Три романа Синди Блэка - "Графит" - Страница 84
- Предыдущая
- 84/130
- Следующая
— Ну что же, — подвела итог Фредди, когда Синди выдохся и припал к стакану с водой, — я рада за тебя. Признаться, теперь я куда спокойнее за тебя, чем еще неделю назад, хотя сейчас ты за тысячи километров. Я вижу, что ты на своем месте.
— Жаль, что ты не можешь увидеть всего.
— Зато я увидела, как ты рассказываешь. Хоть билет на концерт как-нибудь пришли, засранец!
— Фредди… я же учитель танцев теперь. Я не выступаю.
— Ну да, да. Но если что, билет пришли!
— Упрямая коза.
— А как же с тобой иначе. Передай своему Квентину, что я благословляю его периодически тебя пороть.
— Он не «мой».
— Так и знала, что по сути возражений не будет! — расхохоталась Фредди и отключилась.
На следующий день Синди выбрал квартиру. Он с первого взгляда влюбился в ее окна — высокие, наполняющие светом комнаты на заре, в небольшой сквер около дома, где бил небольшой фонтан и разливался пруд, в котором разевали рты неповоротливые золотистые рыбы, и выгибал спину ажурный металлический мост. Единственным недостатком квартиры была удаленность от центра, но Синди сомневался, что сможет снять в центре хотя бы комнату. Кроме того, его все больше радовало равнодушие окружающих к его внешнему виду. Хозяйка, показывающая ему квартиру, только раз скользнула взглядом по его голым ногами и ничего не сказала. Синди был уверен, что до него у нее останавливались самые разные жильцы и, судя по мягкости обращения, он ей казался далеко не худшим вариантом квартиранта.
Пока он улаживал формальности и вносил предоплату, день перевалил за середину, и Синди спохватился, что должен быть на первой из лекций. В Академию он успел как раз вовремя и смешался с толпой таких же слушателей, щеголявших ирокезами и пирсингом, одеждой всех цветов радуги, фантастическими аксессуарами и причудливыми татуировками. Среди них несколько молодых людей в деловых костюмах казались случайными гостями, но вот, один из них достал из нагрудного кармана платок, и тот оказался исписан цитатами из песен популярных групп, а на манжетах второго сверкнули запонки в форме черепов. Синди был счастлив.
Однако счастье его поубавилось с началом занятия. Лектор, высокая статная дама, прекрасно поставленным голосом рассказывала о росписи тканей в разные эпохи. Синди с твердым намерением отнестись к учебе серьезно старался слушать каждое слово, но вскоре к своему неудовольствию понял, что то и дело теряет нить повествования. Он уже открыл было рот, чтобы попросить пояснять непонятные слова, но обратил внимание на поведение остальных слушателей. Все они внимательно смотрели на лектора, многие делали пометки на планшетах. Никому не мешали непонятные термины и странные имена, потому что для всех, кроме Синди, они были понятны и привычны!
Сосед слева, тот самый, с запонками-черепами, с удивлением смотрел, как белокожий Синди медленно заливается густой краской, от щек ко лбу, ушам и шее. Синди казалось, что у него горит даже кончик носа. Никогда раньше он не чувствовал так остро недостаток эрудиции. Подмывало вскочить, выбежать из Академии и признаться, что некоторые вещи не для него, а Квентин ошибся. Как можно черпать вдохновение из источника, к которому не подступиться?!
Но подобный поступок стал бы позорной капитуляций и росписью в собственном бессилии. Синди Блэк, сбежавший из дома в пятнадцать, отвоевавший себе право одеваться, как хочется, и выступать, как чувствуется, не мог себе этого позволить. Он стиснул зубы и пообещал себе этим же вечером взяться за первую книгу из списка Квентина. А пока он заставлял себя вслушиваться в речь лектора, даже тогда, когда понимал с пятого на десятое, и вертел в пальцах один из браслетов. Браслет героически продержался всю лекцию и сломался как раз на финальной фразе.
— Эй, ты в порядке? — окликнул его сосед, когда поток слушателей потянулся из аудитории. — Ты так покраснел…
— Жарко тут, — вежливо улыбнулся Синди. — Не могу привыкнуть к климату.
Вечером, перебравшись в новую квартиру, распахнув окно, в которое ветер заносил свежий запах каких-то очередных цветов, Синди взгромоздился с коммом на подоконник и с мрачной решимостью открыл первую из книг, посвященную искусству древних времен.
Он, велевший себе не заснуть хотя бы на первых десяти страницах, с удивлением обнаружил, что на улице начало темнеть, а он оставил позади не десять и не двадцать страниц, хотя читал всегда медленно. Книга оказалась на удивление увлекательной, хотя относилась скорее к учебной, чем к развлекательной литературе. Но, написанная легким живым языком, она заинтересовала Синди. Тем приятнее было находить в ней знакомые факты — что-то он знал от Майка, что-то Фредди и ее друзей, что-то не выветрилось из его головы со времен школьных занятий. Теперь все эти обрывки знаний постепенно стали складываться в общую картину. Синди даже спросил себя, почему он раньше не посвящал время книгам — и не нашел ответа. Ему не пришло в голову, что никто и никогда не пытался привить ему любовь к чтению. Даже Майку было интереснее блеснуть интеллектом, чем реально научить чему-то Синди, а остальным и вовсе было плевать.
Потекли спокойные дни на Гайе. Синди просыпался, когда комнату заливали солнечные лучи, разминался, завтракал и танцевал или шел гулять. Он гулял до боли в мышцах и с восхищением понимал, что на изучение всех красот Парнаса у него могут уходить недели, а улица, которую он вроде бы осмотрел, на следующий день могла выглядеть совершенно иначе.
Пару раз он даже выступал наравне с теми, кто выходил на улицу в поисках заработка и удачи. После этих выступлений его счет хоть немного, но пополнился, что было очень кстати — лекции и книги требовали денег, а Квентин все еще не звал его на работу. Зато маэстро звонил. Сначала, чтобы узнать, как он устроился, а потом для разговоров словно бы ни о чем. Синди понимал, что Квентин экзаменует его, но не видел смысла протестовать.
Иногда ему становилось одиноко. Кроме Квентина, у него не было знакомых на Гайе — слушатели на лекциях постоянно менялись, на работе он еще никого не знал, и порой на него наваливалась неясная тоска. Особенно по вечерам, когда на улице становилось тихо, только доносился из центра веселый гул — там жизнь по ночам не затихала. Ветер шевелил листву в сквере, светился оранжевым одинокий фонарь на мосту, и Синди казалось, что он чувствует каждый километр, разделяющий его и Анатар. В такие вечера он чаще звонил друзьям, подробно расспрашивал про домашние дела, рассказывал о себе. Фредди и остальные искренне желали ему удачи, и Синди приободрялся, убеждаясь снова, что даже на таком расстоянии у него есть близкие люди, которым он небезразличен.
Пробовал он звонить и Мелкому, но после пары раз отказался от этой затеи. Их разговоры превращались для них обоих в пытку неловкостью. Мелкий слишком любил Саймона, чтобы с легкостью сохранять дружеские отношения с Синди, а Синди было слишком трудно постоянно держать себя в руках, чтобы не спросить: ну как? Как там он? Есть ли в нем хоть немножко, хоть на грамм той тоски, от которой Синди до отлета лез на стену, или он уже давно нашел себе кого-то, чье тело согревает его во сне? Синди перестал звонить. Мелкий не перезванивал.
Иногда, в припадке грусти, Синди ехал в какой-нибудь клуб и проводил ночь там за выпивкой и танцами. Он не искал знакомств. Ему достаточно было ощутить себя частью веселой толпы, дышать в унисон с остальными, двигаться в одном ритме с ними, чувствовать запахи пота, алкоголя и возбуждения. Такое мнимое единение отгоняло от него одиночество.
Время шло, таяли деньги на счете. Синди с восторгом неофита проваливался в миры, которые открывали перед ним книги и лекции, и мерил шагами улицы Парнаса. Он смотрел, слушал, запоминал, кормил птиц в парках и рыб в прудах, поднимался на смотровые площадки, наблюдал за искусством уличных артистов, принимал участие в играх, которые проводились в центре то одним, то другим творческим объединением. Синди загорел, немного похудел и в глазах у него появился нервический блеск от избытка новых впечатлений.
- Предыдущая
- 84/130
- Следующая
