Последний дюйм - Дедюхова Ирина Анатольевна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/11
• Следующая

Все поплыло перед глазами, завертелось, но она знала, что терять сознание сейчас никак нельзя, выбравшись из-под платья и наручников, упавших за диван, она быстро пролезла под отошедшую обивку дивана в крохотную нишу, где когда-то еще Рудольф прятал от нее свои заначки. Только устроившись в пыльном душном сентипоне, она ужаснулась тому, что натворила.

— Слышь, Бобруйко, а куда хозяйка-то делась? — упавшим голосом спросил Сивцов, отодвигая диван и тыча огромной волосатой лапой в скомканное платье, развалившиеся туфли, приподнимая двумя страшными жирными пальцами бюстгальтер… Но Бобруйко ему ничего не ответил. Сивцов поглядел в ту сторону, куда, открыв рот, не мигая, смотрел Бобруйко, и тоже замолчал. На подоконнике сидел их бывший хозяин, панихиду вечной памяти которого они только сегодня прослушали с большим интересом. Он был абсолютно голым с розовой дверцей кукольного шифоньера на голове. Нервы у мужчин были, очевидно, закаленными, своего хозяина они раньше, чувствуется, и не в таких видах видали, поэтому почти не удивились его внезапному появлению. Некоторое время все трое молчали, пока от караульщика у дверей не раздался тихий окрик: «Бобруйко, Сивцов! Что там у вас?»

— У нас ничего особенного, отвянь! — скомандовал ему Бобруйко.

— Ну, Бобруйко, на кого ты теперь работаешь? — угрожающе рыкнул Дюймовка. Внимательно прислушивавшаяся к происходящему Белла, привыкнув раньше к писку гномика, впервые поняла, что тот может нагнать страху одним только голосом.

— Не давите на меня, Павел Сергеевич! — твердо ответил ему Бобруйко. — Я соображаю, возможно ли аннулировать акты о вашей смерти. Наверно, было бы гораздо удобнее, если вас через некоторое время ниже по течению в Карлутке нашли. Для вас удобнее. А сейчас я подумаю, как будет удобнее для нас, минутку!

Все терпеливо подождали минутку. И действительно, просчитав мысленно все варианты, Бобруйко открыл глаза и произнес: «Я теперь работаю на Светлану Олеговну! Она нас второй раз сюда послала, отдав вполне внятные указания по вашей ликвидации и зачистке жилплощади. А вам нынче, после того, как все руководство области сегодня присутствовало на вашей панихиде совместно с представителями Федерального правительства на местах, и оживать-то, извините как-то неприлично! Я думаю, вам теперь очень сложно оживать будет!»

— Понимаю, что сложно, но ведь ничего невозможного нет! — без всякой озабоченности разными сложностями хохотнул Дюймовка. — И что мне эти представители правительства? Можно подумать, я не знаю, сколько они стоят. Щас я грузиться начну, что какая-нибудь козявка областная о моей панихиде подумает! Ты мне лучше скажи, когда это ты успел со Светкой и Сбруевым скурлыкаться? Я тебя, шкура кагэбешная, на чистую воду выведу, сомневаться не моги!

— Что вы, собственно, из себя воображаете? — с некоторым раздражением ответил Бобруйко. — Я — серьезный человек, и работаю — на серьезных людей! Бани-сауны понять еще могу, певичек и гувернанток я тоже могу понять и простить по-человечески. Но когда серьезный человек от серьезных денег уходит среди ночи как Лев Толстой — на такое мои понятия с трудом натягиваются. Когда этот человек вдобавок серьезные деньги переводит псу под хвост, когда он оживает после собственной панихиды и сидит с голой жопой на чужом подоконнике, то я понимаю, что этому человеку пришла пора, как говорится…

— Угу. В обличительство, стал быть, ударился, — саркастически заметил Дюймовка. — Ну-ну… Некоторые очень быстро забывают, в каком жалком состоянии приползают со службы Отечеству. Ты ведь у нас, Бобруйко, всему в своей жизни целиком самому себе обязан, правда?

Бобруйко попытался возразить, но Дюймовка бросил ему отрывисто: «Заткнись!», а потом испытующе посмотрел на Сивцова, смущенно тискающего бюстгальтер Беллы, не зная куда девать огромные заскорузлые лапы.

— Кукушкин, а ты там чего обо всем думаешь? — громко спросил Дюймовка караульщика, не отводя взгляда от Сивцова.

— А Кукушкин всегда «ку-ку», хозяин! — радуясь своей фамилии, сказал Кукушкин, появляясь в дверях с калашом, направленным в сторону резко поникших плеч Бобруйко.

— Ну, давай, раздевайся, Бобруйко, мы с тобой одного размера, вроде, — деловито сказал Дюйм. — Сивцов! Наручники у тебя с собой? Давай, помогай клиенту! Кстати, куда хозяйку девали, сволочи?

Сивцов молча поднял наручники с платья Беллы, достал ключ и в полной отрешенности замкнул их на запястьях голого, такого же ошеломленного происходящим Бобруйко. Когда наручники издали характерный щелчок, они оба машинально посмотрели на радостного Кукушкина с автоматом. Это же надо было такую суку у груди пригреть и с полным магазином у дверей на караул поставить! Наверно, все дело было в фамилии, никогда ведь не знаешь сколь раз этот Кукушкин «ку-ку» сделает.

— Я только не понял, куда вы все-таки хозяйку затырили! — строго сказал Дюймовка. — Ну-ка, колите эту суку голую! Ведь понимать надо, что теперь мне без ее подписи и личного присутствия у нотариуса деньги не вернуть! Как это можно быть настолько безответственными?

Белла, давно вылезшая из сентипона, даже прижмурилась, прячась за ножку дивана, когда Сивцов и Кукушкин принялись методично колоть голого Бобруйко. В голове ее мощными кулаками Сивцова и ботинками Кукушкина стучала одна глупая мысль: «Путешествие Нильса с дикими, очень дикими гусями…»

— Ладно, некогда сейчас этим дерьмом заниматься! Бросаем их тут! Никуда они от нас не денутся! — сказал Дюймовка, повязывая галстук перед зеркалом. — Запираем тут все и отваливаем! Кукушкин, сколько вы автоматчиков на улице оставили? Кто на карауле в штаб-квартире сегодня высьавлен?

Рассеянно слушая доклад Кукушкина, Дюйм посмотрел на мрачного Сивцова долгим внимательным взглядом. Потом сказал ему вполголоса: «Вот что еще… Сивцов, дай-ка, одно ценное указание по мобильному, не раскрывая пока карт… Пускай несколько хлопцев едут немедленно к гадалке Кургузкиной и изымут там все листочки, включая квитанции на оплату жилищно-коммунальных услуг! Все до листика, слышишь?»

— Так… хозяин… Павел Сергеевич! Мы же еще вчера у Кургузкиной зачистку сделали… А саму ее… того! Строго предупредили! По указанию Светланы Петровны… Я все листочки ей отдал… Я ведь ничего не знал, ни об чем не догадывался… У меня это, когда на дежурство заступил, в журнале выездов было записано, и наряд мне был такой выдан…

— Ну, раз один раз зачистили, второй раз уж не надо зачищать, конечно, — задумчиво произнес Дюйм. — То, что предупредили — это нормально, давно надо было ее предупредить. А листочки сейчас на место положим. Все с этим, значит. Ну, и отлично! Поехали! Да… А ты, Бобруйко, подумай обо всем к моему приезду! Кукушкин, распорядись на счет охраны! Да не в подъезде, дурак, а возле дома! Ты хочешь всех жильцов на уши поставить? Упустите хозяйку, шкуру со всех лично спущу!

Они ушли, оставив свет в коридоре. Белла в изнеможении прислонилась к ножке дивана. Ей нестерпимо хотелось плакать, но она все равно страшно боялась голого Бобруйко. Избитый, скованный наручниками, он все же представлял для нее серьезную опасность. Но, судя по всему, бывшей кагэбешной шкуре было сейчас здорово не до нее. Опустившись на пол, он, обхватив голову руками, принялся вслух страдать о собственной шкуре.

— Боже мой! Все пропало! Все! — вслух рыдал Бобруйко, проявляя, казалось бы, совершенно несвойственную ему эмоциональность. — И зачем я этой дуре соврал, что она нам больше не нужна? Она-то во как нужна! Позарез! И ей даже отступного, поди-ка, дадут! И только я сейчас никому не нужен, дернуло меня сказать правду этой сволочи рогатой. Боже мой! Если бы я был сейчас на месте этой хозяйки, уж я бы!.. Уж тогда бы! Уж мне бы только на минуточку бы на ее место попасть!..

Наручники тихо звякнули о половицу, Белла потирала плечо, до крови поцарапанное диваном в момент резкого роста. Возле наручников, дико оглядываясь, стоял маленький Бобруйко. Белла, не обращая на него внимания, пошла на кухню покурить. За спиной что-то пискнуло: «Что это за хрень в томате!» и тихонько стукнуло. Измотанная до невозможности событиями этого вечера, Белла поняла, что новый Дюйм свалился в обморок…

• Предыдущая
• 9/11
• Следующая