Настоящая фантастика – 2014 (сборник) - Немытов Николай - Страница 95

– От тела, значит?! А душа небось в раю! – запальчиво выдал Степа.

Собеседник на миг оторвался от бумаг, бровь его дрогнула.

– Помилуйте, Степан. Вы же читали книгу. Он удивительно точно предсказал свою судьбу.

– Так я и говорю – в раю!

– Вы идиот, друг мой. Впрочем, утешьтесь – вы не одиноки.

– Сами вы…

Мысли разбегались, то, что он пришел сказать, уплывало, как обмылок, утекало, вот-вот и забудется.

– Да. Нет. Вот! У вас ничего не выйдет! Мы все равно будем покупать книги! Нас много! Не дождетесь!

– Дождемся, Степан. – Голос собеседника сделался совсем бесцветным. – Поверьте, дождемся. Посудите сами. Времени у нас – вечность. А человек смертен. К тому же – внезапно смертен. Да и образ жизни вы ведете в последнее время, насколько мне известно, нездоровый. Впрочем, это несущественно. Пусть вас десяток здесь, в этом городе. Да хотя бы и сотня. А тираж писателю надобно продать. Писатель тоже человек, он кушать привык. Сытно кушать, Степан. Кто ж его издавать станет, ежели из всего тиража разойдется, положим, даже тысяча?

– А Стругацкие?

– А что Стругацкие? Умные люди. В отличие от многих, не стали писать петиции в ЦК и Верховный Совет, а занялись делом. Борис вернулся в Пулковскую обсерваторию, он снова звездный астроном, а Аркадий – переводчик в бюро технических переводов. Рассудите здраво – кто важнее для народного хозяйства: хороший звездный астроном и технический переводчик или никому не нужные писатели?

Степан задохнулся от возмущения, не в силах вымолвить и слова.

– Ведь какие печатные площади были занаряжены, а вот – высвободились. Сколько всяких редакторов-корректоров-верстальщиков и иных прочих теперь занимаются важным, полезным для страны делом! В условиях сложной мировой обстановки это необходимо, дорогой Степан!

– Я понял! Хватит! Зачем? Я хочу знать!

Михаил Афанасьевич снова оторвал взгляд от бумаг. В неверном освещении жутковато блеснул его монокль.

– Вы и вправду этого хотите? Впрочем, не отвечайте, я вижу. Видите ли… Мы испытываем острую нехватку в интеллигентах.

– Как это?

Собеседник позволил себе усмешку.

– Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты теплохладен, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих…

– Я не понимаю…

– Болтаетесь вы, как дерьмо, простите, в проруби. Ни вверх, ни вниз. Почиститесь – и на новый круг перевоплощения. Раньше на светских балах да раутах разглагольствовали, потом в помещичьих усадьбах, теперь – извольте – на кухнях. Вижу, хотите спросить: зачем в аду интеллигенты? А вот это в свое время и узнаете. Если готовы – извольте.

Михаил Афанасьевич скользнул к малозаметному изделию в дальнем углу – жестяной койке с откинутым на всю ее длину полуцилиндрическим прозрачным колпаком.

– Все безболезненно, а диагноз выбирайте.

«Инхваркт».

– Не дождетесь, – мрачно процедил Степан.

– Договор, договор, – промурлыкал собеседник. – Что ж. Не смею задерживать. До скорого свидания, Степан.

Изрыгая бессвязную ругань, интеллигент ссыпался по лестнице, свирепо глянул на вахтера – ага, недоумеваешь, сволочь. Ждал, упыряка, очередного вызова «Скорой». Не дождетесь!

На улице хлестал ливень. Степан шел, подставляя лицо под струи дождя, и думал о том, что будет и дальше покупать книги. Что надо объединиться и открыть общество любителей книг. Валерка – председатель, он – заместитель. Расширить до всесоюзного масштаба. Восстановить равновесие. Одолеть гада.

Вот только отчего Булгаков не в раю?

По пути зашел в гастроном и взял три бутылки водки.

Закрыв дверь за последним посетителем, Лексан Паныч уселся за рабочий стол и мрачно уставился в сгустившиеся за окном сумерки. Вот опять начинается это. Уже который вечер его душу бередят непонятные, незнакомые ему чувства. Они вызывают тянущее беспокойство и какую-то смутную потребность, отказывающуюся принимать четкие формы. В воображении возникают странные картины толстых черных котов в пенсне, наглых рыжих девиц в кокетливых фартучках и двух глаз, одного с золотою искрой, сверлящего до дна души, и другого – пустого и черного, как выход в бездонный колодец.

Поглядев некоторое время на собственное отражение в мутном стекле окна, усталый лекарь-амуролог вздохнул и, не умея по-другому справляться с этим (и, положа руку на сердце, любым другим) беспокойством, достал из стеклянного шкафа в углу графинчик медицинского спирта.

Знает ли кто, откуда берутся идеи?

Нам известны только люди, воплощающие идеи в жизнь. Дедал и Икар создали крылья, Гутенберг – печатный станок, Белл – телефон, а Ординер – абсент. Но откуда к ним пришли эти идеи? И почему – именно к ним?

Только сами идеи знают, откуда они родом.

И только сами идеи могут объяснить, почему они выбирают того или иного человека.

Бывшая швея Мариана Остич, а для друзей просто Маша, не очень понимала, что случилось. В один момент она прилежно переписывала нудный трактат какого-то штабного полковника «О нюансах военных подкопов в мирный период», в другой – вдруг обнаружила, что свеча давно догорела, за окном – рассвет, а на столе перед ней – целая стопка исписанных страниц, но – о, ужас! – это вовсе не нудные «Нюансы».

– Только не это! – испуганно воскликнула Маша. Владелец писарни и солидного носа господин Завирайло-Охлобан еще как бы и не принял ее на работу.

– Женщины не могут быть хорошими писцами, – важно изрек он.

Но все-таки поддался на уговоры девушки и согласился взять Машу копировщицей, если она докажет, что у нее и впрямь хороший почерк и что переписывает она действительно так быстро, как утверждает. Протянул ей трактат и сказал:

– Если справишься до завтра, работа твоя.

Маша без колебаний согласилась. Впереди – весь вечер и вся ночь, она быстро пишет. Она успеет.

И вот вместо копии трактата перед ней текст, не имеющий ничего общего с военными подкопами; на исписанных ее почерком листах разворачивалась какая-то странная история о сумасшедшем патологоанатоме, сшившем из частей разных трупов человека, которого оживил удар молнии. И было это создание так безобразно, что патологоанатом в ужасе бежал из города. А сшитый им человек пустился вслед за своим создателем…

Маша очнулась, только дочитав последнюю страницу, и в отчаянии закрыла лицо руками – что она делает? Уже через полчаса господин Завирайло-Охлобан ждет копию «Нюансов», а она, вместо того, чтобы попытаться наверстать упущенное, читает непонятно откуда взявшуюся историю!

Девушка собрала скопированные страницы трактата и покачала головой: пачка настолько тонкая, что сразу видно – здесь едва ли четверть работы. Ну, вот и все, конец ее так и не начавшейся карьеры копировщицы.

А что, если…

Движимая внезапным порывом, Маша взяла страницы с неизвестно откуда взявшейся историей про ожившего мертвеца и положила под листы с текстом «Нюансов». Теперь стопка смотрелась солидно, как раз такого же объема, что и трактат. Возможно, господин Завирайло-Охлобан проверит только первые страницы и удовлетворится этим. И даст-таки ей работу. А уж там она его не подведет.

Если бы идеи могли говорить с людьми, возможно, они рассказали бы о том, что бок о бок с нашей реальностью существует невидимый мир бесчисленных идей, главная и единственная цель существования которых – дождаться, когда откроется дверь между двумя мирами, и пройти через нее, чтобы поселиться в голове у выбранного ими человека.

И не будет покоя человеку, в голове которого поселилась идея, до тех пор, пока он не воплотит ее в жизнь.

Лексан Паныч выглянул в коридор. Все, на сегодня пациентов больше нет.