Трудный Роман - Марчик Георгий - Страница 21
- Предыдущая
- 21/47
- Следующая
К столику подошел сухопарый, подтянутый мужчина в строгом темном костюме, вежливо попросил разрешения сесть на один из свободных стульев. Роман окинул его рассеянным взглядом, промолчал. Тонкие пальцы его на белой скатерти беспокойно зашевелились. Костя кивнул подошедшему:
— Пожалуйста.
Тот сделал заказ, закурил. Спокойно, даже доброжелательно оглядел соседей, поинтересовался:
— Студенты?
— Нет, не студенты, — помолчав, ответил Роман, выдерживая его взгляд. — Всего лишь простые советские рабочие.
— А-а… — протянул незнакомец. — Рад познакомиться…
— Простите, а вы кто? — спросил Костя, чтобы не остаться в долгу. Хотелось быть равным партнером.
— А я, — ответил мужчина, чуть улыбнувшись, — простой советский актер.
— Актеры простыми не бывают, — усмехнулся Роман. — Впрочем, жизнь — сцена, где у каждого есть роль.
— Вы не лишены остроумия, молодой человек.
— Это Шекспир. Я не нуждаюсь в чужих лаврах.
Актер почел за благо прекратить словесную дуэль и умолк, погрузившись в изучение меню.
— За тех, кто в море и кого уже не ждут на берегу! — Роман поднял свой бокал. — Но пусть они вернутся.
— За маяки, которые светят тем, кто в море, — добавил Костя. — И за маленький островок, затерянный в Океании — приют для потерпевших крушение.
Они выпили. А музыка, не уставая, гремела, и пары неутомимо топтались в ритм джазу. Все кружилось, мешалось и в зале, и в одурманенных хмелем ребячьих головах.
— Есть люди, — патетически продолжал Роман, задирая соседа, — чье предназначение играть других. Героев чужих пьес. Жить для себя недоступно их жалкому уделу.
Скромный незнакомец, делающий вид, что ничего не слышит, стал раздражать его.
— Они повторяют чужие слова и мысли одинаково как на подмостках, так и в жизни…
Ему показалось, что он уже когда-то видел сидящего напротив человека. Что-то знакомое мелькнуло в чертах его лица.
— Истинно так, — в тон Роману поддакнул Костя.
— Я бы выпил еще. Кот, — щелкнул пальцем по зазвеневшему бокалу Роман. — И удрал на другую планету. Ты все знаешь — подскажи на какую?
— Предлагаю тост, — Костя поднял свой бокал, — за мечтателей и чудаков.
— Прекрасно, Кот. — Роман натянуто заулыбался. Его настроение быстро и часто менялось. — Выпьем за победителей. Но такой тост я не могу пить из неполного бокала. Эй, человек! (Официант не заставил себя ждать.) Еще бутылку шампанского!
Незнакомец невозмутимо и старательно жевал, как будто уши у него забиты воском или паклей. Официант принес шампанское. Перед тем как поставить на стол, он ловко вытер бутылку белой крахмальной салфеткой.
— Со льда, мальчики. А то не заметите, как стараюсь для вас. Молодые еще…
— Все только и делают, что поучают, — проворчал Роман. — Потеха. Но ты оглянись вокруг, Кот. Что ты видишь?
— Вижу человеков. Молодых и старых, веселых и скучных, — охотно откликнулся Костя, поворачивая голову в разные стороны.
— Вот именно! Они пьют, чревоугодничают, удовлетворяют свои низменные инстинкты. Но почему же никто им не крикнет: заткнитесь и убирайтесь отсюда! Неужели только потому, что они уже взрослые?.. А ну, давай еще по одной…
— А не пора ли кончать, ребята? — с вежливым недоумением спросил незнакомец. — Я понимаю, конечно, день рождения, но всему…
— Это почему же? — обернулся к нему всем корпусом Костя. — Вы что, наш классный руководитель? Или нештатная нянька? — Последние слова ему показались остроумными, и он захохотал.
— Налей, Костя, товарищу артисту бокал шампанского, — кивнул в его сторону Роман. — Пусть выпьет и успокоится.
Костя потянулся за бутылкой с шампанским, опрокинул свой бокал на стол.
— Экий ты, брат, неуклюжий, — пробормотал он, уставясь на расползающееся по скатерти пятно. — Ну ничего. К завтрему высохнет.
— Не нужно мне, — сухо попросил незнакомец. — Я пить не буду.
— О’кей! Не хочет пить… — нетвердо проговорил Роман, — и не надо. Синьор артист трезвенник… Председатель общества трезвости.
Артист перестал жевать. Наглость юнцов перешла всякие границы.
— Сопляк! Да как ты смеешь?! — взорвался он и с силой пристукнул ладонью по столу. — Я тебе в отцы гожусь…
Они опешили, но только на несколько мгновений.
— Осторожно, Костя, опасно для жизни. — Роман скорчил скорбную мину. — Опять проблема отцов и детей. Сугубо актуальная проблема.
Артист решительно предложил:
— Доедайте и живо убирайтесь, а не то…
«Где я его видел?» — снова мелькнула у Романа навязчивая мысль.
— Да вы нас не очень-то пугайте, — усмехнувшись, Роман кивнул на Костю. — У него первый разряд по боксу. Один удар — и полетите, в звезды врезываясь.
— Ну, чего шумите? — с вызовом, хотя и менее храбро, в свою очередь, спросил Костя.
— Еще одно слово, и отправлю обоих в вытрезвитель. Холодный душ вам не помешает. — Артист снова говорил спокойно, и это-то подействовало на ребят сильнее всего.
Роман и Костя переглянулись: им померещилось одно и то же — милиция, протокол, а затем вызов к директору, растерянные, испуганные лица родителей и многое, многое другое…
Не ожидавший встретить такой покорности и быстрого отступления, артист смягчился. Ребята торопливо доели, попросили официанта рассчитаться — им уже хотелось поскорее убраться отсюда, из ярко освещенного зала со множеством пестро одетых людей, гремящей музыкой, живыми рыбами в фонтане, женщинами на стенах и зеркалами на потолке. Официант подал счет. Роман искоса взглянул на него. Брови его поползли кверху, а уголки губ — книзу. Он полез в один карман пиджака, потом в другой, выложил на стол одиннадцать рублей. Добавил еще несколько серебряных монет. Не мигая, уставился на Костю. Тот почувствовал неладное, беспокойно заерзал на стуле, взглянул на счет, перевел взгляд на деньги, еще не вполне догадываясь, в чем причина замешательства приятеля.
— Деньги на бочку, — предложил Роман тоном, не терпящим возражений.
Костя, не отводя взгляда от счета, достал из кармана заветную десятку и бросил на стол.
— Еще рубль. Быстрее! И сматываемся из этого вертепа!
— У меня больше ни копейки!
— Э-э… проклятье! Что же делать?
— Вот вам деньги. — Артист положил на стол бумажку.
— Спасибо, товарищ артист, выручили. Мы обязательно отдадим, — пообещал Роман, приятельски подмигивая ему.
— Ладно, сочтемся как-нибудь. Будьте здоровы.
Пересекая зал ресторана, Костя не удержался и состроил зверскую рожу каким-то девицам, а на улице сокрушенно заметил, хлопнув себя по животу:
— Нет, Ромка, что ни говори, а нажраться за такие деньги не самое большое удовольствие. Сколько раз могли бы сходить в кино…
— Ты бы еще подсчитал, сколько стаканов газировки мог купить, — с презрением отозвался Роман.
В буфете на очередной перемене Роман пятился спиной, выбираясь из толпы, со стаканом горячего желтого чая и толкнул Наташу. Бутерброд с маслом, который она подносила ко рту, церемонно оттопырив в сторону мизинчик, вырвался из руки и, перевернувшись в воздухе, прямо-таки влип в пол. Роман обескураженно смотрел на Наташу. Она плотно сжала свой маленький ротик, верхняя губа еще больше нависла над нижней, делая его похожим на клювик. И вся она встрепенулась, как встревоженная птица, и, вытягивая шею, уставилась на Романа немигающим взглядом. Роман окончательно стушевался. Ему отчаянно не хотелось цепляться с Семенцовой.
— Ничего не попишешь, всемирный закон подлости, — поддевая носком бутерброд, прилипший к полу, посочувствовал он.
— Что-оо? — переспросила Наташа, с деланным ужасом округляя свой птичий ротик и глазки под стеклами очков.
— Ничего не поделаешь, Наташа, на всем земном шаре бутерброд почему-то падает на землю маслом вниз. Поэтому так и назвали — всемирный закон подлости, — попробовал он пошутить.
— Это уж слишком, — поджала Наташа губки. — Всемирный закон не подлости, а грубости. Впрочем, от тебя и не такого можно ожидать.
- Предыдущая
- 21/47
- Следующая