим приводом. Сам бур был шириной с полметра, а солдаты уже смогли углубиться в снежную пробку на добрый метр, значит, еще шесть метров оставалось. Но до начала работы буром наладили освещение участка. Потом два офицера МЧС попросили солдат выбраться из ямы и спустились туда сами вместе с буром. К дизельной электростанции буровую установку подключили еще раньше. Заодно опробовали ее наверху. Проблем не возникло, можно было работать. И то, что для маленьких саперных лопаток солдат представляло собой серьезное препятствие, для бура оказалось игрушкой. На бурение сквозного отверстия потребовалось не более двух минут. Бур подняли, сдвинули на метр и просверлили второе отверстие, затем третье. Дальше сверлить было опасно — снег мог провалиться вместе с людьми.
— Смотрите сами, как дальше, — пожал плечами подполковник МЧС.
— Дальше попробуем по самой простой схеме. И как я раньше не догадался… — сказал Багдасар Давлетбаевич и снял с пояса большую кумулятивную гранату. — Правда, у меня в арсенале такая всего одна, а одной могло бы без бурения не хватить.
В простой боевой бытности спецназа такие гранаты, предназначенные для уничтожения бронетехники, не применяются. Старлей Шах снял гранату с пояса убитого боевика еще полгода назад, когда заканчивалась прошлая командировка на Северный Кавказ, и держал ее при себе на случай, если потребуется прожечь и свалить, скажем, какую-то перегораживающую путь скалу.
— Отойдите все подальше. Граната возрастная. Срок годности вышел. Кто знает, как она сработает.
И солдаты, и спасатели МЧС отодвинулись в стороны.
Старший лейтенант бросал гранату не сверху вниз, а под углом. Граната сработала, как и полагается работать кумулятивной гранате, и огненная струя, хорошо видимая в темноте ночи, разрезала снег. Струя была диаметром около пятнадцати — двадцати сантиметров и длиной немногим больше метра и не достала, естественно, до нижнего уровня снежной пробки. Тем не менее, ослабленная после бурения и потерявшая общую структуру жесткости, вся снежная пробка — просверленная и в дополнение прожженная сверхвысокой температурой, прожигающей самую крепкую сталь, — рухнула с громким вздохом. Путь в пещеру был свободен.
— Есть там кто-нибудь? — крикнул старший лейтенант Шахамурзиев, впрочем, не слишком громко, памятуя, что где-то внизу могут находиться и двое бандитов, в том числе и сам эмир Гаримханов по кличке Волк. Гаримханову терять нечего. Он ни при каких условиях не надумает сдаваться, будет драться до конца. Лучше бы не дать ему драться и тихо уничтожить. Но чтобы тихо уничтожить врага, к нему требуется тихо подойти.
— Веревку! — потребовал командир взвода. — За мной…
Они сидели друг против друга, а между ними, играя подвижными языками, горел костер. И в пламени этом не сгорали все конфликтные ситуации, не сгорал когнитивный диссонанс ни с одной из сторон. Никто не искал пути выхода из ситуации. Один таких путей просто не видел, второй в них не нуждался, считая, что он свое дело сделал и сделал хорошо.
— Скажи мне, старший сержант, когда придут твои?
— Скоро. Пока они откапывают из-под лавины тела твоих людей, которых вы бросили на склоне. Прокуратура требует от нас доказательства уничтожения банды. Необходимо предоставить тела, это обычная практика. — Чухонцев говорил полуправду, которая могла оказаться правдой. Тела обычно предоставляются следственной бригаде военного Следственного комитета. Не потому, чтобы проверить действительность рапорта командира взвода спецназа, а просто потому, что следственные органы должны знать, кто из бандитов уничтожен и кого уже можно снять с розыска. Процесс опознания, если у убитых не окажется с собой документов, может иногда длиться несколько месяцев. Да и то опознают только процентов семьдесят, тридцать же просто хоронят как неопознанный труп. Впрочем, так же хоронят и других, кого смогли опознать, потому что закон запрещает передавать убитых бандитов родственникам. Их закапывают в общую могилу, без гробов, и выставляют только номер могилы на колышке. И не пишут никакой фамилии, скрывая, кто зарыт в этой земле. Закон этот — дополнительный стимул, который на кого-то в определенный период даже подействовал и заставил сложить оружие. Мало находится откровенно желающих быть похороненными без имени и без чести. Слава не мог знать, что творится наверху. Но он предположил, что его будут искать под лавиной. Заодно вытащат из-под снега тела бандитов, которые потребуется отправить на опознание.
— А Джамбек Абалиев? Тот, что со мной остался. Он что, предал меня?
Вопрос прозвучал как бы небрежно, мимоходом, но Чухонцев догадался, насколько для эмира это важно. Смысла обманывать эмира он не видел, тем более что выходить придется в любом случае через галерею, в которой лежит убитый бандит. И Слава объяснил по-своему, но честно:
— Он просто плохой воин. Я не знаю, как вы могли опираться на таких людей… Как могли доверять им, эмир…
— Он всегда был одним из лучших воинов в моем джамаате, — не согласился эмир.
— Значит, у вас все были плохими воинами. Я шел за вашим хорошим воином почти до костра от лаза под скалой, и он не услышал меня. Я убил его неподалеку.
— Ударом в спину… — усмехнулся Гаримханов, слегка радуясь, что нашел чем уязвить спецназовского старшего сержанта.
— Нет. Ударом в лоб. Он был уже мне не нужен, потому что запах костра распространялся далеко. Я подошел к выходу из галереи и смотрел, как вы ползаете. Сначала хотел и вас убить, потом пожалел. Я видел, что вы больны, и мне стало вас жалко.
До уха старшего сержанта вдруг донеслись звуки стрельбы. Он и до этого слышал какие-то звуки, но не понимал, откуда они приходят, и не сразу распознал, что это стрельба. Но сейчас звуки стали явственными. Стреляли из автоматов и из гранатометов. Скорее всего, из РПГ-7. РПГ-7 — оружие мощное и звучное, его трудно спутать с другим.
— Где-то идет бой? — спросил Чухонцев эмира.
— Я сам прислушиваюсь. В соседнем ущелье большая банда. Человек шестьдесят. Пришла из Сирии. Это парни из «Аль-Каиды». Я хотел выйти в то ущелье, но с этими парнями мне не по пути. Я однажды обидел своим письмом их улема Омара. Они мне не простят. Потому я здесь и застрял.
— Какая галерея ведет туда?
— Самая правая.
— Ваша честность — это возможность вашего спасения. Я знаю, что нельзя полагаться на честность волка, но мне хотелось бы вам верить. А обманщика просто убивают. Самая правая, говорите, галерея?
— Там трудный путь, одному не пройти. Всегда требуется кто-то, кто подсадит и вытащит за веревку. А я в своем состоянии не смогу дойти и подсадить тоже не смогу, даже за веревку никого не вытащу. Для меня любая тяжесть сейчас смерти подобна. Еще там есть ямы, через которые невозможно перепрыгнуть, а преодолеть только с чужой помощью. — Гаримханов пропустил мимо ушей слова о честности волка. Не в том он был положении, чтобы обижаться. Он ощущал себя уже пленным волком, причем волком с маленькой буквы. Таким, которые сидят в клетке в зоопарке. Камера СИЗО, обещанная ему старшим сержантом, — это, по большому счету, та же клетка зоопарка.
Положение старшего сержанта Чухонцева было не самое простое, хотя внешне он никак не показывал своих мыслей и некоторой царящей в голове растерянности. Слава знал, что старший лейтенант Шахамурзиев увел взвод в соседнее ущелье. А там, оказывается, расположилась банда. Да еще такая большая, вдвое превышающая силы взвода спецназа. И что сейчас делать? Оставить здесь эмира Гаримханова? Как его оставить? Вдруг из пещеры есть другой выход, и эмир попытается через него выйти? Связать? Эмир серьезно, видимо, болен, а связывать больного человека не по-человечески, даже если он вчера еще назывался Волком. И вообще, если Чухонцев выйдет в соседнее ущелье, где, возможно, ведет бой его взвод, чем он один сможет ему помочь? Чем сможет помочь, имея в наличии только автомат да пару гранат для «подствольника»?
- Предыдущая
- 18/37
- Следующая