В неизведанные края - Обручев Сергей Владимирович - Страница 78

• Предыдущая
• 78/95
• Следующая

Я отправляю Тнелькута на аэросанях, и сам доезжаю до селения на оленях. Мне хочется доставить Тнелькуту, которого я искренне полюбил за это время, не испытанное еще им удовольствие – прокатиться на «колё-оргоор».

По программе работ нашей экспедиции после ознакомления с районом Чаунской губы предполагалось пройти на оленях 600 километров на юго-запад, через хребты Анюйские и реку Малый Анюй, и выйти на реку Большой Анюй; здесь весной построить лодку и сплыть до Нижне-Колымска. Эта поездка необходима была для того, чтобы дать предварительные общие сведения о географии и геологическом строении большой области, в 1935 году совершенно неизученной и очень интересной.

В декабре, во время своей поездки в тундру, председатель Чаунского райисполкома Тыкай и его русские спутники должны были, между прочим, по моей просьбе организовать также и транспорт для перевозки нашей экспедиции на Большой Анюй, приток Колымы. Приехав в западные стойбища Ильвунейского нацсовета, они созвали собрание чукчей и предложили им распределить между собой выполнение этой задачи.

Чукчи решили, что перевозку должен принять на себя кулак Теркенто, так как у него больше всего оленей – до трех тысяч и он, прикочевав сюда недавно из Анадырского района, не выполнял еще никаких повинностей. Несмотря на щедрую плату, которая была обещана мною за транспорт, чукчи рассматривали эту работу как тяжелую повинность, так как поездка за пределы их обычных кочевок должна была надолго отвлечь оленей.

В Якутии, где я раньше работал, организация перехода оленьего каравана за 600 километров представляла самое обычное дело, но, покочевав с чукчами, я понял, насколько для них такая поездка по новым и далеким местам тяжела и неприятна.

Но Теркенто, привезенный к Тыкаю из глубины хребтов, согласился дать оленей и сам назначил, что он хочет получить за транспорт. Плата эта, в том числе такие соблазнительные для чукчей вещи, как место чаю (то есть 80 кирпичей)[23], два ящика плиточного табака, медные чайники и котлы, – все это было привезено нами в Чаун. К 1 марта олени должны были прийти в Чаун; сам Тыкай перед отъездом из тундры проверил, что нарты уже отправлены.

Но, еще не доехав до культбазы, я получил «пыныль», что далеко не все в порядке. Олени поданы очень сухие и не смогут довезти нас до Большого Анюя. В Чауне эти слухи подтвердились: те, кто видел оленей, отзывались о них очень плохо. Я поспешил вызвать работников Теркенто, приведших нарты. К вечеру явился один из них, парень низкого роста, с одутловатым лицом, по имени Лютом. Он заявил, что олени могут довезти нас только до гор (то есть до окраины Чаунской впадины, не более 100 километров), так как они очень слабы. И что еще неприятнее, Тыкай сговорился с Теркенто, что нас доставят до Уттувеем («лесная река»), то есть до Малого Анюя, который лежит гораздо ближе, чем Большой Анюй.

Очевидно, Тыкай, не знал, что Большой Анюй называется по-чукотски Вильхвильвеем («березовая река»), и перепутал реки. Мы и сами узнали чукотские названия этих рек, только поездив с чукчами. А в Певеке осенью мы могли сообщить исполкому только русские названия. Все исследования обоих Анюев велись до сих пор с Колымы, и в научной литературе не упоминались их чукотские названия.

Проводник Вео, который должен был приехать в Чаун также к 1 марта, еще не показывался, и «пыныль» сообщала, что он кочует где-то очень далеко. Необходимо было вмешательство исполкома, чтобы снова наладить дело, – и вмешательство быстрое, так как при медлительности чукотского транспорта переезд на Большой Анюй будет продолжаться не меньше двух месяцев.

Поэтому на следующий день, 2 марта, мы выехали на аэросанях в Певек. Теперь мы решили не ездить прямо через губу, так как на этом пути слишком много торосов, а обогнуть ее вдоль восточного берега.

Первая часть пути по тундре дельты Чауна и потом по морскому льду до мыса Турырыв отвратительна. Сани так сильно бьет о крепкие заструги и мелкие торосы, что кажется, от ударов сейчас развалится голова.

Мы обгоняем нарту с тремя чукчами, сегодня рано утром они выехали в Певек. Мохнатые собаки бегут мелкой рысцой. Путь в Певек на собаках совершается в лучшем случае за сутки – это очень хорошая скорость. В пургу и на плохих собаках едут иной раз и трое суток.

От утесов Турырыва Денисов ведет большие сани по льду к Млелину, а Яцыно на малых санях пробует найти более ровную дорогу кругом по тундре и береговому пляжу.

После оленей поездка на аэросанях захватывает, и хотя лицо все еще мерзнет (теперь теплее, чем в феврале, но днем все же 20 градусов мороза), но начинаешь уже наслаждаться быстрой ездой.

Мы летим по узкой ровной береговой полоске пляжа, вдоль обрывов берега, и сани развивают скорость до семидесяти километров. Жутко и весело.

От мыса Млелин мы проходим опять по торосистому льду прямо к мысу Валькумей. Теперь остается только 15 километров, через четверть часа мы и дома. Но как только мы заворачиваем за мыс, нас захватывает пурга – воздух скатывается с Певекской горы со страшной быстротой и метет. Море покрыто пеленой струящегося снега. Сквозь поземку не видно, где мы едем, не видно торосов и трещин.

Через несколько минут раздается зловещий треск. Аэросани соскочили с плоской небольшой льдины, и ее край ударил по тяжу, укрепляющему лыжу; удар так силен, что тяж вырвался, свободным концом ударил по винту и срезал оба конца последнего. Осмотрев повреждение, мы с Яцыно все же пытаемся добраться по дому. Заводим опять мотор – в пургу это очень трудно – и пробуем двинуться. Но движущая сила винта сильно уменьшилась, и, пройдя несколько метров, сани останавливаются.

Вскоре показываются большие сани. Мы перегружаем в них важнейший груз и добираемся домой. К малым саням для смены винта придется вернуться, когда кончится пурга.

В Певеке обстановка была далеко не благоприятна для нашей экспедиции. На днях должен был начаться районный съезд, второй за время существования Чаунского района, и, конечно, исполком не мог командировать в тундру никого из своих руководящих работников. В конце концов было решено, что поедет Эттувий, бывший председатель Чаунского нацсовета, чукча энергичный и близкий к состоятельным оленеводам.

Когда организовали для нас транспорт на Анюй, то один из ильвунейских чукчей, богатый оленевод Ионле, сказал: «Если Теркенто не повезет, то я сам повезу». Теперь Эттувий и должен был добраться до Ионле, стоявшего в 100 километрах от Чауна, и предложить ему выполнить обещание.

Для аэросаней после двадцати дней отдыха наступила жаркая пора: они должны были почти ежедневно циркулировать между Чауном и Певеком. Сначала они отвезли в Чаун Эттувия и будущих членов нашей оленной экспедиции – Перетолчина и Курицына – вместе с необходимым грузом.

Обратным рейсом сани выполнили целый ряд работ для исполкома: привезли пять чукчей-делегатов на съезд, рыбу для певекских собак, оленье мясо (целых пять туш) для жителей Певека.

В следующий рейс отправились мы с Ковтуном, захватив остальной груз сначала на двух санях; вблизи Певека с малыми санями опять случилась авария, и попытка пройти дальше на больших санях потерпела фиаско: густой туман покрыл море, и даже накатанную за эти поездки аэросанную дорогу не было видно. Пришлось вернуться, и лишь на следующий день, 9 марта, мы все собрались в Чауне. Эттувия еще не было, но я послал за присланными Теркенто оленями, стоящими в нескольких километрах от культбазы, чтобы завтра выехать на них в сторону стойбища Ионле.

На другой день явился Укукай и сообщил, что вместо тридцати нарт, необходимых нам для людей и груза, Теркенто прислал только 14. Остальные заняты ярангой и имуществом пастухов, которые поедут с нами. Кроме того, он еще раз подтвердил, что олени совершенно истощены и даже на эти 14 нарт нельзя особенно полагаться. Проводник Вео также еще не явился.

• Предыдущая
• 78/95
• Следующая