Причуды любви: Сборник эротических рассказов - Бразильяк Робер - Страница 28

• Предыдущая
• 28/52
• Следующая

Я открыл объятия невинности, будучи совсем юным. Это было лишь взмахом крыла в небе моей вечности, ударом влюбленного сердца, которое бьется в покоренной груди. Я уже не мог пасть.

Любя любовь. По правде говоря, свет ослепил меня. Но я удержал в себе столько света, чтобы мог смотреть в ночь, чтобы встречать ночь, все ночи.

Все девственницы отличаются друг от друга. И я все время мечтаю о девственнице.

В школе она в черном переднике сидит передо мной. Когда она оборачивается, чтобы узнать решение задачи, невинный взгляд так смущает меня, что, приняв мое замешательство за жалость, она обнимает меня за шею.

Потом она покидает меня. Она всходит на судно. Мы почти чужие друг другу, но молодость так заразительна, что ее поцелуй не удивляет меня.

А когда она больна, я держу ее руку в своих до самой смерти, до самого моего пробуждения.

И тем быстрее несусь на свидания с ней, чем больше во мне страха явиться к ней до того, как иные мысли увлекут меня от самого себя. Однажды мир прекратится, а мы ничего не узнаем о нашей любви. Она искала мои губы, и движения головы были медленны и ласковы. В ту ночь я поверил, что выведу ее на дневной свет.

И всегда то же признание, та же молодость, те же чистые глаза, тот же невинный жест: ее руки сплетаются вокруг моей шеи, та же ласка, то же открытие.

Но никогда это не бывает одна и та же женщина.

Карты сказали, я встречу ее в жизни, но не узнаю ее.

Любя любовь.

Я постоянно блуждаю в подземелье, где свет всего лишь намек. Привлеченный ее последним отражением, я прохожу мимо крепкой девушки-блондинки — у нее кружится голова от меня, но она боится за меня Она знает язык глухонемых… Я не настолько любопытен, чтобы знать, почему в нее выстрелили. Пуля застряла у сердца, и грудь ее наполнена переживаниями.

И мы едем в авто по лесу. Через дорогу проносится лань. Прекрасная девушка щелкает языком. Это — очаровательная музыка. Ей хотелось бы видеть цвет моей крови. Волосы ее стрижены кое-как, подлинный луг диких трав, который она прячет. Кто-то рядом со мной исподтишка желает убежать с ней. Я уйду, и я ухожу. Но не настолько быстро, чтобы вдруг не ощутить ее свежий и яростный рот на своих губах.

Мадлен закрыла бы глаза, Мадлен полностью раскрылась бы только в момент чудесного праздника, в отказе от декора и привычек мира сего. Случайно ли все произошло? Днем его вызвали в далекий город, к изголовью дяди его друга. Ехать туда надо было два дня. И в тот же вечер приятель-арматор рассказал ему об одном из своих судов, которое останавливалось в этом городе перед тем, как спуститься вниз по Роне в затерянный в лагунах устья порт. Суденышко раз в неделю на заре становилось на стоянку у набережной в конце городского парка. Он, сдерживая лихорадочное биение сердца, сказал, что ему было бы любопытно спуститься вниз по Роне, что он с удовольствием поплывет до этого затерянного в пустыне порта, чтобы вернуться домой на машине — оттуда езды было всего часов шесть. Мелькнула мысль об опасности скандала, но он вспомнил о фразе Мадлен: «Нас никто не увидит, над нами благословение, нас защищают…»

Когда он вечером навестил Мадлен, она сказала ему, что ей приснилось кораблекрушение: корабль тонул, а они вдвоем на уходящем под воду судне смеялись. Это было забавно! И почему они вдруг вместе оказались на воде?… Она встретила его предложение с открытым радостным взглядом. Он с восхищением подумал, что в этом не было никакой случайности, просто в основе всего лежал ее сон. В этот вечер они были целомудренны, но так близки друг другу, как не были еще никогда, и без единого слова понимали, что вперед чуда забегать не следует.

В назначенный день и час он отыскал ее в конце парка этого далекого города. Он только что ушел от больного, стояло раннее утро. С сумкой в руке, он шел почти наощупь, и он, который мог заблудиться в трех соснах, без какого-либо сомнения прошел по незнакомым улицам и вскоре увидел зеленые деревья, цветочные клумбы, а позади них туманную реку. «Нет, — сказал он сам себе, — такое невозможно, она не сможет придти сюда на встречу со мной, я питаю слишком безумные надежды». Он шел быстро. И никого не видел на набережной в конце парка. «Я испытал свои поэтические дни, но все закончилось, — повторял он себе. — Я любил как подросток, а теперь меня ждет разочарование, юношеская боль утраты, но надо, чтобы все закончилось именно так». Он все же сядет на этот кораблик. Один. Он в малейших деталях переживет свою мечту, спускаясь вниз по течению, а потом вернется домой, храня печаль на всю свою жизнь, но доброты на злобу не променяет… И тут он увидел в конце аллеи закутанную в шаль Мадлен. Он остановился. И пристально всмотрелся в нее. Она шла к нему, ссутулившись, с прижатыми к телу локтями и покачивала бедрами — ее розовое круглое личико освещала лукавая улыбка. Он не спросил, как она добралась до этого города, сколько времени ждала его. Она явилась к нему из его мечты. И не было никаких препятствий. Отныне одиночество ему не грозит.

— Ты здесь! Ты здесь!

Он кончиками пальцев коснулся ее плеча и головы.

— Конечно, — низкий голос сорвался, словно она выговорила длиннющую фразу.

И тут же позади он увидел причаленное к набережной суденышко. Какой-то мальчуган тянул веревки. Женщина в шлепанцах и черном переднике опустила трап, глядя в их сторону, и исчезла.

Антуан Бийо осторожно поставил сумку на землю и бережно обнял Мадлен.

— Едем, — выдохнул он. Глаза застилали слезы восхищения. Он чувствовал себя бессмертным ребенком.

— Конечно, — ответила она и, как звереныш, потерлась лицом о его грудь. — Едем.

Он крикнул. Мужчина в синем капюшоне вышел к трапу.

— Вы должны взять меня с собой. Я — врач.

— Нас предупредили, месье, — и с колебанием добавил, — Но не сказали, что с вами будет дама.

— Я с женой, — ответил Антуан Бийо и почувствовал, что впервые вступает в истинный брак.

— Место есть, — сказал старик, — поднимайтесь на борт.

Он подошел и подал руку Мадлен, которая чуть присела и вспрыгнула на борт. Антуан последовал за ней. Моряк отвел их на нос судна, туда, где высилась груда мешков из-под муки, бочонки, булыжники. Там же имелась небольшая каютка — две скамьи, соломенные матрасы и бараньи шкуры. Есть их пригласили в камбуз, где, кстати, они привели себя в порядок.

Кораблик отошел от набережной. День занимался, но было еще прохладно. Они вернулись на палубу, не решая запереться в каюте, и долгое время стояли обнявшись на носу, опираясь на мешки и ощущая лицами туман и ветер, глядя, как расступается вода и мелькают в разрывах тумана зеленые и желтые полосы берега.

Они пообедали вместе с моряком, его женой и сыном. Мадлен умела разговаривать с людьми, расположить их к себе теплом и вежливостью. В самых малейших деталях они вели себя за столом, как муж и жена, на ходу изобретая непривычную для самих себя интимность, но радуясь тому, что они рядом друг с другом. Затем долго гуляли по палубе. Солнце то и дело выходило из-за облаков. Позади камышовых зарослей медленно проплывали крыши, крытые рыжей черепицей. Начало накрапывать.

Они укрылись в каюте. И, как дети, стоя на коленях на скамье, смотрели сквозь иллюминатор на дождь и на реку. Они держали друг друга за талию, касаясь бедрами, молчали, и в душах их, как и в волнах, царило смятение. Мальчик с фонарем пришел звать их на ужин. Им дали еще один фонарь, чтобы они могли вернуться к себе. Судно застыло на месте у заросшего кустами островка.

• Предыдущая
• 28/52
• Следующая