«…И я увидел другого зверя», или два года в Кремле - Олейник Борис Ильич - Страница 23

«Больше всего хотелось бы мне начать этот рассказ с эпизода счастливой встречи матери и сына, с которым она рассталась много лет назад. Этакий хеппи-энд, счастливый конец драматической истории.

К сожалению, не выходит. К счастливому завершению этой истории сегодня так же далеко, как и тогда, до войны, когда неожиданно не стало у Марии Павловны Ермоленко ее Миши. А может, и еще дальше, ибо тогда была надежда: „Отыщу, обязательно отыщу. Мир не без добрых людей…“, а теперь будто бы и отыскала, а сын так же далеко. И страдает несчастная женщина, стучится во все двери, шлет письма во все концы и больше всего боится, что сын так и не узнает родной матери.

— Ничего мне от него не надо. Пусть живет и делает, что хочет. Я же хочу одного: чтобы он знал мать, а я его. Ибо прожить век и родную мать не знать — это же страшно… Не хочу искать его на том свете.

Ее печальные глаза смотрят на меня с надеждой:

— Может, он прочтет газету…

Светлый рассудок и память, как на ее восемьдесят четыре года — ясны. Как будто вчера, видит она свою далекую юность, родное село Голинка, где родилась и выросла. Приветливую и работящую, засватал ее красивый парень из Гайворона Сашко Ермоленко. В 1929 году родилась девочка Катруся, а через два года, на второй день весны, у Ермоленко появился и мальчик. Нарекли его Михаилом. Говорил сельский батюшка, что это имя значит „кто как бог“.

Прекрасные родились дети. Всю красоту взяли от отца-матери, только на головке сына родимое пятно было. Когда носила его под сердцем, вспоминает Мария Павловна, большой пожар случился на Черняховке (такая улица была в Гайвороне).

— Я сильно испугалась, схватилась за голову: „О, боже!“. Так и пометила своего мальчика. Но под волосиками не видно было. А выше того пятна у него на темечке был такой темный кружочек с густым черным чубом. Тогда тот кружочек исчез, а пятно осталось. То рука моя…

Супружеская жизнь не сложилась. А тут — голод. Чтобы как-то спастись, решила Маруся с Катей ехать на Донбасс. А маленького Мишу, посоветовавшись, оставила у матери, в Голенке: корова была, как-то прокормятся. Пестуя сыночка, не думала, что держит его на руках в последний раз…

Не сладко было и на Донбассе, но все же легче. Остановилась она в Верхнем, возле Лисичанска. Работала на фабрике-кухне. Чтобы как-то поддержать мать с сыном, посылала в Голенку посылки с продуктами. Писем из дома не было, но это не особенно тревожило: кто же напишет, если мама неграмотная? Но почему, почему ее сердцу не чувствовало беды?!

Когда приехала в отпуск, Миши дома не застала. Мать успокаивала: „Да нигде он не денется, приезжал Иван, забрал погостить. А там ему хорошо, вот посмотри на карточку, каков твой Миша. В костюмчике, туфельках, на головке пилотка-испанка“.

Мария обцеловала фотографию, на обороте которой стояла дата 2 марта 1938 года. Сыночек, солнышко… Господи, совсем взрослый — семь годочков. Спасибо брату, сфотографировал в день рождения.

— Да не реви ты, — упрашивала мать. — Иван его выучит, в городе же лучше… Иван грамотный, не то, что мы с тобой…

А она уже все решила. И, взяв Катю, поехала в далекий Таджикистан, где учился на врача младший брат. Казалось, дорога никогда не кончится. Представляла встречу с сыном…

Иван встретил неприветливо:

— Зачем явилась? Ты меня опозоришь!

— Господи, чем?

— Я сказал, что вы умерли.

— Где мой сын?

— Он в таком месте, что конфет имеет вдоволь…

— Где мое дитя?! — рыдала она, сердцем чуя беду.

— Я его сдал в детдом, в Ленинабаде.

Екатерина Александровна вспоминает, что дядя был в военной форме, купил им на дорогу бубликов, посадил на поезд.

Так и поехали с теми бубликами и со слезами, растерянные, несчастные, не зная, куда делся ребенок.

С тех пор она ищет сына. Куда запроторил мальчика Иван Лазаренко, не знают ни Мария Павловна, ни Екатерина Александровне В родные места брат не ездит, хотя до сих пор живет в казахском городе Джадибара. Писем сестре не пишет. Правда, поздравительные открытки присылает его жена Тамара Яковлевна. Желает счастья, здоровья, благополучия. А счастье закончилось для нее давно…

Из Ленинабадского детдома ответили сразу: у них такого не было. И осталось от сыночка одно-единственное фото: круглолицый мальчик в пилотке-испанке, новом костюмчике и туфельках. И незаживающая рана в материнском сердце. Позже, после войны, она увеличила ту фотографию, и сегодня два портрета семилетнего Михайлика висят в ее комнате. Один над маминой кроватью, второй — над Катиной. Дочка, прожив долгие годы в Грузии, вырастив троих дочерей, отдав их замуж, похоронив мужа и выйдя на пенсию, приехала к матери в Дмитровку. Там, на улице Садовой, в небольшом домике живут они и поныне.

На протяжении пятнадцати лет, вплоть до ликвидации района, работала Мария Павловна в райкоме партии. И все годы писала в разные концы, искала сына. Сколько этих писем разлетелось по миру, наверное, и не сосчитать. В детдомы, редакции газет, на радио, и телевидение, в паспортные столы, милицию, Министерство внутренних дел Таджикистана…

Из газет «Комсомолец Таджикистана», «Комсомольская правда», куда писала несчастная мать еще в пятидесятые годы, из газет в шестидесятые ответы одни и те же: «Письма о розыске близких и родных не печатаем. По вопросу о розыске сына советуем обратиться в местное отделение милиции».

«Дополнительно к нашему письму от 25 июня 1950 года сообщаю, что ваш сын Михаил Александрович — на территории Таджикской ССР проживающим не установлен и ранее содержавшимся в детдомах не значится. В отношении его розыска рекомендуем обращаться в органы милиции по месту вашего жительства. Зам. начальника отдела УМ МВД Таджикской ССР. Подпись».

О ее беде знала вся Дмитровка.

В красном углу маленькой комнаты под кролевецким рушником висит икона Божьей Матери с сыном. Не раз она падала перед ней на колени, моля помочь найти сына, ее Мишу…

Как-то вечером, истопив печку, она сидела перед телевизором. Внучка за столом углубилась в учебник. По телевизору транслировали открытие XXVII съезда КПСС. Она не очень прислушивалась к тому, о чем говорили. Просто смотрела на людей, которые заседали во Дворце Съездов. Неожиданно — словно током ударило: тот, который выступал с докладом, показался ей до боли родным.

— Ой, Миша…

Внучка удивлено посмотрела на бабушку.

— Кто, бабуля? Какой Миша?

— Мой Миша…

Слезы покатились из ее глаз. Она не могла уже оторваться от экрана.

— Так это же Горбачев, бабуся! Горбачев, слышишь?

Она не хотела ничего слышать. Ничьих доводов, ничьих слов. Боялась и боится только одного: чтобы не умереть, пока не скажет ему, что нашла его, что она его мать, а он ее сын. Посылала заказные письма в Москву — Горбачеву, Раисе Максимовне, их зятю Анатолию в больницу, где он работает… В ответ получала извещения: письмо передано в общий отдел ЦК КПСС. И все. Приезжали к ней ответственные люди из Бахмача и Чернигова, уговаривали, убеждали, что она ошибается. Она не отрицала: пусть себе говорят, у них такая работа. Переубедить же ее никто не сможет. Слушает Мария Павловна только свое сердце.

Она завела дневничок, в который записывает все, что происходит в жизни того, в ком она узнала сына:

«Мишу узнала на 27 съезде 86 года.

Миша Президент. 15 марта 90 г.

Заваруха была на даче 19 августа 91 г. на Спаса.

Президент Фонда Миша. 92 г. 1 января».

… Мария Павловна уверена, что ее письма не доходят к тому, кто для нее как бог. Обрадовалась приезду журналистов: теперь он, наконец, будет знать о ней.

Теперь в ее комнате над ковриком с оленями висит большой цветной портрет Михаила Сергеевича Горбачева. А со стены смотрит кареглазый мальчик в пилотке-испанке. Они действительно чем-то похожи, тот, которого знает весь мир, и Миша Ермоленко из Гайворона, чья судьба неизвестна даже родной матери.

… Марья Павловна и Екатерина Александровна провели нас до ворот…

— Приезжайте к нам летом, приглашали они. — Здесь такая красота. Море цветов… Приезжайте!

К визитерам старая мать привыкла. С тех пор, сказала, как узнала сына, было их немало. Вот и мы приезжали. Поверьте — не за сенсацией. Ничего определенного мы сказать не можем. Но и переубеждать старую мать, что она ошибается, не позволяет совесть. Собственно, что мы знаем о раннем детстве того, кто был нашим первым Президентом? Ничего. Строить какие-то догадки — недостойно. Точно известно нам лишь то, что живет на Черниговщине в селе Дмитровка человек очень сложной, трагической судьбы. Выпало ей пережить то, что не дай Бог никому.

Есть в этой истории какая-то тайна.

— Ничего мне от него не надо. Пусть живет и делает то, что ему хочется. Но брать грех на душу не могу. Хочу, чтобы он знал мать, а я его. И все. Не искать же мне его на том свете! — слышу ее горестный голос. И знаю: ничто, никакие доводы и разъяснения, никакие разубеждения не остановят ее. Будет искать она сына, пока живет в этом мире.

Простите нас, мама…

Л. Кузьменко».