Скифы и сфинксы. Журнал ПОэтов № 6-7 (30) 2011 г. - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 1

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2011

Три новеллы «отца детектива» Эдгара Алана По, включенные в десятый том «Золотой библиотеки детектива», как нельзя более ярко отображают тот период творчества знаменитого писателя, когда он со всей одержимостью художественной натуры погрузился в некий особый мир, где так тесно и, можно сказать, неразличимо переплелись фантазия и действительность, ирреальное и реальное, эмоциональная и рациональная сферы, мир, который не только отличается от стереотипов массового мышления, но подчас вступает в непримиримый конфликт с ними.

Эдгар По решительно и смело проникает в темные глубины подсознания, с дотошностью лабораторного исследователя анализирует процессы угасания жизни и перехода ее в иные, непознанные формы существования, душу как автономный субъект жизнедеятельности, нестандартные состояния человеческой психики.

Особое место в творчестве писателя занимают различные вариации на тему смерти прекрасной юной женщины, которая не уходит вовсе из жизни, а лишь переселяется на иной ее уровень, и при этом неотвратимым последствием такого переселения является полное и необратимое крушение личности ее инфернального возлюбленного, чья психическая организация оказалась не способной адекватно воспринять эту метаморфозу.

А чья оказалась бы способной?

И отнюдь не случайным представляется то, что автор новеллы «Береника» приводит известный парадокс древнего богослова Тертуллиана: «Умер сын Божий – заслуживает доверия, ибо нелепо; умерший воскрес – не подлежит сомнению, ибо невозможно».

И снова Великий Сыщик, общение с которым едва ли может наскучить кому бы то ни было, как не может иссякнуть интерес даже самых искушенных знатоков к его дедуктивному методу расследования преступлений.

Сэр Артур Конан Дойл своими произведениями оказал огромное влияние на развитие криминалистики. Известно, что практически первый фундаментальный труд в этой области – книга Г. Гросса «Исследование преступлений» вышла в свет уже после того, как Шерлок Холмс завоевал славу первооткрывателя научных принципов в деле разгадывания криминальных тайн.

Даже высокопоставленные функционеры государственной полиции в своих интервью вынуждены были признавать неоспоримые заслуги Конан Дойла в решении проблем совершенствования и научного осмысления следственных действий.

Впрочем, дедуктивный метод Холмса основан не столько на абстрактных умопостроениях, сколько на элементарной логике, на способности подмечать явления окружающего бытия, анализировать, сопоставлять их и приходить к определенным выводам. Здесь требуются ясный ум, эрудиция и недюжинный интеллект, но наука – это, пожалуй, из несколько иной сферы. Ведь не требуется же научного знания для того, чтобы сообразить, что надпись на стене соответствует уровню глаз писавшего – и, следовательно, таким образом определить его рост; или обратить внимание на то, что без особой на то причины гувернантке не платят жалованье в трехкратном размере («Медные буки»), а квалифицированный работник не станет довольствоваться половинным жалованьем («Союз рыжих»).

Или – «если палка высотой в шесть футов отбрасывает тень в девять футов, то дерево высотой в шестьдесят четыре фута отбросит тень в девяносто шесть футов…».

Действительно, для таких вычислений вовсе не обязательно обладать специальными знаниями или проводить особого рода исследования, как и для вывода о том, что если шляпа некоего джентльмена не чищена уже несколько недель, то его, конечно же, разлюбила жена («Приключения голубого карбункула»).

В новелле «Скандал в Богемии» Холмс снисходительно поясняет своему простодушному другу: «Если ко мне в комнату входит человек, пропахший йодоформом, с черным пятнышком ляписа на указательном пальце правой руки и с шишкой на правой стороне цилиндра, где он прячет свой стетоскоп, я был бы настоящим тупицей, если бы не сообразил, что передо мной – врач, активно занимающийся своими прямыми обязанностями».

Но, разумеется, результаты подобного рода наблюдений являются лишь вспомогательными средствами построения следственной версии. Новелла «Приключение с пестрой лентой» стала убедительным аргументом в пользу того, что верное определение мотива и отдельные детали сами по себе, на первый взгляд, ничего не объясняющие, тем не менее в совокупности своей предоставляют реальную возможность воспроизвести полную картину готовящегося преступления.

«Я давно придерживаюсь одного правила, – поясняет своему другу Великий Сыщик, – следует исключить все невозможное. Тогда то, что остается, и есть истина, какой бы невероятной она ни казалась».

И настоятельно советует при этом не только смотреть, но и наблюдать.

Умение наблюдать и свободно, без оглядки на сложившиеся стереотипы массового мышления, оперировать полученными данными позволяет Холмсу принимать решения, имеющие полное право называться открытиями.

Вот они-то, его ошеломляющие открытия, и дают основания для ощущения самого, пожалуй, ценного из состояний человеческой души – внутренней независимости.

Этот человек независим в полном смысле этого слова, и его непоколебимая независимость, столь экзотическая в человеческом сообществе, создает какой-то особый ореол чуть ли не сверхчеловека, хотя Шерлок Холмс вовсе не претендует на подобное звание. Просто он мастер своего дела, Мастер, который может позволить себе общаться на равных с самыми высокопоставленными особами, и даже слегка свысока, потому что, если у министра отнять портфель и кабинет, он станет попросту никем, а вот у Мастера никто не может отнять его мастерство…

И недаром же Гилберт Кит Честертон, строгий и чрезвычайно скупой на похвалы критик, великий парадоксалист и насмешник, отмечал со всей серьезностью и со всей почтительностью: «В конце концов лучшими из детективных историй остаются новеллы о Шерлоке Холмсе, и, хотя имя этого несравненного кудесника известно всему свету, а легенда о нем – пожалуй, единственный настоящий миф нашего времени, у меня сложилось впечатление, что сэр Артур Конан Дойл еще не получил причитающуюся ему по праву долю нашей благодарности».

Эти строки, написанные в 1928 году, не утратили своей актуальности и сегодня.

Горе многолико. Печаль земная многогранна. Она простирается над широким земным горизонтом, точно радуга, и оттенки ее так же бесчисленны, как цвета этой арки, так же отчетливы, но так же и безгранично неотделимы друг от друга. Простирается над широким горизонтом! Как вышло, что красоту я превратил в уродство? Заговор мира и покоя – в метафору печали? Однако, подобно тому как в этике зло считается следствием добра, так и в действительной жизни скорбь рождается из счастья. Не то воспоминания о былом блаженстве приносят сиюминутную муку, не то страдания, которые есть, коренятся в восторгах, которые могли бы быть.

При крещении я был наречен Эгеем. Свое родовое имя я не назову. Но на этих землях нет замков, более овеянных веками, чем мои мрачные, серые фамильные чертоги. Линию нашу всегда почитали племенем мечтателей, и во множестве удивительных частностей – в самих формах родового жилища, во фресках главного зала, в обивке стен почивален, в резьбе некоторых колонн в оружейной комнате, но более всего в галерее старинных полотен, в обустройстве библиотеки и наконец в особенном своеобразии ее содержимого – доказательств, подтверждающих эту веру, более чем достаточно.