Юра Красиков творит чудеса (Журнальная версия) - Сарнов Бенедикт Михайлович - Страница 7

• Предыдущая
• 7/17
• Следующая

Минуты две он наслаждался произведенным эффектом, потом вдруг спохватился.

— Тьфу ты, черт! Чуть не забыл самое главное!

Пошептав что-то себе под нос, он щелкнул пальцами.

Появился роскошный, редкой красоты и размеров ангорский кот. Лениво потянувшись, он вспрыгнул на тахту и величественно там расположился.

Совершенно очумевшая Лена бросилась к тахте, стала играть с котом, гладить его, переворачивать на спину. Кот добродушно позволял все это с собой проделывать. В нем не было и тени Лениного нахальства. При всех своих великолепных статьях он был воплощенная деликатность и благовоспитанность.

— Что, Паршуня? Скажешь, и это гипноз? — язвительно спросила Лена, как истая женщина, сразу приняв сторону победителя. И, еще раз оглядев комнату, удовлетворенно подвела итоги: — Теперь даже иностранных корреспондентов принять не стыдно…

До иностранных корреспондентов дело пока еще не дошло. Но корреспондент из газеты действительно уже явился. Это был корректный юноша в замшевой куртке. У него было вежливое, скучающее лицо человека, смирившегося с тем, что ему, как всегда, опять всучили самое неинтересное редакционное задание.

Широким гостеприимным жестом Марк Самсонович ввел гостя в коридор, совсем как экскурсовод, показывающий посетителям залы музея.

— Здесь, — торжественно провозгласил он, — хранятся все лучшие сочинения моих учеников, классные и домашние работы, собранные за тридцать пять лет моей педагогической деятельности. А также все рукописные журналы, стихи, рассказы наиболее одаренных членов школьных литературных кружков, которыми я руководил. Должен сразу сказать, Что литературный кружок — это краеугольный камень моего педагогического метода. Я всегда считал и считаю, что преподавание литературы в школе без литературного кружка есть чистейшая фикция! Вот, пожалуйста! — Марк Самсонович выхватил из скопища старых тетрадок одну. — Классная работа ученика 6-го класса «А» 635-й школы Свердловского района Димы Чепурно-го. Ныне это крупнейший ученый, литературовед, доктор филологических наук. В прошлом мой ученик. Или вот! — Новая тетрадка безошибочно выхвачена из скопища ей подобных. — Григорий Половин-кин! Тоже мой ученик. Ныне знаменитый поэт! Слыхали, конечно?

— Ну как же, — сказал корреспондент, уверенно делая вид, что ему прекрасно знакома фамилия знаменитого поэта.

— А вот, не угодно ли! «Первое мая», стихи Паши Палева. Ученика 4-го класса «Б». Тоже писателем стал. Драматургом. И довольно известным.

— Это какой Палев? Тот самый? — оживился корреспондент.

— Вы имеете в виду песни? Да, он. Но песни — это так, между прочим. А вообще-то он писатель…

— Так он тоже ваш ученик? — Теперь в голосе корреспондента звучало уже неподдельное уважение.

— Мой, — небрежно ответил Марк Самсонович. — Среди моих учеников много знаменитых писателей. Клышко, Кутов, Кобликов, Пичугин…

— Как же, как же, — фальшивым голосом солидно протянул корреспондент.

Марк Самсонович схватил своего любимца и исступленно прижал к груди.

— Ну, а теперь, — делая свой широкий приглашающий жест, продолжал Марк Самсонович, — милости прошу в мою библиотеку. Это святая святых! Собственно, с нее-то все и началось. Я начал собирать ее сорок с лишним лет назад, шестнадцатилетним мальчишкой… Должен вам сказать, что в отличие от многих библиофилов я не отношусь к книге как к фетишу. Я беспощадно подчеркиваю, загибаю страницы, если мне это нужно. Помните, как говорил Маркс? Книги — мои рабы!.. Конечно, я уверен, что вам доводилось видеть и не такие раритеты, но кое-что, полагаю, поразит и вас… Достаточно сказать, что мне удалось собрать все прижизненные издания Блока… Почти все прижизненные издания Пушкина…

Последние слова Марк Самсонович произносил уже в комнате. Рука его привычно потянулась к тем полкам, на которых должны были стоять книги, о которых он говорил, и вдруг наткнулся на холодное, мерзкое стекло.

— Что это? — отдернул он руку, как будто бы прикоснулся к змее.

Ничего не понимая, он отодвинул стекло и достал первую попавшуюся книгу. На новеньком ледериновом переплете красовалось золотое тиснение: «Луи Буссенар. Похитители бриллиантов». И золоченый череп, перекрещенный двумя стрелами.

— Что это? — еще раз спросил Марк Самсонович уже с неподдельным ужасом. Ноги его подогнулись, он непроизвольно опустился в изящное жидконогое креслице и несколько секунд полулежал в забытьи. Потом приподнял голову, испуганно оглянулся и слабым голосом, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал:

— Боже мой! Где я?

— Марк Самсоныч! Не волнуйтесь, вы дома. Вы у себя дома, — как маленькому, объяснила ему Лена. — Это сделал Красиков. Но не думайте, пожалуйста. Это не гипноз! Юра Красиков, он еще и не такое может!

— А книги? Где мои книги? Моя библиотека!

— Я их пока на нашем школьном дворе сложил, где макулатура, — сказал Юра.

— Мои книги — макулатура?! — Марк Самсонович опять в изнеможении откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Быстро давай назад все его барахло! — тихо сказал Юре Сашуня.

— Ну что ты стоишь, как бревно? Он же умереть может! — тормошила Юру Лена.

Юра пожал плечами.

Вместо полированных застекленных стеллажей опять появились некрашеные сосновые полки с растрепанными старыми книгами.

— Мои книги! — не веря своим глазам, умильно воскликнул приведенный в чувство, ничего не понимающий Марк Самсонович. — Какое счастье! Боже, как вы меня напугали!

Дрожащими руками он перебирал обложки, страницы, гладил корешки.

— А это что? — вдруг с ужасом указал он на полированный стол с портретом Брижжит Бардо. — Немедленно верните мне мой стол!

— Пожалуйста! Я ведь хотел как лучше! — оскорбленно сказал Юра.

Появился прежний стол, заваленный книгами и тетрадями.

Ангорский кот, лежавший на тахте, заинтересовавшись перестановкой мебели, потянулся, соскочил с тахты и вспрыгнул на стол.

— Что это? Брысь! — закричал Марк Самсонович. — Откуда этот зверь? Вон! Немедленно вон отсюда!

— Это вместо вашего облезлого Лени, — сказал Юра. — Его, небось, вы боялись прогнать, а такого красавца гоните.

— Разве можно даже сравнивать его с вашим страшилищем! — сказала Лена. — Пусть хоть он останется, а?

— Нет! Ни в коем случае! Немедленно верните мне Леню! — истерически закричал Марк Самсонович.

Вместо роскошного ангорского кота на столе появился тощий и наглый Леня.

Марк Самсонович схватил своего любимца и исступленно прижал к груди. Он гладил его, целовал, не выпускал из рук, опасаюсь, как бы он опять не был подменен невесть откуда взявшимся чужим котом.

— Скажите, — указывая на Юру, обратился к Марку Самсоновичу в суматохе всеми забытый корреспондент. — Этот мальчик — тоже ваш ученик? Интересно, как он это делает? Очевидно, какая-то особая форма гипноза?

И тут даже вечный скептик Сашуня Парфенов не выдержал.

— Какой там гипноз, что вы! — сказал он. — Можете потрогать, все настоящее…

Корреспондент попытался потрогать Леню. Тот злобно зашипел, выпустил когти и яростно ударил лапой корреспондента по руке.

— Черт его знает! Кажется, и в самом деле не гипноз, — зализывая исцарапанную руку, неуверенно сказал корреспондент. — Очевидно, мы имеем дело с явлением, пока еще неизвестным науке…

Он достал из кармана блокнот, шариковую ручку. Выражение вежливой скуки на его лице окончательно уступило место живому и неподдельному интересу.

Необходимо трудовое воспитание…

Виктор Петрович и Коля возбужденно бегали по кабинету, время от времени бросая друг другу раздраженные, запальчивые фразы.

За время, прошедшее с тех пор, как мы их оставили, температура их давнишнего спора повысилась на несколько градусов. Но сам спор ни на йоту не сдвинулся с мертвой точки.

• Предыдущая
• 7/17
• Следующая