Феномен полиглотов - Эрард Майкл - Страница 2

Венгерский астроном Барон фон Зак, посетивший Меццофанти в 1820 году, отмечал, что кардинал обратился к нему на таком великолепном венгерском, что он, по его собственному выражению, «потерял дар речи». Затем, продолжил барон, «он говорил со мной на немецком, на хорошем саксонском, а потом на австрийском и швабском диалектах с четким выговором, и это потрясло меня окончательно». Затем Меццофанти перешел к разговору на английском с английским гостем, на русском и польском с князем из России. Все это он делал, как писал фон Зак, «не заикаясь и бормоча, а с такой непринужденностью, будто говорил на родном языке».

Однако Меццофанти обожали не все: иногда он становился мишенью для саркастических колкостей. Ирландский писатель Чарльз Левер отзывался о Меццофанти как о «самом посредственном человеке… Старый словарь вполне мог бы быть настолько же приятным в общении». Барон Бунзен, немецкий филолог, говорил, что на всех тех бесчисленных языках, которыми якобы владел Меццофанти, он на самом деле «не сказал ни слова». «В его голове нет и пяти мыслей», – написал один римский священник в своих мемуарах. Немецкий студент, видевший кардинала в Ватикане, вспоминал: «В нем есть нечто такое, что напоминает мне попугая; кажется, он небогат мыслями».

Одна венгерка, посетившая его в 1841 году, задала ему все тот же вопрос: сколько языков ему известно.

– Немного, – ответил Меццофанти, – я говорю всего на сорока или пятидесяти.

«Невероятный и непостижимый дар! – написала эта женщина, миссис Поликсена Пагет, в своих воспоминаниях. – Но я нисколько ему не завидую: пустое, бездумное знание слов и наивное, показное тщеславие напомнили мне обезьяну или попугая, говорящую машину или некое подобие механического органа, заведенного для воспроизведения определенных мелодий, – но только не одаренного человека».

И все же многие отказывались от скепсиса, встретившись с Меццофанти лично. Филологи, лингвисты, специалисты в области классических языков вступали с ним в состязание, проверяя его способности и пытаясь заманить в ловушку, и один за другим, очарованные, терпели поражение. В 1813 году Карло Бучерон, филолог из Туринского университета, полагавший, что Меццофанти обладает лишь поверхностными знаниями и не владеет всеми тонкостями латыни, и называвший его «обычным литературно образованным шарлатаном», запасся сложными вопросами о латинском языке и встретился с Меццофанти в пизанской библиотеке.

– Итак, – спросили у Бучерона несколько часов спустя, – что вы теперь думаете о Меццофанти?

– Святой Вакх! – воскликнул Бучерон. – Да он сам дьявол!

Сам Меццофанти скромно замечал, что Бог дал ему хорошую память и тонкий слух. «Я не что иное, как словарь в плохом переплете», – говорил он.

Однажды Папа Григорий XVI, друг Меццофанти, решил устроить ему испытание, пригласив несколько десятков студентов из разных стран мира. По условному сигналу студенты встали на колени перед Меццофанти, а затем быстро поднялись и стали обращаться к нему «каждый на своем языке, с таким изобилием слов и тонов, что эту тарабарщину было невозможно не только понять, но и выслушать». Меццофанти, не вздрогнув, «подошел к каждому из них по отдельности и ответил каждому на его языке». Папа признал кардинала победителем. Взять над ним верх было нереально.

Меццофанти оставалось только вознестись на небо, где ангелы, возможно, с удивлением обнаружили бы, что он владеет и ангельским языком.

Мой ланч в японском ресторане проходил в типичной для центрального Манхэттена обстановке. За стойкой, отделявшей кухню от зала, повара колдовали над моим заказом – миской ароматной лапши.

Хозяин, пожилой японец, читал записки официантов и отдавал своей команде приказы по-японски. Двое грузных молодых испанцев с покрытыми татуировками руками, развернув бейсболки козырьками назад, носились в наполненном паром пространстве кухни, выставляя одни блюда и готовя другие с такой ловкостью, что я не мог бы с уверенностью сказать, когда они заканчивают выполнять один заказ и приступают к следующему.

В моменты затишья, наполняя контейнеры с приправами или протирая стойку, они перебрасывались между собой фразами по-испански или обращались к третьему повару, японцу, на ломаном английском.

Использование сразу трех различных языков, два из которых не являлись родными для говорящих, никоим образом не замедляло и не сбивало с ритма процесс приготовления лапши.

Просто удивительно, как все работает в мире, где люди используют языки, на которых не говорили в детстве, которых не учили в школе и на знание которых не аттестовались. Тем не менее это не вызывает особых проблем. Увиденная мною за ланчем сцена приготовления лапши, вероятно, повторилась в тот день сотни миллионов раз по всему миру: на рынках, в ресторанах, в такси, в аэропортах, магазинах, в морских портах, классных комнатах и на улицах: мужчины, женщины и дети всех цветов кожи и национальностей встречались, торговались, флиртовали, обедали, сотрудничали, обслуживали, знакомились, ругались и спрашивали дорогу у тех, кто не говорит на их языке. И у них это получалось, хотя они, скорее всего, говорили с акцентом, используя лишь простые слова и обороты, допуская речевые ошибки и всячески выдавая в себе иностранцев. Такие коммуникации между теми, кто не является носителем языка, всегда способствуют структурированию человеческого опыта. В современных условиях они происходят все чаще благодаря ослаблению из-за миграций связи между языком и географией, глобализации экономических процессов, удешевлению поездок и услуг сотовой связи, а также спутниковому телевидению и сети Интернет.

Возможно, вам хорошо знакома история таких языков, как латынь или английский, которые представляют (или представляли) собой ценный капитал мировой культуры. Однако данная книга рассказывает об ином, когнитивном капитале, необходимом для изучения новых языков.

Когда-то все мы жили в разделенных мирах. В каждом из них ежедневно контактировавшие друг с другом люди говорили лишь на одном или на нескольких языках. Но со временем эти миры стали пересекаться. Совершенно очевидно, что количество мультиязычных ниш быстро увеличивается, и «моноязычникам» (таким как я) приходится жить и работать в мультиязычной среде (однако это не является темой моей книги).

Происходит кое-что еще: нами овладело желание беспрепятственно перемещаться. Вы можете быть дагестанкой, живущей в одном из Объединенных Арабских Эмиратов и говорящей с мужем по-руссски, в то время как он обращается к вам по-арабски. Или вы можете быть американским руководителем проекта, проводящим селекторное совещание по-английски с инженерами, живущими в Китае, Индии, Вьетнаме и Нигерии. Возможно, вы японец, работающий в одном магазине с коллегами из Гондураса. Или вы можете быть китайцем, который наконец осуществил свою мечту увидеть Большой каньон. Идеи, информация, товары и люди перемещаются в пространстве все с большей легкостью, и это создает ощущение, что изучение иностранных языков становится для современного человека более важным, чем гражданство или национальность. Это отвечает не столько образовательным и политическим, сколько экономическим вызовам времени. И означает, что наш мозг должен работать сообразно этим требованиям и быть открытым для новых знаний и информации. При этом одним из полезных навыков является изучение новых способов коммуникации.

Основное беспокойство людей в двадцать первом веке относительно изучения иностранных языков отражено в следующих вопросах: можно ли выучить иностранный язык достаточно быстро? Каким образом я должен говорить или писать, чтобы это было действительно полезно? На какие стандарты следует ориентироваться? Смогу ли я когда-нибудь достичь уровня носителя языка? Изменится ли при этом мой экономический статус, моя самоидентификация и мое мышление?

Причины, по которым взрослые люди изучают иностранный язык, являются решающими для закрепления английского в качестве языка межнационального общения. На самом деле распространение английского является сигналом к пересмотру человеческих способностей владения иностранным языком, «как родным». В предстоящее десятилетие более двух миллиардов человек будут изучать английский в качестве второго языка. Большинство из них взрослые люди, которых привлекает престиж и практическая польза – критерии, благодаря которым за последние пятьдесят лет английский язык набрал наибольшую популярность. В Китае, например, рынок услуг по обучению английскому оценивается в 3,5 млрд долларов, и участниками этого рынка являются более тридцати тысяч компаний, предлагающих соответствующие услуги. По некоторым оценкам, около 70 процентов ежедневно происходящих в мире коммуникаций на английском языке осуществляются между людьми, для которых этот язык не является родным. Это означает, что носители языка постепенно утрачивают контроль над определением критериев «правильности» произношения и применения грамматических конструкций. Некоторые эксперты в Китае и Европе в настоящее время ратуют за введение стандартов обучения английскому для тех, кто не собирается использовать его в странах, где этот язык является основным.