Томка и рассвет мертвецов - Грачев Роман - Страница 3

• Предыдущая
• 3/40
• Следующая

Как бы у нее научиться?

Из коматозного состояния меня не вытащил даже звонок матери.

– Привет, мой хороший! – ласково проворковала бывшая учительница физики Софья Андреевна Данилова. – Томка с тобой?

– Где же ей быть в субботу утром?

– Уже три часа, какое утро.

– Три?!

Я бросил взгляд на настенные часы гостиной. Действительно, десять минут четвертого. Где я проторчал весь сегодняшний день?!

– Если Томыч с тобой, может, приедете в гости? – предложила мама.

– Борщик будет?

– Будут отбивные.

– Неплохо.

Мама взяла небольшую паузу, но я был слишком измотан бездельем, чтобы уловить смысл. Впрочем, гадать особо не пришлось.

– И еще у меня к тебе дело… если ты не очень занят.

– По счастливой случайности, не занят.

– Ты, наверно, помнишь Нину Ивановну Захарьеву? Мы с ней очень тесно общались, пока я работала в школе.

Я что-то промычал в ответ, надеясь, что это прозвучало утвердительно. Хотя, честно говоря, не помню я ни

Захарьеву, ни Коломейцеву, о которой мама иногда рассказывала за ужином. То ли это ее подруги, то ли бывшие коллеги, то ли соседки, черт их разберет.

– Знаешь, у нее, оказывается, племянник погиб. Он у нее один близкий родственник оставался. Всех уж перехоронила.

– Ох…

– Да, представляешь! Зимой, перед самым Новым годом, разбился на машине. А мы и не знали. И ведь сама ничего не сказала, дуреха! Хоть бы подошли, поддержали.

– Да, мам, это грустно.

Я не знал, как побыстрее закончить разговор. Дурацкая врожденная интеллигентность.

– Так вот, Антош, об этом я и хотела с тобой переговорить.

– О гибели племянника?

– Ты у меня смышленый.

– Мам… – Я все же не смог удержаться от вздоха. – Я примерно представляю, о чем пойдет речь. Сразу предупрежу, что ничего не могу и не буду обещать. Прошло полгода. Даже если есть какие-то сомнения, то наверняка уже все перетоптано и перелопачено. Я не берусь за дела с таким сроком давности. Я пробовал, но… прошлое сопротивляется.

Маму мои сомнения не убедили. Она же бывшая физичка.

– Ты все равно ничего не потеряешь, если просто послушаешь историю и поешь отбивных. С тебя не убудет. Когда вас ждать?

Я снова поглядел на часы. Никуда не хочу. Ничего не хочу.

– К шести.

У меня была раньше одна теория насчет прекрасного пола. Сомнительная, конечно, но я не философ. Мне казалось, что Бог наделяет женщину каким-то одним талантом. Либо он делает из нее изумительную хозяйку, способную готовить, гладить, стирать, воспитывать детей, ругаться в ЖЭКе и забивать гвозди. Либо лепит роковую леди, чье единственное призвание – быть любимой, разбивать мужские сердца и складывать поклонников в штабеля. Либо Бог превращает даму в некое подобие мужчины с сиськами, для которой карьера и успех в делах превыше всего, в том числе поклонников и котлет. И тут не имеют значения ни внешность, ни физические кондиции. Все три категории женщин могут быть в равной степени и чертовски сексуальны, и удивительно непривлекательны. Дело в начинке и нацеленности на результат.

Увы, когда я смотрю на собственную матушку, теория моя разлетается вдребезги. Она умна и интересна как личность. Я до сих пор жалею, что мама не позволила мне учиться в той школе, где она преподавала (педагогика на марше!). Во-вторых, она в молодости была настоящей красавицей. В ее фотоальбоме есть немало снимков, где компанию Софье Даниловой составляли очень симпатичные и представительные мужчины. Не могу сказать подобного о своем отце, который по каким-то неведомым причинам оставил семью, когда мне было совсем мало лет, но мужчины в жизни моей матери определенно были, и далеко не последние лохи.

В-третьих, матушка изумительно готовила. Особенно ей удавались фаршированные перчики, голубцы, котлеты и отбивные. А еще борщ! Я от него млею. Когда суровые будни изматывают меня, не оставляя сил на готовку и даже на поход в магазин, я вместе с Томкой приезжаю к матери и тупо отъедаюсь.

Не скажу, что моя сегодняшняя субботняя апатия при виде отбивных в невероятно пахнущем соусе развеялась, но определенные подвижки в душе произошли. По крайней мере, у меня проснулся аппетит.

– Ужасно выглядишь, – заметила матушка, расставляя тарелки на столе в гостиной.

– Он сегодня весь день такой! – наябедничала Томка.

– Какой?

– У него, видите ли, апатия. Он ленится. Весь день валяется на диване. Хорошо, что ты позвонила, баб!

Матушка укоризненно покачала головой. Я лишь виновато улыбнулся, а Томычу украдкой показал кулак:

«Попросишь ты у меня еще мороженого, предательница!».

Первая тарелка ушла за милую душу. В углу бубнил телевизор, настроенный на информационный канал.

Томка чавкала, уныло ковыряясь вилкой в тарелке. Перед застольем она с азартом отстаивала свое святое детское право переключить телевизор на мультики, но на бабу Соню где сядешь, там и слезешь. Бабушка у нас – не чета мне, рыхлому папочке, из которого можно лепить разные фигурки.

На второй тарелке отбивных с картофельным пюре и овощным салатом я почувствовал некое напряжение за столом. Матушка всегда говорила о делах лишь после утоления голода. «С сытым человеком проще разговаривать».

Вот и пришло мое время.

– Так вот, насчет той женщины… Антош, ты послушаешь?

– У меня есть выбор? – Я попытался улыбнуться.

– Выбор есть всегда.

– Я тебя слушаю.

Мама взяла пульт, переключила телевизор на мультики.

– Респект и уважуха! – воскликнула Томка и сразу потеряла интерес к нашему разговору.

– Нина Ивановна Захарьева у нас преподавала историю, – начала мама, глядя в тарелку. – Женщина она хорошая, только что-то уж очень несчастливая…

Говорят, Бог не посылает нам страданий больше, чем мы можем преодолеть. Не ручаюсь за точность цитаты, но примерно так.

Согласитесь, всякий из нас периодически считает себя несчастливым. Вроде все есть – дом, хорошая работа, дети, семья, шашлыки с друзьями на даче по праздникам, и здоровье не шалит, и бодрость духа, и грация, и пластика… а потом что-то происходит, и ты чувствуешь себя незаслуженно обиженным небесами. Начинаешь жаловаться и ныть. Выпиваешь. Срываешься на окружающих. Казалось бы, остынь, оглядись вокруг, подумай.

Ты поймешь, что ничего не изменилось. Пройдет черная полоска, наступит белая. Не ты первый, не ты последний. Как говорил один классик, даже худшие дни этой жизни чертовски хороши.

Но бывают и радикальные случаи, когда спорить трудно: несчастья валятся на голову одно за другим. И не просто бытовые житейские неприятности, а именно несчастья. Будто в одной точке многообразной Вселенной – конкретно в тебе – сосредоточились все возможные аномалии.

Нина Ивановна Захарьева рано похоронила мужа. Пять лет наслаждалась обычным семейным счастьем, но потом ее любимый и единственный мужчина в пьяной драке хрестоматийно нарвался на нож. Нет, он не был забулдыгой, но Сволочь-С-Косой иногда выбрасывает фортеля. Пришел Виктор Захарьев с товарищем в ресторан мирно отметить повышение по службе, никого не трогал, наслаждался антрекотом, элитным коньяком и беседой, но из-за сущего пустяка сцепился с компанией новых русских в малиновых пиджаках (дело было в девяностых).

В зале ресторана конфликт удалось погасить усилиями службы охраны, но уже поздно вечером, затемно, на выходе из заведения случилась новая потасовка. К «пиджакам» подъехала группа поддержки. У двоих мирных интеллигентов в противостоянии с десятком быков не было никаких шансов. Товарищ отделался сотрясением мозга, а Захарьев умер в реанимации от ножевого ранения.

У Нины Ивановны на руках остался трехлетний сыночек, а доходов – зарплата учительницы, да и то не регулярная, а лишь по большим государственным праздникам. Чем только не занималась преподавательница истории, чтобы вырастить Степку. Репетиторствовала, что-то перепродавала, перешивала. Писала чужие дипломы и курсовые. Жила в тумане, о себе не думала, только бы Степка не чувствовал себя обделенным.

• Предыдущая
• 3/40
• Следующая