В неизведанные края - Обручев Сергей Владимирович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/95
• Следующая

Следующий этап – потолок и крыша. По наклонной доске мы вносим наверх на носилках дерн, тщательно укладываем и потом утрамбовываем. Под дерн на потолок настилаем старые кули, рогожи, тряпки – все, что мы находим на берегу, брошенное после выгрузки парохода. Мы бродим по галечнику, как тряпичники, в поисках полезных отбросов, и особенно пакли.

Начинается обшивка стен наружным слоем досок и закладка промежутка дерном. Теперь можно и уехать на юг: ясно, что жильем на зиму мы будем обеспечены, а нужно успеть изучить еще все побережье Чаунской губы.

По западному и восточному берегам губы местами тянутся длинные обрывы утесов, и надо успеть осмотреть их до того, как их на восемь месяцев закроют крепкие снежные забои. Здесь очень мало утесов: мороз и ветер быстро разрушают скалы, всюду на горах видишь только осыпи. Лишь по берегу моря да кое-где по долинам рек, где размыв идет быстро, сохраняются свежие скалы. Поэтому каждый утес, в котором можно изучить условия залегания горных пород и их взаимоотношения, представляет большую ценность для геолога.

Становится холодно, по утрам ниже нуля, часто идет снег – надо торопиться. 10 сентября мы втроем, я, Ковтун и Денисов, уезжаем вдоль восточного берега губы. Втроем трудно будет вытаскивать тяжелую шлюпку на берег, но нельзя снимать со стройки людей: еще очень много остается сделать. Мы так привыкли к работе с талями, что надеемся справиться со шлюпкой и втроем.

Полуостров Певек выдается на юго-запад высоким скалистым мысом Валькумей (Матюшкина). Здесь, так же как и у мыса Шелагского, постоянно дует откуда-нибудь ветер, и встреча его с сильным течением из пролива между островом Большой Роутан и Певеком создает волны, в то время как за мысом и в проливе тихо.

Пролив этот очень интересен: вода течет в нем то на юг, то на север, в зависимости от направления ветра. При северо-западных ветрах вода из океана нагоняется в губу, и уровень последней повышается. Прошлой осенью северо-западный шторм нагнал так много воды, что было залито все устье Чауна до Чаунской культбазы, которая стоит в тундре в 10 километрах от устья; вода залила на метр дома, люди сидели на крышах больше суток. Этот шторм унес много строительного материала, подмочил грузы.

В самой губе этот же шторм выбросил на берег кавасаки, шедший с кунгасами из Певека в Чаун, разбил их и растрепал круглый домик, который перевозили в Чаун.

Чаунская губа встречает нас хорошо – даже у мыса Валькумей волна невелика. Морские птицы – серые толстые пушистые гаги, маленькие черные чистики с ярко-красными лапками и другие – собираются в стайки и перелетают мимо шлюпки. Денисов азартно стреляет, и в случае удачи нам приходится делать круги вокруг утки, чтобы поймать ее на ходу, не останавливая мотора.

Сегодня мы проходим первый утесистый мыс Млелин и ночуем у болотистой тундры. В нескольких километрах в глубине тундры белеют яранги богача-оленевода, и спустя час к нам оттуда прибегает, раскачиваясь на ходу и подпевая, оборванный чукча-пастух, один из батраков богача.

Произнеся обязательное чукотское приветствие «Я пришел», он садится к костру и, как только поспевает чайник, наливает себе кружку, вытаскивает из-за пазухи кусок своего сахару и пьет вприкуску, медленно и основательно. Потом внезапно срывается с места, ничего не сказав, и уходит, припрыгивая и подпевая. У чукчей нет обычая здороваться: пришедшему говорят только «йетти» (ты пришел), и он отвечает «и» (да); иногда он сам скажет: «Я пришел». Прощаться совсем не полагается. Сначала это кажется странным, по потом привыкаешь[11].

Во второй день при небольшой встречной волне мы проходим вдоль низких берегов с лагунами, тянущимися за косами, до следующего ряда утесов, мыса Турырыв, или Росомашьего. Мы хотим исследовать весь ряд утесов сегодня же, но против самых высоких скал мыса из-под кормы поднимаются грязные волны – винт ударяет о дно, здесь мелко.

Денисов круто поворачивает от берега, мы огибаем мыс, потом опять осторожно приближаемся к утесам. Здесь еще хуже: три ряда кос – узких мелей – отделяют берег. Мы находимся в южной мелкой части губы, где реки Ичунь и Чаун засыпают ее дно своими наносами не только у низких берегов, но даже под утесами.

Приходится вернуться назад. Тотчас к северу от мыса, между камнями и песчаной косой, мы находим узкий проход в маленькую бухточку – ванну в песке, укрытую от южных ветров утесами. Здесь как раз столько места, чтобы поставить шлюпку на якорь. Юго-восточный ветер согнал воду и обнажил песчаный пляж; здесь можно разбить палатку, пока не подует северный ветер.

Эта бухта понравилась нам больше всех стоянок. Тихо, не беспокоишься за лодку, сколько угодно дров: плавник лежит кучами. Тут же и пресная вода в лужах на пляже, профильтровавшаяся сквозь песок из тундры.

На тундре густые заросли ивы высотой по пояс; очевидно, и северные ветры, поднимаясь на гряду холмов, затихают у их подножья. Под холмами на мху янтарно-желтая, налитая, крупная морошка, на которой пасутся гуси. При виде нас они с гоготом улетают; за два дня мы добросовестно очищаем все пастбище, не оставляя гусям ни ягодки.

С холмов у мыса видна равнина – Чаунская впадина, тянущаяся до горизонта к югу и западу. Только на востоке ее окаймляют какие-то горы, где текут таинственные притоки Чауна, нанесенные на карту 150 лет тому назад капитаном Биллингсом, прошедшим с чукчами по горам от Берингова пролива до Большого Анюя. С тех пор никто не был во внутренних частях Чукотского хребта, и карта хребта, за исключением частей, заснятых моими авиаэкспедициями 1932–1933 годов, до сих пор повторяет съемку Биллингса.

Изучение этих обширных пространств суши предстоит нам зимой и весной. А теперь мы должны идти на шлюпке к западному побережью губы. Там есть, судя по рассказам, длинные ряды утесов и даже месторождения графита, найденные одним из местных работников. Нам дважды надо пересечь Чаунскую губу – сначала сделать маршрут на запад и затем обратно в Певек, но, если погода испортится, придется огибать губу вдоль берегов, и на это нам не хватит горючего. Поэтому я решаю вернуться в Певек и захватить побольше бензина, чтобы крейсировать затем вволю по губе.

С мыса Турырыва мы забираем целую копну морских водорослей. Это единственное место на побережье, где на плоский низкий пляж волны выкидывают комки тонких спутанных волокон быстро сохнущих водорослей. Это те водоросли, которыми набивают непотопляемые «капковые» лодки и подушки. Мы можем использовать их в хозяйстве, начиная от стелек в меховых сапогах и до матрацев.

Попутные волны поднимают корму и бросают шлюпку вперед. Через семь часов мы уже и «дома», в Певеке. Но «дома» нас встречают нелюбезно: дом еще не готов, а мы хотим в нем ночевать. Постройка быстро продвигается вперед: втроем наши товарищи уже закончили стены, Перетолчин сделал рамы и приступает к внутренней отделке. Мы не будем им мешать – только переночуем.

Утро уже как будто сулит хорошую погоду. На юго-западе едва поднимается над водой вершина большой горы Наглойнын со ступенчатой вершиной, вероятно сложенной гранитом, как и другие горы с таким же рельефом, окружающие Чаунскую губу. Нам надо сделать рискованный переход – 100 километров прямо через губу к северному концу утесов. Певекцы не верят, что мы настолько смелы: «Неужели вы решились идти прямо через губу?» В Певеке несколько вельботов, вдвое большего размера, чем наша шлюпка, вполне мореходных, но на них пробираются вдоль берегов, чтобы выброситься на берег в случае бури. Даже кавасаки с кунгасами не решаются выходить на середину губы и при рейсах в устье Чауна придерживаются восточного берега. Прошлогодняя авария всех здесь напугала.

Действительно, пересечение Чаунской губы – настоящий морской рейс. По расстоянию это все равно что переплыть Ла-Манш у Шербура, или южный конец Адриатики, или Баффинов залив в узком месте. Вследствие мелких глубин – не более 20 метров – волны в губе не такие высокие, как в открытом море, но зато круче и опасны для открытой шлюпки.

• Предыдущая
• 54/95
• Следующая