Мио, мой Мио! Художник А. Джаникян - Линдгрен Астрид - Страница 17

• Предыдущая
• 17/21
• Следующая

Юм-Юм был уже там. Он стоял бледный, потерянный и, увидев меня прошептал:

– Всё кончено, Мио…

Перед нами был рыцарь Като. До чего же он ужасен! Он молча смотрел на нас, и злоба его обдавала леденящим потоком и одновременно обжигала палящим пламенем. Она опаляла наши лица и руки, щипала глаза, и с воздухом, который мы вдыхали, проникала в наши лёгкие. Она волнами пронизывала всё тело. И от этого на меня наваливалась такая усталость, такая слабость, что я не смог бы в ту минуту даже просто поднять свой меч.

Стражники, вырвав меч у меня из рук, протянули его рыцарю Като. Взглянув на него, он вздрогнул.

– Более страшного меча я никогда в моём замке не видел, – сказал он, повернувшись к стражникам. Он подошёл к окну, постоял возле него, взвешивая меч в руках. – Что же мне сделать с этим мечом? – произнёс рыцарь Като. – Этот меч не убивает добрых и невинных. Так что же мне с ним сделать?

Он поглядел на меня своими ужасными змеиными глазами и увидел, как я жажду получить свой меч обратно.

– Утоплю-ка я этот меч в Мёртвом озере, – продолжал он, – в самом глубоком месте. Потому что более страшного меча я никогда в моём замке не видел.

Он поднял меч и швырнул его через окно. Я видел, как меч падал, переворачиваясь в воздухе, и пришёл в полное отчаяние. Многие тысячи лет ковал Кузнец этот меч, который способен сокрушить камень. Многие тысячи лет все жили надеждой, что я смогу победить рыцаря Като. И теперь он выбросил мой меч и утопил его на дне Мёртвого озера! Я больше никогда его не увижу. Всё кончено…

Рыцарь Като отошёл от окна и встал перед нами. Его злоба почти не давала нам дышать, когда он находился так близко.

– Ну и что мне теперь сделать с этими моими врагами? – размышлял рыцарь Като. – Что мне сделать с моими врагами, которые явились, чтобы убить меня? Стоит об этом подумать. Я мог бы придать им птичий облик, и пусть себе летают над Мёртвым озером и кричат тысячи и тысячи лет.

Он окинул нас своим ужасным змеиным взглядом и задумался.

– Да, я мог бы обратить их в птиц. А ещё – раз! – и вырвать их сердца и вложить в каждого из них сердце из камня, и тогда они стали бы мне служить.

«Преврати меня лучше в птицу, – думал я, – ведь ничего не может быть хуже, чем иметь каменное сердце».

Но я промолчал.

Рыцарь Като не спускал с нас своих змеиных глаз.

– А не посадить ли их в башню? И пусть они там умрут с голоду.

Он ходил взад-вперёд, раздумывая. И от его мыслей воздух всё больше и больше наполнялся злобой.

– В моём замке от голода умирают за одну ночь – так нестерпим здесь голод. Одной ночи достаточно.

Он встал передо мной и положил мне на плечо свой железный коготь.

– Я знаю тебя, принц Мио, – сказал он. – Я понял, что ты явился, как только увидел твою белую лошадь. Я ждал тебя. А ты-то думал, что настала ночь сражения.

Он наклонился ко мне и прошипел мне в ухо:

– Ты решил, что настала ночь сражения, но ты заблуждался, принц Мио. Это ночь голода. И когда пройдёт ночь, в моей башне будут лежать только маленькие белые косточки. Вот только всего и останется от принца Мио и его оруженосца.

Он постучал своим железным когтем о каменный стол, который стоял посреди его мрачных покоев. Вошёл новый отряд чёрных стражников.

– Заточить этих в башню, – приказал он, указав на нас своим железным когтем. – В башню за семью замками. Семерым стражникам сторожить у двери, и ещё семьдесят семь пусть сторожат во всех залах, на всех лестницах, во всех коридорах, что находятся между башней и моими покоями.

Он уселся за стол.

– Я буду сидеть здесь, сидеть и обдумывать, какое ещё сотворить зло, и принц Мио больше не посмеет мне помешать. Пройдёт ночь, и я пойду взглянуть на маленькие белые косточки. Прощай, принц Мио! Спи спокойно в моей Башне голода!

Чёрные стражники схватили нас с Юм-Юмом и потащили через весь замок в башню, где нас ожидала смерть. И повсюду, во всех залах и коридорах толпились чёрные стражники, которые должны были нести вахту на всём пути от башни до покоев рыцаря Като.

Так что же, выходит, он так боится меня, раз обеспечил себя сверхнадёжной охраной? Меня, утратившего свой меч, запертого семью замками и охраняемого семью стражниками у дверей?

Чёрные стражники, крепко схватив нас за руки, вели меня и Юм-Юма в тюрьму.

Мы шли и шли по мрачному чёрному замку. В одной из галерей было зарешеченное окно, и я успел бросить взгляд на двор замка. Во дворе стояла лошадь, прикованная цепью к столбу. Чёрная лошадь, а рядом с ней – чёрный жеребёнок. У меня защемило сердце. Я подумал о Мирамис, которую я больше никогда не увижу. Я не знал, что они сделали с ней и вообще жива ли она?

Но стражник больно дёрнул меня за руку и поволок дальше. И я уже больше не думал о Мирамис…

Мы дошли до башни, где нам предстояло провести свою последнюю в жизни ночь. Тяжёлая железная дверь открылась, и нас втолкнули внутрь. Затем дверь с грохотом захлопнулась, и в двери семь раз повернулся ключ. Мы остались одни в своей тюрьме, Юм-Юм и я.

Круглая башня с толстыми каменными стенами – так выглядела наша тюрьма. В стене было пробито загороженное решёткой оконце. Сквозь решётку доносились до нас крики заколдованных птиц, летавших над Мёртвым озером.

Мы сидели на каменном полу, чувствуя себя такими маленькими и заброшенными, и мы знали, что по прошествии ночи мы обречены на смерть.

Мы держались за руки. Крепко-крепко держались за руки, сидя на твёрдом, холодном, каменном полу. Нас мучил голод. Он сжимал нас тисками, ломал, выматывал, высасывал всю силу из нашей крови, казалось, что вот мы сейчас ляжем, уснём и никогда не проснёмся. Но нам ни в коем случае нельзя было засыпать. Мы старались побороть сон, как только могли. В ожидании смерти мы стали говорить друг с другом, вспоминая Страну Далёкую. Я подумал о моём отце-короле, и слёзы навернулись мне на глаза. Но голод сделал меня таким слабым, что слёзы катились по моим щекам медленно-медленно. Юм-Юм тоже тихонько плакал рядом со мной.

– Ах, если б Страна Далёкая не была так далеко, – говорил Юм-Юм. – Если бы путь до Острова Зелёных Лугов не был так далёк, если бы мы не были такими маленькими, одни-одинёшеньки и безо всякой защиты. Ты только вспомни, как мы бродили по холмам на Острове Зелёных Лугов и играли на своих дудочках. Ты это помнишь, Мио?

– Да, помню, но как давно это было. А ведь мы можем и здесь поиграть на своих дудочках, – предложил я. – Ту самую старинную песенку, пока голод и сон окончательно нас не одолеют.

И мы достали свои дудочки. Нам было трудно держать их нашими слабыми руками, но мы всё-таки заиграли ту старинную песню. Юм-Юм играл и плакал, и слёзы медленно катились по его щекам. Медленно-медленно. Не знаю, может, играя, я тоже плакал. Старинная мелодия была такой прекрасной, но она звучала тихо, точно знала, что ей тоже суждено умереть вместе с нами, и, несмотря на это, заколдованные птицы её услышали. Они уловили тихие звуки мелодии и все вместе прилетели к маленькому окошку нашей тюрьмы. Через решётку я видел их блестящие, полные печали глаза. Потом птицы улетели, а у нас уже больше не оставалось сил играть.

– Видно, мы сыграли последний раз, – сказал я и спрятал дудочку в карман.

И тут я нащупал в кармане кое-что ещё. Это оказалась маленькая ложечка, которая когда-то принадлежала сестрёнке Йири. Мне так захотелось, чтобы птицы вернулись! Я показал бы им ложечку. Может, сестрёнка Йири прилетела бы вместе с ними. Но ни одной птицы у окна я больше не увидел.

Ложечка упала на пол. Моя слабая рука не смогла её удержать.

• Предыдущая
• 17/21
• Следующая