Прозрачные витражи - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 12
- Предыдущая
- 12/18
- Следующая
Словно в подтверждение его слов до меня доносится чья-то восхищенная реплика: «Нет, ты глянь, как попкой крутит! Гадом буду, тактовая не меньше тысячи, а канал – оптоволокно!»
Я даже спотыкаюсь.
Обидно!
«Ксения» такая пластичная из-за хорошего дизайна, а вовсе не из-за мощной машины!
Коридорами тюрьмы, уже укрывшись от взглядов заключенных, мы идем к кабинету Томилина. Я отсчитываю пятое от входа окно – на нем сидит один из моих «жучков»…
Сидел.
Окно чисто вымыто. Прямо-таки демонстративно вымыто, а для идиотов на узком подоконнике оставлена баночка «Лозинского». Как там гласит рекламный слоган? «Убивает даже неизвестные вирусы!»
Понятно. Товарищ подполковник решил сделать тонкий намек.
Но когда я вхожу в его кабинет, оставляя охранника в коридоре, мое мнение о тонкости намеков меняется.
На столе Томилина, рядом с телефонами, клавиатурой и дисплеем, бумагами, парой фотографий в рамочках, появился совершенно неуместный предмет.
Горшочек с геранью.
– Доброе утро, Карина!
Томилин – само радушие. Встает навстречу, галантно подвигает стул.
– Кофе?
– Краснодарский? – не удерживаюсь я от иронии. Но выходит жалко и неубедительно. Никак не могу отвести взгляд от герани.
…А смеется Томилин хорошо. Добродушно, словно бы приглашая присоединиться к его веселью. Людей, умеющих так смеяться, очень любят в компаниях – они любую неприятность превращают в забавное приключение.
– Нет, Карина. Самый заурядный бразильский. Растворимый порошок.
– Спасибо, с удовольствием, – соглашаюсь я.
Надо сохранять лицо. Надо продолжать играть. Надо отдать инициативу. Это не шахматы и не крестики-нолики. Тот, кто делает ход первым, проигрывает чаще.
– В этом теле вы мне нравитесь гораздо больше, – замечает Томилин мимоходом. Поднимает трубку телефона, командует: – Два кофе!
И застывает, устремив на меня любопытствующий взгляд.
– Я хотела бы еще раз пройти по тюрьме, – говорю я неожиданно даже для себя. Ну что мне искать?
– Давайте-давайте, – не спорит Томилин. – Если можно, то постарайтесь закончить к двум часам дня, Карина.
Светская беседа. Будто я могу пренебречь приказом, пусть и оформленным столь любезно.
– Конечно. – Я киваю. – Какие-то планы?
– Да. Первый сеанс катарсиса. – Томилин досадливо машет рукой. – Хотели несколько позже, но… обстоятельства заставляют торопиться. Слишком много ретроградов… вы же понимаете, Карина?
Я понимаю, конечно же, понимаю…
И смотрю на герань.
– Карина, вы любите цветы?
– Угу. Кроме герани.
– Почему так? – Подполковник искренне огорчен. – А вот мне герань нравится, Карина.
Он повторяет мое имя так упорно, что приходится ответить тем же.
– Аркадий, а вам никогда не казалось, что держать преступников в глубине – непредсказуемо опасно? – спрашиваю я.
– Мы ведь уже обсуждали…
– Я не о том. Никто не знает до конца, как действует дип-программа. Никто не понимает, что же все-таки такое глубина. Что происходит с сознанием, постоянно погруженным в виртуальность? Какие способности может обрести человек? Как влияют люди, находящиеся в глубине, на саму глубину?
– Дайверы… – Томилин улыбается. – Сетевой разум…
– Хотя бы! Легенды не возникают на пустом месте.
– Легенды создают люди. – Томилин достает сигареты. Мрачная женщина-охранник приносит кофе, бросает на меня косой взгляд и исчезает за дверью. – Карина, человеку свойственно придумывать страхи. Это защитный механизм, понимаете? Лучше бояться несуществующей опасности, чтобы она не застала врасплох. Любое устройство сложнее керосиновой лампы начинает вызывать подозрение. Вы увлекались фантастикой, Карина?
– Нет.
– А зря. Давным-давно, когда еще не существовало никакой виртуальности, когда компьютеры были большими, люди начали бояться электронного сверхразума. Его появление предсказывали и в объединенных телефонных сетях, и в примитивных ламповых… арифмометрах. Компьютеры совершенствовались, объединялись в сети, а разума – не возникало. Тогда стали бояться людей, которые сумеют общаться с электронной сетью на новом, недоступном большинству уровне, без всяких устройств ввода-вывода. Но время шло, а людей таких – не находилось. Легенды, Карина! Защитный механизм человечества. Все непонятное – потенциально опасно. Все непонятное – страшно.
– Но если такая вероятность есть? Хотя бы потенциально? Если этот самый сетевой разум уже существует, а мы просто не в силах заметить его проявления? Если дайверы есть, но таятся?
– Если дайверы есть, но таятся – то они вовсе не опасны. Это лишь любопытный феномен, подлежащий изучению. – Вот теперь Томилин говорит без иронии. – И пусть наши подопечные обретают ненормативные способности. Замечательно! У нас очень хорошие следящие системы, Карина. Мы сразу обнаружим происходящее. Разберемся, что и как произошло. А телесно весь контингент находится под бдительным присмотром… не хотите их посетить в реальном мире?
– Это не входит в мою компетенцию, – отмахиваюсь я. – Аркадий, ну а сам факт того, что в виртуальности находится толпа преступников? Если допустить, что сетевое сознание существует и формируется личностями тех, кто пребывает в глубине?
– Карина, мало ли в глубине бандитов? – серьезно спрашивает Томилин. – Господи, да что тут две сотни заключенных! Тысячи, десятки тысяч убийц, насильников, террористов, наркоторговцев пользуются виртуальностью! Вот кто ее формирует! И все попытки их обуздать… знаете, вводили такую международную программу: «СРАМ»?
Качаю головой. Нет, не помню…
– Она должна была отслеживать преступников по ключевым словам в электронной переписке, – морщась, поясняет Томилин. – А торговцев порнографией – по розовому цвету голых тел в видеороликах… И знаете, что произошло? Возникла мода – каждое самое невинное письмо писать на розовом фоне и сопровождать лозунгами, шапкой из фраз вроде «НЕТ ТЕРРОРИЗМУ! ВЗРЫВЧАТКУ ДОЛОЙ ИЗ ЖИЗНИ! НАРКОТИКИ – НЕ НАШ ВЫБОР, ПОКУПАЙТЕ ЙОГУРТ!» Через полгода программу свернули. Невозможно было контролировать всё! Ревнители гражданских свобод торжествовали… а преступники продолжали резвиться в виртуальности. Легализовали бордели… создали электронную марихуану и виртуальный героин… обменивались планами терактов…
Я не слышала этой истории. И в голосе Томилина – настоящая горечь человека, вынужденного отступить перед несправедливостью.
– В новом, виртуальном мире нужны новые возможности для борьбы с преступностью, – говорит он вдруг. – Неожиданные. Революционные. Дающие кардинальное преимущество силам охраны правопорядка. Вы не согласны, Карина?
А я и не знаю уже, с чем согласна, с чем – нет. Нет, и Чингизу я не лгала. Средства, которыми пользуется Томилин, мне не нравятся. Вот цели… цели-то самые благие.
– Подготовили отчет, Карина? – интересуется Томилин, так и не дождавшись ответа.
– Я займусь им вечером. Разрешите еще раз проинспектировать заключенных?
Томилин устало прикрывает глаза. Нетронутый кофе на столе, горшок с геранью, фотографии… Я вдруг замечаю, что это фотографии пожилого мужчины и пожилой женщины. Очевидно, родители подполковника, а вовсе не жена и дети…
– Разумеется, Карина. Проверяйте все что угодно, сопровождающего я вам выделю…
Уже у дверей подполковник окликает меня снова:
– Карина!
Оборачиваюсь.
Пальцы Томилина медленно сминают цветок герани.
– Допустим, что я перестраховался. Испугался за вас. Понимаете? Бандиты могут быть сколь угодно обаятельны… в отличие от нас с вами. Но мы по одну сторону. Они – по другую. Этого… не стоит забывать. Приходите к двум часам, хорошо? Я надеюсь, ваше мнение изменится.
Пальцы его все комкают и комкают несчастный цветок. Не провинившийся ничем, кроме того, что есть у нас традиция называть оружие именами цветов.
Мне ничего не остается, кроме как кивнуть подполковнику.
- Предыдущая
- 12/18
- Следующая