Выбери любимый жанр

Принц Галлии - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Олег Авраменко

ПРИНЦ ГАЛЛИИ

(Исторический роман из другой реальности)

Инночке — солнышку ясному.

От автора

По весьма меткому определению Александра Дюма, история для писателя — это лишь гвоздь в стене, на который он вешает свою картину. Фактически все произведения исторического жанра (да и не только исторического) в той или иной мере являются фантастикой, поскольку автор зачастую описывает события, которые в действительности не происходили, выводит на сцену вымышленных героев, а реально существовавшим людям приписывает поступки, которых они никогда не совершали, и слова, которых они никогда не говорили (исключение представляют лишь документальные произведения, биографии, хроники и т. п. — но это не совсем художественная литература). В английском языке даже есть очень удачный термин: «fiction» — фикция, выдумка, вымысел. «Fiction» — это картина, висящая на гвозде, вбитом в стену реальности.

Но что делать, если на нужном участке стены нет свободных гвоздей, да и места для новой картины маловато? Эта ситуация особенно актуальна для истории Западной Европы. Еще в XIX веке целая плеяда авторов во главе с непревзойденными мэтрами жанра Александром Дюма и Вальтером Скоттом основательно «прошерстили» все второе тысячелетие; а в XX веке, пожалуй, лишь Морису Дрюону и Генриху Манну удалось отыскать относительно свободные «ниши». В сложившихся обстоятельствах остается только два выхода (вернее, три; третий — не писать вовсе). Во-первых, можно вторгнуться в чужую «вотчину» и попытаться ниспровергнуть авторитеты — но дело это неблагодарное и, по моему твердому убеждению, безнадежное. Куда проще и честнее отойти в сторону и, набравшись терпения, сначала заложить фундамент, затем возвести на нем новую стену, вбить в нее гвоздь, а уже после этого вешать свою картину. То есть, создать собственную историю, альтернативную нашей, но генетически связанную с ней. В конце концов, если придумываешь героев, то почему бы не дать волю воображению и заодно не придумать всю историю целиком?… Собственно, так я и поступил.

В своем романе я не прибегаю к весьма распространенному приему «привязки» сюжета к нашей реальности — вроде того, как наш современник попадает в прошлое и постепенно убеждается в том, что это не то прошлое, о котором он читал в книгах. Все мои персонажи — дети своего времени, своей эпохи, своей реальности; они принимают ее такой, какая она есть, и даже в мыслях не допускают, что история могла бы развиваться по другому сценарию. Я старался вести повествование в таком ключе, будто пишу для людей из будущего того мира, где в действительности происходили описываемые мною события. Работая над книгой, я исходил из предпосылки, что моим гипотетическим читателям прекрасно известно, что во времена варварства, наступившие после падения Римской империи, некий Корнелий Юлий Абруцци, ставший затем Великим, объединил все итальянские земли в одно государство и провозгласил себя Римским императором, королем Италии, а впоследствии его потомки двинулись на север, чтобы вновь покорить Европу. Для людей той реальности представляется само собой разумеющимся, что орды хана Бату никогда не вторгались в Центральную Европу, поскольку в битве под Переяславом потерпели сокрушительное поражение и были отброшены на восток. Для них нет ничего удивительного в том, что Византия так долго и успешно противостояла турецкой угрозе, а выражение «латинские завоевания Константинополя» звучит для их ушей так же дико, как для нас, к примеру, «походы Александра Македонского на Норвегию»…

Я мог бы продолжать и дальше, но боюсь, что в таком случае мое вынужденное предисловие грозит превратиться в сравнительный анализ двух исторических линий — а это не входит в мои планы. Пускай читатель строит собственные догадки и предположения на сей счет — если пожелает, конечно. А ежели нет, то пусть воспринимает написанное как нетрадиционный исторический роман, где вымышлены не отдельные действующие лица, а все без исключения персонажи — от слуг и крестьян до королей и пап; где плодом авторского воображения являются не только конкретные ситуации и жизненные коллизии, но и события глобального масштаба.

Тем не менее, я полностью отдаю себе отчет в том, что предлагаемый на суд читателя роман все же сильно адаптирован к нашей действительности. В частности, это относится к терминологии, некоторым идиоматическим выражениям, личным именам и географическим названиям. Кроме того, в тексте упоминаются Боккаччо, Петрарка и Данте, а художника Галеацци кое-кто может отождествить с Джотто или Микеланджело, хотя они жили в разные времена. С другой же стороны, какой прок излишне запутывать читателя, говоря, например, Бордугала и заставлять его постоянно держать в уме, что это не что иное как Бордо? Здесь я пошел на компромисс, как мне кажется, вполне разумный и обоснованный. Впрочем, об этом судить самому читателю, а напоследок я просил бы его отложить в сторону все книги по истории и на время позабыть о них. Если же для удобства ориентировования ему захочется иметь под рукой карту, то сгодится и современный атлас мира. А для самых дотошных к тексту прилагаются генеалогические таблицы и алфавитный список всех действующих лиц.

Итак, иная историческая реальность, середина XV века от Рождества Христова…

Пролог

Филипп, двадцать первая весна

Горы были высокие, а ночное небо над ними — чистое и глубокое. В небе, окруженная россыпью звезд, медленно плыла луна, заливая призрачным светом громадный древний замок на холме с пологими склонами, вблизи горной реки, что несла свои быстрые воды с юга на север — с гор в равнину.

Вокруг замка, на склонах холма и у его подножия, раскинулся город. Как это часто бывает, замок вельможи, возведенный в глуши, но в стратегически важном месте, отовсюду притягивал к себе людей и постепенно обрастал домами, где селились рыцари и слуги, торговцы и ремесленники, придворные чины и просто дворяне мелкого пошиба, желавшие жить по соседству со своим сеньором.

Так и возник этот город между гор. А со временем он стал настолько большим, что был опоясан внешней крепостной стеной и глубоким рвом, заполненным проточной водой из реки. От главных городских ворот начиналась широкая, хорошо утоптанная дорога, которая, извиваясь змеей между соседними холмами, исчезала вдали среди гор.

В этот поздний час замок и город спали крепким сном, и дорога была почти пуста. Лишь один-единственный всадник, молодой человек лет двадцати, одетый в добротный дорожный костюм, не спеша, будто в нерешительности, ехал в направлении замка. Время от времени он и вовсе останавливался и осматривался вокруг. В такие моменты взгляд юноши становился мечтательным и чуточку грустным, а затаенная нежность в его глазах безошибочно указывала на то, что этот горный край был его родиной, страной его детства, которую он покинул много лет назад и теперь, после длительного отсутствия, вновь оказался в родных местах. Тот древний замок на холме вблизи быстрой горной реки некогда был его домом…

Горы те звались Пиренеи, река — Арьеж, замок — Тараскон, а молодой человек, о котором мы только что говорили, был Филипп Аквитанский, граф Кантабрии и Андорры. Изредка его называли Коротышкой, ибо был он невысок ростом, но чаще всего — Красивым или Красавчиком, и прозвище это не нуждалось в особых комментариях. Филипп действительно был красив; в его безупречно правильных чертах лица даже самый дотошный взгляд не отыскал бы ни малейшего изъяна, а его белокурым с золотистым отливом волосам позавидовала бы черной завистью любая блондинка.

Всякий раз, когда его называли Красивым, Красавчиком, Филипп снисходительно улыбался — ему нравилось это прозвище. Однако его улыбка мигом становилась горькой, когда он слышал свое имя с эпитетом Справедливый — так звали его отца, герцога…

1
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело