Медный кувшин старика Хоттабыча - Обломов Сергей - Страница 4
- Предыдущая
- 4/53
- Следующая
В произведенной выше описи имущества Джинна не нашлось места его компьютеру. Не только потому, что он занял свое место в самых первых строках записи этой истории, но и потому, что компьютер сам по себе был отдельным местом, правильнее даже сказать — миром, в котором творилась история Джинна и главная часть его жизни. С ним, с этим миром, так или иначе были связаны все основные контакты Джинна, его занятость и его любовь.
После того как Джинн потерял работу системного администратора в коммерческой структуре (это такое общепринятое в современном русском сочетание слов для названия управляющего компьютерной сетью в частной торговой конторе) — после кризиса, но в результате своего талантливого неумения держать при себе эмоции в отношении непосредственного посредственного начальства, — главным его делом, кроме разовых написаний простеньких программ, стало изучение и взлом различных сайтов Всемирной Сети. По-русски говоря — Джинн был хакером. Дело это было преступное, нехорошее, правда ни разу никакой материальной пользы Джинну не принесшее. Джинн — интеллектуальный разбойник — ничего не крал ни из банков, ни из он-лайновых виртуальных магазинов, потому что с детства, несмотря на творившийся вокруг коммунизм, а потом и посткоммунизм, особенно уважал право других на обособленную материальную собственность. Его добычей были ключи к порно-сайтам и хранилищам игрушек — для друзей. Все остальные взломы носили характер либо шутовской, невредный, либо вредный политический.
Безусловно признавая частную собственность на информацию, особенно в области информатики, Джинн считал мир Сети чем-то вроде свободного информационного государства, виртуальной Христианией со своими законами, где главным и основным была свобода поделиться тем, что имеешь — сказать или в виду. Что подразумевало полную и непререкаемую свободу слова и изображения. Поэтому любые попытки запрета в этой области вызывали у Джинна рефлекторный протест всеми его умениями и навыками.
Когда правительство Испании при помощи наемных взломщиков уничтожило сервер басков, находившийся в Лондоне, чтобы закрыть оппозиционный информационный поток, Джинн одним из первых атаковал серверы испанского правительства. Немного позднее он вошел в интербригаду, объединившую добровольцев со всего света, и именно их бригаде (а таких было несколько) при помощи совокупных знаний взломов удалось нанести врагам самый большой урон. Урон выразился в полном параличе информационной сети Испании и вынудил правительство капитулировать: сетевая часть басков была оставлена в покое, а действия правительства по разрушению оппозиционных серверов признаны и объявлены ошибочными.
Война в Испании привела Джинна к его настоящей любви — его любовь входила в их интербригаду, и через некоторое время они с Джинном стали товарищами не только боевыми. После окончания войны они почти каждый день (хотя для Джинна — вечер, для нее — утро) встречались — в сети, разумеется. Разница во времени возникла между ними из-за того, что не только на небе, но и на земле время течет неодинаково — разные страны живут в разных временах.
Этна, а ее виртуальное имя выглядело именно так, работала в одном из правительственных институтов в городе Монтерее, штат Калифорния, один из Соединенных в Америке. Собственно, это было почти все, что Джинн знал о ней как о частном лице. То, что он знал о ней как о человеке, едва ли можно вместить в опыт слов, хотя их связь осуществлялась именно через них.
Кстати, довольно долгое время, уже чувствуя в себе пробуждение навязчивого интереса к невидимому собеседнику, Джинн опасался выяснять его пол — мало ли что. Надежда на то, что раз уж Этна — слово женского рода, то и сама Этна — соответственно, ничем не обеспечивалась; одна его одноклассница виртуально дружила с голландским мальчиком по имени Дима, который, прибыв на свидание в Москву, оказался девочкой и долго не мог понять, что мужского в имени Дима даже с точки зрения русского языка. Однако к этому времени отношения Димы с одноклассницей уже находились в такой стадии, когда такие пустяки, как пол, их мало волновали. Кажется, они даже потом официально поженились — в Голландии, говорят, это можно.
Выяснить пол Джинну удалось случайно, хотя и не сразу, обнаружив одну приятную неожиданность — Этна говорила по-русски. Ну, не то чтобы говорила — но писала по крайней мере. Причем ее русский был не то чтобы плохим — странным. Все предметы и понятия, возникшие после 1917 года, она либо заменяла американизмами, либо выдумывала им названия заново. И если «геликоптер» или «фризер» еще как-то можно было понять, то в слове «посланопередатчик» Джинн опознал автоответчик только после длительного изучения контекста.
Он, конечно, поинтересовался подробностями происхождения ее русского, явно наследного, но очень быстро запутался в хитросплетениях ветвей ее генеалогического древа.
Ее предками по матери были какие-то азербайджанские князья Халидовы из какой-то Шемахи. При этом эмигрировали они из Санкт-Петербурга еще во время Первой мировой войны, не дожидаясь всевластности советов. Ко Второй мировой они уже смешались с высшими слоями новых американцев, и Этна получила фамилию Стиллман и имя Дайва. При этом, благодаря усилиям матери, от царской России она унаследовала не только русский язык, но и ислам.
В конце первого года в университете Этну срочным звонком вызвал домой отец. Она застала мать в постели, с влажными от слез глазами и мелкими капельками пота на бледном лице. Мать вытащила из-под подушки самодельную тряпичную древнюю куклу:
«Это от сибирской бабушки, оберег, — проговорила она. — Береги, помощь».
«Что она сказала? — переспросил отец. — Переведи».
После смерти матери внезапно нахлынувшую свободу и пустоту Этна использовала для простой работы, хотя могла бы и не работать вовсе. Институт, в котором она служила, являлся одним из научно-исследовательских центров Пентагона, а ее работа была связана с языками программирования. Работа была интересная и успешно вытесняла большую часть пустоты и свободы ее времени.
Для Джинна его виртуальная любовь к далекой загадке, выбравшей себе неспокойное имя вулкана, была намного более настоящей, чем поверхностные чувства к мимолетным спутницам его внекомпьютерных свиданий. И только одно обстоятельство оставляло эту любовь несовершенной — расстояние между Москвой и Монтереем в одиннадцать часовых поясов и много долларов США, необходимых для преодоления разницы пространственных и социальных слоев. К тому же Джинн был достаточно закомплексован, чтобы считать себя подарком американской мечте.
Однако вовсе не нехватка долларов или условных единиц их эквивалентов привела Джинна на Лондонский аукцион. За последние три дня он реализовал идею универсального пароля доступа к виртуальным запретам. Идея пришла, когда в каком-то старом сборнике фантастики он наткнулся на описание ключа, подходившего ко всем замкам. Это был шприц со специальной пастой, которая выдавливалась в замочную скважину и там застывала, принимая форму замка. Или ключа, что одно и то же. Такой застывающей пастой у Джинна служила сжатая программа-вирус, которая проникала в программу-замок, как троянский конь, — при вводе пароля, который отвергался, но позволял проникнуть внутрь программы-замка. Внутри программа-вирус полностью копировала замок, но уже со своим кодом доступа, как бы создавала дублирующую личинку, ключ от которой был у Джинна — собственно Джинн и genius и были этими ключами. Попытки взламывать виртуальные замки при помощи проникающих вирусных программ были особенно популярны несколько лет назад, после чего на всех замках стали ставить блокираторы, не позволявшие вводить больше информации, чем требовалось. Нужен был сайт, который позволял расширенный контакт, — так Джинн оказался в Лондоне, на аукционе археологических находок, тем более что, с его точки зрения, предметы этого аукциона были лишены материальности, но были лишь носителями информации, в равной степени принадлежавшей всему человечеству. Если бы попытка удалась, сам предмет можно было бы сдать в музей.
- Предыдущая
- 4/53
- Следующая
