Выбери любимый жанр

Промах киллера - Ольбик Александр Степанович - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

Шашлык закусил губу. Потом издал пронзительный гортанный звук.

Я понял все. Со мной рядом — моя несостоявшаяся смерть. Протяни руку — и ощутишь ее гниющую плоть.

Я включил в салоне свет и увидел бледную луну с кровавыми разводами. Таким показалось мне лицо Шашлыка.

— Пойми, Максим, мне надо было выбирать…Или я тебя, или они меня. Возможно, я не смог бы, не знаю… Не сделал бы я, пригласили бы кого-нибудь из Татарии. Ты уже приговорен, и я не знаю, что может тебя спасти.

Я убрал свет, и темнота вновь обрела свою власть. Протянув руку, я открыл дверь с Мишкиной стороны. Отстегнул наручник и сильно толкнул Шашлыка плечом. Я уже набирал скорость, когда его тело медленно, словно глыба льда, стало вываливаться наружу. Он даже не пытался удержаться, и мне показалось, что ему в этот момент хотелось быть меньше самой малой песчинки.

Я подал машину назад и на приличной скорости направился в сторону юрмальской магистрали…

Глава четвертая

…Через неполных три часа я уже был на псковской границе. Не доезжая примерно километр до пограничного шлагбаума, остановился, чтобы спрятать у придорожного камня свой пистолет. С ним я не решился пересекать границу. Когда выходил из машины, увидел на сиденье пятна крови. Я снял чехол и засунул его под заднее сиденье.

Пограничник, взглянув на мой серпастый паспорт, внимательно изучил мое лицо и сверил с фотографией. Однако было сумеречно, и он вряд ли рассмотрел меня и то, что изображено в паспорте.

Латвийская таможня была во хмелю и потому до осмотра не охочая. Зато российские таможенники потрясли основательно. Один из них даже открыл капот и, вертя усатой башкой, заглядывал во все щели агрегата.

В Пыталово я не стал искать гостиницу и, припарковавшись у одного из немногих здесь пятиэтажных зданий, попытался уснуть. И сделал это без натуги. Приснилось, будто я, одетый в солдатскую шинель, хочу перед составом вагонов перейти на другую сторону перрона. Подобрал будто полы шинели, нагнулся и вдруг увидел, что колеса вращаются, а я еще только на полпути…

Я проснулся раньше, чем кончился сон. А кончиться он мог только одним… Да и в жизни я где-то на полпути, а рядом, впритирку, вращаются жуткие колеса действительности. И я подумал, глядя через боковое стекло на полную луну, вовсю светившую над крышами домов, что жизнь — это тоже своего рода сон. Ведь не знаем же мы во сне, что видим сон, иллюзию, отражение подсознательного и осколки реального. Так и в жизни не догадываемся о своих вторых, а может, первых сновидениях.

Я смотрел на луну, плывущие мимо нее взбитые сливки облаков и ловил себя на мысли, что точно такое же сочетание света и формы облаков я уже когда-то видел. Наверное, это было в детстве, в первый год моего детдомства, когда я один сидел на пороге казенного дома и все ждал возвращения мамы. Я верил взрослым воспитателям, которые врали мне во благо.

Иногда в полнолуние, спросонья, я выходил на улицу и, не отдавая отчета в своих действиях, садился на край колодца и куковал там, пока кто-нибудь меня оттуда не снимал.

А порой ночью я внезапно просыпался и начинал истерически плакать, звать на помощь — на меня наплывали огромные серые жернова, от которых укрыться негде. Позже врачи это состояние назвали детским неврозом, а соседка говорила, что я лунатик…

Я смотрел на луну и думал о Велте Краузе.

Видел ее выточенные скулы, полные, изящно и нежно вылепленные губы, тонкие, в широкий разлет, брови.

Под утро я снова забылся и проснулся раздраженным — долго спал.

Было прозрачно светло, луна скатилась к горизонту и превратилась в большой красный блин.

Чтобы не мозолить глаза обитателям дома, я отъехал в сторонку и остановился под развесистыми вязами. А в пять часов уже был у входа на колхозный рынок. Наверное, только здесь я мог ее встретить.

Я вышел из машины, прошел в неказистые, сто лет некрашеные ворота и оказался на глинистом пятачке, где были расставлены обшарпанные столы-прилавки.

В самом начале две тетки из бидона сомнительной чистоты продавали молоко. Вскоре подошла компания местных мужиков с большими корзинами, полными свежей картошки.

Ничего нового на сиротском этом рынке я не обнаружил. Однако часам к семи он стал наполняться продавцами и даже ожил, приобретя какой-то бутафорский колорит. Две моложавые женщины торговали клубникой и лисичками. На какое-то мгновение их закрыли от меня яркие цветные разводы…

Женщина в цветастом сарафане, светловолосая, с «пирожком» на голове, схваченным перламутровой заколкой.

Когда она повернула голову, я понял, что фортуна мне улыбнулась. Это была Велта Краузе собственной персоной. В руках — корзинка и полиэтиленовый пакет.

Я вернулся к машине и стал ждать. Другого выхода с рынка вроде бы не было.

Оказалось, что к встрече я не готов. Не представлял, с чего и как начинать разговор. Ведь я должен был сообщить о смерти мужа и о том, какую роль сам играл в этом странном уголовном романе.

Когда она появилась в воротах, я ощутил сухость во рту. Она повернула налево и по дорожке, ограниченной пыльным штакетником, пошла в сторону реки. Я направился следом и минуты две-три шел буквально по ее пятам.

Мы дошли до речки Утрой, и Велта, не переходя мостик, свернула на узкую тропинку. Внизу, возле самой реки, виднелся зеленый домик, из трубы которого поднимался дым. Возможно, гадал я, она возвращается туда, где со своим сыном и болонкой сейчас квартирует.

Однако я не пошел тропкой, а направился напрямик, чтобы перехватить ее в безлюдном месте. Не доходя до нее метров пятнадцать-двадцать, я окликнул: «Велта, подождите…» И просчитался: она взглянула в мою сторону, и я отчетливо увидел на ее лице страх. Мгновение женщина выжидала, затем бросилась бежать.

Я обогнал ее и загородил дорогу. Сбиваясь с дыхания, быстро заговорил:

— От меня вы, конечно, можете убежать, от них — нет…

Видимо, интонация, с какой я выговорил эту фразу, ее охладила, успокоила, что ли. Она пронзительно взглянула мне в глаза, будто хотела проникнуть в душу, словно за сердце взяла.

А мне хотелось взять ее за руку и прикоснуться губами.

— Что дальше? — спросила она, и я понял, что женщина умеет владеть собой. Вместо страха в ее глазах появился вызов.

— Не торопите… Я не волшебник и принес вам далеко не благую весть.

— Дайте мне пройти, — попросила она и указала рукой на дом. — Если вам действительно есть что сказать, скажете там… Извините, меня ждут.

Я сделал шаг в сторону и пошел рядом. В горле словно затычка, два слова не сложить.

— Хорошо, идемте, — наконец выговорил я, — но учтите, разговор предстоит тяжелый.

— Не угрожайте! Что бы вы ни сказали, на попятную я не пойду. Поэтому особенно не затрудняйте себя…

Она меня, конечно же, принимала не за того. За одного из холуев Рэма.

Однако в дом я не пошел. Остановился у толстой колоды, предназначенной для колки дров. В край был вбит колун с толстым топорищем.

Я остался на улице, она вошла в дом и через пару минут вновь появилась на крыльце. В руках она держала двустволку, и я на глаз определил, что это была «тулка» двенадцатого калибра. Я понимал, что такое оружие может стрелять не только «заячьей» дробью, но и крупной «волчьей» картечью и «медвежьими» жаканами.

Ружье она держала двумя руками, опустив стволы к земле.

Нас разделяло всего несколько метров. При желании я успел бы в два прыжка оказаться рядом и выбить из рук ружье. Но я этого не сделал. Я чувствствовал, стрелять она не будет, хотя мысленно похвалил ее за решительность. Жизнь стоит того, чтобы иногда ее оберечь двенадцатым калибром.

Видимо, на моем лице появилось что-то вроде улыбки, ибо Велта, скривив свои красивые губы, сказала:

— Давайте объяснимся — кому и что от меня нужно?

— Заварзину нужна ваша жизнь… Жизнь вашего мужа он уже взял…

Трудно быть палачом, но у меня просто не было времени, ни желания затевать дипломатические игры. Ее руки вздрогнули, она побледнела, по щекам покатились слезы.

8
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело