Настоящая фантастика – 2014 (сборник) - Немытов Николай - Страница 91

Камень раскололся под пилой точно по трещине. Сой, привыкший к тому, что у станка стоят мужчины, начал осторожно приучать к нему девочку.

Так прошло полгода, и Сою не раз приходило в голову, что подруги уже могли бы работать за взрослого мастера, но только вдвоем, а не поодиночке. Вот только обеим рано или поздно найдут мужа, и женские хлопоты сделают каждую пленницей своего дома. Впрочем, что тут загадывать. Пока еще есть время, надо отдать каждой как можно больше того, что пригодится в работе, вот и все дела.

Сой не знал тогда, что времени почти не осталось. Когда пришла весна, за Радой прислали слугу из родительского дома. Ее родители могли бы и погодить с замужеством, но Рада была старшей из дочерей, и первой полагалось пристроить ее.

Ей было велено собираться, не откладывая. Только к вечеру Сой опомнился, убрал в кладовку осиротевший тюфячок и стал подбирать камни – яркие и теплые, из тех, что Рада любила в женских ожерельях. Он хотел пойти в Прибрежный со своим подарком на следующее утро. Но тут куда-то пропала Эна. Сой даже не мог вспомнить, когда это случилось. Девочка и вообще-то была молчалива и незаметна, а после того, как увели подругу, вообще не проронила ни слова. Безуспешно проискав ученицу все утро, мастер отложил свой выход до завтра. Свадьбу в их краях обычно справляли несколько дней подряд, вручить ожерелье было еще не поздно.

На окраине Прибрежного, где стояли шахтерские лачуги, он спросил у босоногой женщины:

– Еще гуляют? Гостям там рады или не очень?

– Беда у них, – глухо сказала та. – Гости с женихом брагой потравились, невеста в покоях заперлась, рыдает, и дочка моя без памяти лежит.

– А с дочкой-то вашей что?

– Случается с ней, – неохотно ответила женщина. – Вы же учитель ее, неужто не видели никогда? Обмирает, и не знаешь, очнется или нет. А что на свадьбе стряслось, я толком и не поняла, бегают все, как безумные, разве вот парнишка один за Эной обещал присмотреть.

Сой никогда не замечал, чтобы с девочкой случалось что-то подобное. Но у него Эна была рядом с подругой и при своих занятиях, вот и получше ей, наверное, было. Он смущенно сказал:

– Ну тогда хоть проводите меня и расскажите, что с дочкой.

Она взяла его за руку своей корявой рукой и забормотала, что Эна его уж так уважает, как не только отца родного, но и деда…

– Что с ней? Мертвая народилась, и до сих пор временами как мертвая. Я уже срок дохаживала, когда Класа с товарищами в шахте завалило. Ногтями землю скребла, да только что с того толку? Родами мучилась сутки, потом уже соседки повитуху позвали. Дочь родилась, не дышит, положили ее на лавку, бабка со мной возится. Справилась кое-как, смотрит – собака над телом стоит. Подумала сначала, что та отгрызть чего хочет. А Найда ей вот так лапами по груди, лапами. И лицо вылизывает. Ну, заплакало дитя тихонько. Она и не говорила ни с кем лет до пяти, только с Найдой и с Радой. Уж как-то те ее понимали. Рада нам не ровня, богатая у девочки семья, да только надо ведь ребенку с кем-то играть. А они одногодки. И тихая она, Эна, мухи не обидит.

Слушая ее неловкую речь, Сой чувствовал, как девочка становится все ближе ему и все страшнее. Вот еще немного – и он поймет, что же Эна такое. До чего же тяжело возвращаться к урокам, которые когда-то не захотел принять. Однажды он услышал от учителя слова, которым все в нем противилось:

– Прорва везде и нигде. Она поджидает нас повсюду. Долг таких, как мы, – всю жизнь сражаться с ней. Но сама наша сила – лишь оттого, что мы больше других ей сродни. Частью мы уже там, даже покуда живы.

Никак не желая соглашаться, он сказал тогда:

– Можно ли жить в этом мире и не принадлежать ему всецело? Всем, что есть у тебя, всем, что тебя в нем удерживает?

– Можно, если то, что удерживает тебя, еще сильнее Прорвы. А если этого нет… Случается и так, что рождаются дети почти целиком не от нашего мира, выворотни. Я видел одного такого. Глаза у него были умные, но он словно бы не замечал ничего вокруг себя. Обычно выворотни отказываются от еды и рано или поздно умирают.

– Но если наша сила… такая. Есть вещи, которых не должно быть.

Сой не докончил свою мысль, но учитель понял его с полуслова.

– Рассеять вражескую армию, что пришла грабить твой край. Остановить убийцу и насильника. Я не смеюсь над тобой, куда там. Просто каждый, кто попробовал, убедился, что нет ничего ужаснее, чем впустить Прорву в наш мир. Хорошо, что все эти истории уже забыты. Пусть лучше люди принимают нас за безобидных чудаков, которые цепляются за свое древнее и не слишком выгодное занятие.

Беззащитная девочка, воплощение вечного врага таких, как он. В этом мире она видела только самое главное, поскольку смотрела не отсюда. Каким чудом она осталась на краю? Как наивной и легкомысленной Раде удалось ее удержать? И от чего она удерживала саму Раду? Наделенная внутренним зрением и наделенная силой… Подруги были как слепой и безрукий из детской сказки. Как он позволил их разлучить? Зачем успокаивал себя старыми как мир рассуждениями про женскую долю?

После разговора Сой хотел сперва увидеть и расспросить Раду, но потом передумал. Купеческий дом был полон криками и суетой, два лекаря громкоголосо распоряжались слугами, бегавшими туда-сюда с кастрюлями горячей и холодной воды и тазами. Смуглый парнишка, не то слуга, не то зевака, проводил его в закуток, где лежала Эна. Сарт стоял над ней, не зная, что ему надо сделать, но тут девочка пошевелилась и, не открывая глаз, проговорила:

– Это вы, мастер? Вы принесли с собой камни? Они красивые.

– Эна, ты здесь? Расскажи, что случилось.

– Я не знаю… Раде было очень больно, и она захотела, чтобы родные поняли, как ей плохо. Только это. Но она не сумела остановиться и перешла черту. Рано. Им было рано идти в Прорву. Я отправила назад всех, кого смогла. Я помнила, что должно случиться что-то такое, но мне было слишком страшно, чтобы все разглядеть.

– Спасибо тебе, девочка, – тихо сказал Сой. – Проводить тебя домой?

– Нет, я дойду.

Радин жених – или уже муж? – был давно и безнадежно мертв, остальных откачивали. Мать невесты рыдала, не переставая. Только к вечеру Сою удалось с ней переговорить.

– Они хоть виделись до свадьбы?

– Виделись, разговаривали. Вроде глянулась она жениху. Только Рада же совсем еще девочка, глупенькая. Все просила отпустить ее доучиться, говорила: «Так мне спокойней будет». Про беду какую-то поминала. А он в ответ, что покажет ей ночью, для чего девушки на свет родятся, ничего другого и не захочет. Ну, выходят они на следующее утро к гостям, Кив говорит, что честная она, все пьют, радуются. А Рада невеселая совсем, ну так дело молодое. За столом дяде ее любимому плохо стало, она напугалась, побежала к себе и заперлась. Никому не открывает.

«Эх, Кив, – подумал Сой. – Был ты богатый купеческий сын, а оказался беднее парня из последней рыбацкой лачуги. Им-то никто не мешает соседок уговаривать, чтобы обняла-поцеловала. Они знают, как обойтись и с гордыми, и с нежными, и с застенчивыми. А тебе небось родители шлюх нанимали, чтобы ты раньше времени на сторону не засмотрелся. Вот и привык со всякой, как со шлюхой…»

Сой решил, что больше не отступится, но уговоры свои начал мягко и осторожно:

– Раз так вышло, отпустите ее снова ко мне.

– Ну уж нет. Все беды начались, когда Рада к вам ушла, – недобро прищурясь, сказал подошедший купец.

– Пусть доучится, Нат. Замужем ей не бывать, так хоть на кусок хлеба себе заработает, не станет у чужих приживалкой, – неожиданно твердо ответила жена.

Назавтра Сой уже возвращался с обеими девочками в город. Рада молча всхлипывала. Он не знал, как ее утешить, и смог пообещать только одно, в чем был твердо уверен: