Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце» - Прокофьева Елена Владимировна "Dolorosa" - Страница 39

• Предыдущая
• 39/59
• Следующая

Весной 1673 года терпение Луизы де Лавальер иссякло, и она тихо, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, отбыла в женский монастырь в Шайо — в тот самый, из часовни которого ее когда-то вынес на руках влюбленный Людовик.

Король узнал эту новость в тот миг, когда садился в карету с мадам де Монтеспан и мадам де Монпансье, чтобы ехать на бал в Тюильри. Король был искрение огорчен. Ему не хотелось отпускать от себя Луизу. Он попросил Кольбера вернуть ее. А сам отправился на бал. Когда он вернулся, Луиза уже ждала его в своих покоях.

Но надежд на возвращение любви короля не оставалось. Это видели все — и даже королева Мария-Терезия, прежде пылко ненавидевшая Луизу де Лавальер, начала приглашать ее к себе, чтобы побеседовать о религии и вместе поплакать из-за неверности короля. Да, они плакали о нем вдвоем и вдвоем за него молились.

18 декабря 1673 Атенаис родила королю еще одну дочь, и король приказал Луизе присутствовать на крещении в качестве крестной матери. Это было последней каплей, и Луиза решила проявить неповиновение и любой ценой избежать участия в церемонии.

На следующий же день, 19 декабря, она снова отправилась в монастырь — только теперь не в Шайо, где ее легко отыскали бы, а в монастырь босоногих кармелиток в предместье Сен-Жак. Настоятельница выслушала ее… И прогнала, заявив, что кармелиткой может стать только девушка с незапятнанной репутацией.

Опозоренная, Луиза вернулась в Сен-Жермен, но с того дня каждый день она ездила к монастырю кармелиток и часами стояла на коленях перед порогом. Ей все-таки пришлось быть крестной матерью дочери короля и Монтеспан, но Луизу это уже не волновало. У нее появилась новая, благая цель.

Через два месяца настоятельница, потрясенная таким упорным раскаянием, согласилась в качестве исключения принять Луизу де Лавальер в число своих сестер во Христе. И Луиза, надев власяницу под придворное платье, принялась улаживать свои земные дела. Она написала завещание, раздала бедным часть своего имущества, попрощалась с королевой — ей одной Луиза рассказала о принятом решении.

19 апреля 1675 года, в последний раз отстояв рядом с королем мессу, Лавальер уехала в монастырь.

Тем же вечером она впервые надела на себя грубые одеяния монахини и босиком вошла в холодную келью, где ей предстояло прожить остаток жизни и умереть.

Луиза прошла послушание в монастыре, вставая в пять утра и ложась в одиннадцать вечера, поднимаясь на полуночную молитву, не отказываясь ни от какой работы. Она поражала монахинь своей выносливостью, набожностью и самоотречением. Обычно послушание длилось несколько лет, но настоятельница, почувствовав в Луизе «подлинную святость», сократила срок.

Луиза де Лавальер приняла пострижение 2 июня 1675 года под именем сестры Луизы.

Она прожила в монастыре тридцать шесть лет, ежедневно молясь о том, чтобы Господь отпустил все грехи королю, и если кара за эти грехи неизбежна, то пусть она падет не на самого Людовика, а на нее, Луизу, его преданную рабу… Когда король совершал какое-либо прегрешение, весть о котором доходила до монастыря, Луиза выдерживала многодневный «сухой пост», отказываясь от еды и воды ради искупления его греха.

Она становилась все набожнее с каждым годом и все больше раскаивалась в грехах юности. Когда в 1683 году погиб на дуэли ее младший сын, граф де Вермандуа, Луиза сказала епископу: «Столько слез по поводу смерти сына, рождение которого я еще недостаточно оплакала!»

В монастыре Луиза написала книгу «Размышления о милосердии Божьем», которая пользовалась популярностью среди религиозных людей еще два века спустя.

Сестры-монахини считали Луизу святой и говорили, что, когда она умерла в 1710 году, тело ее источало благоухание и было окружено сияющим ореолом…

Королева Мария-Терезия посетила Луизу в монастыре один раз — в 1676 году.

Король не посетил ее ни разу.

Перестав быть любовниками, Людовик и Генриетта, между тем сохранили хорошие отношения. Обида прошла, герцогиня Орлеанская утешилась в объятиях другого мужчины. Забавно, но это был один из фаворитов ее мужа, граф де Гиш, внезапно совершенно потерявший голову от прелестей юной супруги своего сюзерена. Впрочем, — вполне может быть, что между ними ничего и не было. Не факт, что Генриетта отвечала благосклонностью на пылкую страсть де Гиша. Она слишком опасалась ревности Филиппа.

Жизнь герцогини Орлеанской при дворе ее мужа вообще была крайне незавидной. Когда-то столь болезненно переживавшая ничтожность своего положения в качестве приживалки при королевском дворе, она теперь оказалась почти в том же положении в собственном доме. В Пале-Рояле правила не она, а фавориты Филиппа. Особенно же яростной была ее вражда с шевалье де Лорреном.

Лоррен был неотъемлемой второй половиной принца. Убедившись, что Филипп ни в чем не может ему отказать, он нагло этим пользовался, выпрашивая поместья себе и выгодные должности своим многочисленным родственникам.

Такое положение вещей ужасно раздражало Генриетту. Формально, будучи хозяйкой Пале-Рояля, на деле она не имела во дворце совершенно никакого влияния. Ее желания значили меньше, чем прихоти любого из фаворитов ее мужа, они получали роскошные подарки, ей же доставались какие-то жалкие крохи, и даже их приходилось выпрашивать. Генриетта терпеть не могла всех фаворитов Филиппа, но Лоррена она ненавидела от всей души. Тот распоряжался в Пале-Рояле как у себя дома, вел себя высокомерно и даже не пытался изображал почтительность, будто жена его высочества была всего лишь какой-нибудь бедной родственницей, которую терпят по доброте душевной. Шевалье нарочно издевался над Генриеттой, отменяя ее распоряжения, даже те, которые совершенно его не касались, только для того, чтобы лишний раз обидеть и унизить ее. Он так развлекался.

Какое-то время Генриетта устраивала скандалы мужу, взывая к его совести или же пытаясь спекулировать детьми, но на Филиппа ее истерики не действовали, он или смеялся над ней, или был груб, и жизнь молодой женщины постепенно превращалась в кошмар. Филипп не любил ее. Но в то же время злился и бешено ревновал, если ему вдруг казалось, что она по-особенному посмотрела на какого-нибудь мужчину. Он не хотел ее. Но в то же время регулярно являлся в ее покой и исполнял свой супружеский долг, потому что ему нужен был наследник. Генриетта постоянно была в тягости, но в силу слабости здоровья часто беременности ее заканчивались выкидышами, да и из тех детей, которых ей удалось выносить, выжили только две дочери. Ее милый сыночек, счастье, радость и надежда Филипп-Шарль, прожил всего три с половиной года и умер от лихорадки.

Общее горе на миг сблизило принцессу с мужем, в церкви во время отпевания они оба не могли сдержать слез, но после Филипп совершенно отдалился от Генриетты и злился на нее, будто это она была виновата в смерти ребенка.

Жаловаться на Филиппа королю тоже не было особенного смысла, Людовик хорошо относился к своей невестке и часто действительно вступался за нее, но ничем хорошим это не заканчивалось. Братья ссорились, громко ругались, после чего король, кипя гневом, покидал Пале-Рояль и все шло по-старому, — Лоррен получал очередной подарок, а Генриетта лишалась и того малого, на что могла бы рассчитывать. К тому же, разругавшись с королем, Филипп неизменно устраивал скандал и своей жене, и тут дело не ограничивалось просто воплями и истериками, Филипп швырялся разными предметами, однажды в клочки изорвал скатерть, а под конец пригрозил Генриетте, что отправит ее в Англию.

Всякому терпению есть предел, взбешенная Генриетта отправилась в Лувр и рассказала об этой угрозе королю. Как раз в то время Людовик особенно нуждался в хороших отношениях с невесткой, она выступала посредником в тайных переговорах между ним и своим братом Карлом II, королем Английским, в деле подписания союзнического договора против голландцев. Гнусная выходка Филиппа привела короля в ярость. Генриетта воспользовалась моментом и заявила, что виной всем ее бедам шевалье де Лоррен, который строит против нее козни. Ко всему прочему, как раз в тот же день король узнал, что Филипп вознамерился подарить любимому фавориту богатейшее аббатство Сен-Бенуа, находившееся на его землях, и это было последней каплей. Или, скажем так, — это послужило поводом избавиться от де Лоррена.

• Предыдущая
• 39/59
• Следующая