Трудный Роман - Марчик Георгий - Страница 33

• Предыдущая
• 33/47
• Следующая

Костя, Роман и Женя подошли ближе, вплотную к группе.

— Отдай сейчас же деньги! — возмущенно потребовала Женя, протискиваясь в круг. Она оказалась напротив высокого. Из-под шапочки у нее опять выбилась прядь золотистых волос. — Мы все слышали. — Она кивнула на Костю и Романа, которые последовали за ней. — Как ты сейчас хвастал, что взял билет, а деньги не отдал.

— Ничего вы не слышали, — с угрозой процедил парень, — проваливай-ка лучше подобру-поздорову, а то получишь по мыльнице. — Растопыренными пальцами пятерни он толкнул Женю в грудь.

Она отшатнулась, но устояла на ногах.

Роман рванулся вперед, перехватил его руку. Потом стал в стойку, вытянул вперед левую руку со сжатым кулаком, правый кулак поднял к подбородку. Все, опешив, смотрели на него, не вполне понимая, зачем он все это делает.

— Раз-два, — вслух скомандовал сам себе Роман и, точно прицелившись, нанес сильный удар в челюсть парня.

Тот как подкошенный грохнул оземь. Компания его отпрянула, застыла в напряженном ожидании, готовая, в зависимости от дальнейшего развития событий, немедленно броситься врассыпную или вступить в драку. Поверженный поднялся на ноги. Ни слова не говоря, полез в карман, вытащил полтинник, протянул испуганной девушке:

— Пожалуйста, могу свой отдать.

Куда только делась его наглость!

— Ловко ты его! — воскликнул Костя, когда они отошли. — Чистый нокаут. Поздравляю. Твоя первая победа.

— Наплевать. Я разучил прием, зачем же пропадать таким ценным знаниям? — с некоторой небрежностью заявил Роман. — Помнишь, у Чехова? Если в первом акте на стене висит ружье, в последнем оно обязательно должно выстрелить.

Возбужденные, перебивая друг друга, они долго обсуждали каждую деталь «приключения», будто бы оно и в самом деле было комическим.

— Я не поверил своим глазам, когда увидел, как смело ты заспорила с этим хулиганом.

— А ты, Ромка, к-а-а-ак ударишь его…

— Сугубо по-деловому. Я его прямым правой…

— Молодец! Вот не думала, что ты так можешь… А Костя стоит бледный, испуганный.

— Я не испугался, я соображал, как поступить.

— Долго же ты соображаешь. Здесь не секция бокса, где все по правилам. Этот тип мог и ножом пырнуть, — заметил Роман.

— А если бы нас в милицию забрали? — спросила Женя, лукаво пригибая голову. — За мелкое хулиганство. Ведь ты первый ударил.

— Ну нет, — засмеялся Ромка. — Живым я бы в руки не дался… Помню, у нас в классе один парень подрался с хулиганом, его же самого потом и разбирали.

Есть своя неизъяснимая прелесть в воспоминаниях о былых школьных проказах. Стоило начать и… пошли-поехали: «А помните?», «А помнишь?»…

И о том, как однажды спустили с потолка букет цветов на голову Савельичу.

И о том, как среди версальцев на рисунке в учебнике истории дорисовали историка и боялись его гнева. А он обрадовался, что похож…

Вспомнили о том, как когда-то на химии вызвали Черникина и спросили, как получить водород. Он урока не выучил, но не растерялся:

«Воду подогреваем, кислород улетучивается, водород остается».

«Садись, молодец, — похвалила учительница. — Ставлю тебе пятерку. Подогреваю ее. Тройка улетучивается, двойка остается».

— А помните, как мы намазали доску воском? — радостно вопрошает Костя. — Мымра начала писать. Ничего нет. Вызывала меня. Я пишу на чистом участке — пожалуйста. Она стоит удивляется. В те времена Мымра была добрей, ледниковый период еще не начался.

— А знаете, она, возможно, по-своему и неплохой человек, — неуверенно говорит Женя. — Может, мы сами виноваты.

— Ну, знаешь ли…

Да, тогда, в девятом, Мымра была другой. Улыбалась их шуткам, прощала скрепя сердце их дурацкие выходки. Когда они вступали в комсомол, она сама своей собственной рукой старательно написала на доске образец заявления о приеме, а сколько раз украдкой она сообщала им темы сочинений и контрольные задачи!

Она старалась быть участливой и полезной, а они решили, что она заискивает перед ними. Не оценили ее…

У Жени миллион терзаний и ни минуты свободного времени.

Во-первых, шефский концерт на заводе. Во-вторых, подготовка закрытого комсомольского собрания. В-третьих, репетиция. Уроки. Английский. Семинар в Доме комсомольца-школьника. С ума можно сойти!

И еще ведь зима, зима на дворе. Снегу насыпало. Утонуть можно. На ветках деревьев, на проводах, на балконах, на карнизах домов пушистые белые подушки. Чудо!

Настроение — как перед праздником. Ну, кто бы объяснил, почему вдруг ни с того ни с сего так хорошо, такая свежесть на душе. Вокруг снег, а настроение такое, словно вокруг цветы. Сплошное море подснежников.

Ах вот оно что… Они, правда, как всегда, спорили, но еще никогда, никогда он так щедро, так дружески не улыбался. Еще никогда он не говорил с таким откровенным признанием в голосе, с такой нежностью и любовью, что она чуть не задохнулась от охватившего ее чувства. Хоть слова были и самые обыкновенные. Но просто сказаны, очевидно, от всего сердца.

От этого даже приплясывать хочется, закружиться на месте, петь, дурачиться, поделиться со всем миром тем, что переполняет тебя.

А вокруг снуют, носятся, чинно прохаживаются ученики и ученицы всех десяти классов. Потому что идет большая перемена. Как дикая орда на штурм крепости, многие бросились в буфет. У старшеклассников перемещение из аудитории в аудиторию. Решаются тысяч спорных вопросов. Шум, гам, суета.

Некоторые уткнулись носами в книги. Сейчас их лучше не трогать. А если вам не ясно, почему — значит, вы не знаете, что такое школьная перемена. Это спасательный круг для тех, кто не успел что-нибудь выучить. За пятнадцать коротких минут постигается все — сложные формулы, мудрые правила, серьезнейшие законы…

Школьная перемена. Самая неподходящая обстановка, чтобы стать ненормальной от счастья. Опустила голову, быстро прошла в одну сторону, в другую. Только бы никто не окликнул. Ведь у нее сейчас все на лице написано. Возможно ли так радоваться?

— Женя! Синицына!

Оглянулась. Марианна. Как всегда, идеально выглядит. Лицо веселое. Посмотрели друг на друга и ни с того ни с сего рассмеялись. Только Женя смеялась дольше, чуть не до слез.

— Ты чему, Женя, так радуешься? — спросила Марианна с пониманием: мол, можешь и не говорить, я и так догадываюсь.

— А я и сама не знаю, Марианночка, просто у меня очень хорошее настроение.

Стоят и смотрят друг другу в глаза и улыбаются, как две задушевные подружки.

— Ты не видела Романа?

— Он только что пошел в кабинет физики. Позвать, Марианночка?

— Позови. Впрочем, нет. Передай, что я просила его прийти на репетицию. Ромео некому играть. Уговорим его. А?

— Давайте, Марианночка. У него получится. Он ведь занимался в драмкружке.

— Я тоже так думаю. А то на репетиции ходит, а ни одну роль не берет. Последний раз, когда не было Черникина, он читал за него — хорошо получалось. Верно?

— Верно…

Все в глазах Марианны. Словно все знает, все понимает. Ну до чего же проницательная! Стоп! Больше ни слова. Это похоже на необъяснимый внутренний приказ. Уж не испытывают ли ее? Надо поскорей переменить тему разговора. Но о чем же сказать?!

— Марианна, только, чур, по секрету. Дайте слово, — совсем другим тоном просит Женя. На лицо ее набегает озабоченность.

Женя как будто не знает, с какого конца подступиться к щекотливой теме, мнется, крутит в пальцах какую-то бумажку. Марианна терпеливо ждет. Наконец Женя решается:

— Марианночка, ну, пожалуйста. Костя меня волнует. Только учтите, он может на меня смертельно обидеться. Поговорите с ним.

— А что случилось? — мгновенно тревожится Марианна и хмурит красивые брови над темными проницательными глазами.

— Нет, нет, ничего не случилось! Нет, нет, он ничего такого не сделал. Вы же знаете, он славный мальчишка. Совсем не такой, не подумайте. Хотя тоже иногда может брякнуть что-нибудь сногсшибательное. Сами понимаете — характер. Мы с ним на днях поспорили. Он утверждает, что сердце — это всего лишь тренированная мышца, насос для перекачки крови. А глаза — набор линз. И так далее. А человек всего лишь высшая форма существования материи. Мои доводы на него совершенно не действуют. А вам он, я знаю, поверит…

• Предыдущая
• 33/47
• Следующая