Тень моей любви - Смит Дебора - Страница 47

• Предыдущая
• 47/76
• Следующая

Женщины. Надеюсь, я расскажу тебе о них все, что ты захочешь знать. Ты мне расскажешь о мужчинах, с которыми была. И больше мы не будем об этом говорить. Потому что все это было в нашей жизни от одиночества и простых человеческих потребностей.

Я учусь играть в гольф. Представляешь? Это ритуал, Клер. Умение соответствовать. Я научился этому в твоей семье. Все играют по определенным правилам – не играешь, не соответствуешь. Думаю, что это в человеческой природе.

Странные они, эти письма. Я разговариваю с тобой на бумаге и запираю их в шкатулку. Никто из тех, что знают меня сейчас, не поверят, что я способен на подобную сентиментальность. Но ведь они и не знают меня по-настоящему. Какая глупая трата. Двадцать пять долларов за писчую бумагу.

Но я бы писал тебе и на чистом золоте, если бы ты захотела.

Несколько дней я почти не могла передвигаться. Колено и щиколотка больной ноги опухли, до них невозможно было дотронуться. Каждый мускул моего тела наказывал меня за то, что я спала на надувном матрасе, за то, что дважды в один день упала, за то, что слишком долго стояла.

Я чувствовала себя неуверенно. Все менялось слишком быстро. Вокруг поднимался шум, совсем как тогда, в детстве.

– Роан вернулся, чтобы отомстить, – говорили одни в моей семье.

– Ну что ж, у него есть право на эту месть, – отвечали другие.

Мрачное прошлое вспоминалось семьей и старыми друзьями очень неохотно, но потускневшие его образы все равно упрямо волновали: Большой Роан и Дженни, Роан и сестры Макклендон, дядя Пит и Сэлли.

Роан и я.

О нас судачили на открытых верандах, за утренним чаем и десертом, за обедом, в магазинах, на работе в поле и офисах.

До меня доходили разговоры, что Роан сделал деньги на наркотиках и картах. Я слышала, что он собирается создать общественный парк и назвать его именем своей матери. Масса предположений была о его покупке.

Мне сообщили также, что он предлагал мне кучу денег, чтобы я уехала с ним. А еще, что мама и папа никогда не позволят, чтобы его нога ступила в наш дом. А мои братья, оказывается, пригрозили ему, чтобы он не пытался меня вновь увидеть; и вообще – у меня нервный срыв из-за его возвращения, и поэтому я так бледна, не сплю ночами и ни с кем не общаюсь. Сплетни были ничем не хуже иных моих статей.

Всю свою журналистскую жизнь я без конца копалась в чужом грязном белье, вынося на всеобщее обозрение сердечную боль, неудачи и надежды людей. Журналистика – жестокое дело в свободном мире.

Теперь моя собственная жизнь – объект жестокого и пристального внимания. Я хотела избавить хотя бы Роана ото всей этой мерзкой лжи.

И еще я хотела, чтобы он приехал ко мне, потому что я была в ярости и мне было больно. Он заставил меня двадцать лет страдать, волноваться, искать его. А сам в это время наблюдал за мной на расстоянии. Он должен дать мне, по крайней мере, объяснение всему этому.

Из Атланты вернулся Джош. Приехали Брэди, Хоп и Эван. Однажды, когда Аманда была уже в постели, семья собралась в гостиной. Джош заговорил совершенно бесцеремонно, каким-то странным образом он всегда умудрялся делать из чужого несчастья собственную проблему.

– Я вполне могу понять человека, который ищет того, кто ему дорог, и не сдается. Но ведь Роан знал, где ты. Почему же он ждал двадцать лет, прежде чем вернуться?

Именно этот вопрос и терзал меня. Я чувствовала, что у меня горит лицо.

– Я не знаю. Джош пожевал губу.

– Он все хочет что-то доказать семье. Он мог связаться с тобой – телефонный звонок, письмо, Почему он появился именно тогда, когда ты вернулась домой, чтобы остаться? Оторвать тебя от семьи – вот это реванш! Вот чего он хочет. Он считает тебя, сестренка, своим трофеем.

– Не очень-то я гожусь в трофеи, – сказала я устало.

– И все же, как ты думаешь? Что он хочет от тебя и от семьи? Ведь пока никто не задал тебе этот вопрос напрямую.

– Я сказала – не знаю. Не знаю.

Джош наклонился вперед, положил руки на колени. Он был похож на гончую, сделавшую стойку на дичь. Из него бы получился отличный репортер.

– Я не желаю ему ничего плохого, – продолжал он. – Но я знаю слишком много людей, которые никогда и никому не расскажут, как они вырвались из сточной канавы. Целью их жизни стало – наказать тех людей, кто видел их на дне. Этот принцип широко распространен в политике, но не только в ней. Делай что хочешь, получай свое, но никогда, никогда не сознавайся в своих подлинных намерениях.

Папа нахмурился, мама выпрямилась.

– Сын, – сказала она твердо. – Ты должен поменьше общаться с политиками, а побольше с порядочными людьми. Боюсь, что тебе повсюду мерещатся злостные и тайные планы.

Замечание приостановило излияния Джоша. Все молча ждали.

– Давайте не будем торопиться с выводами, – сказал Брэди. – Возможно, Роана интересует перспектива вложений в развитие города. Я мог бы поговорить с ним об этом.

– Брэди, ради бога, – вмешался Эван. – У тебя что – доллар вытатуирован на твоей…

– У Роана нет оснований верить ни одному из нас, – мрачно вставил Хоп. – Но я не думаю, что он вернулся нам на горе. Просто он действительно беспокоится о Клер.

– Я с этим согласен, – добавил Эван, поглаживая бороду.

Я слушала вполуха, как моя семья бурно обсуждает ситуацию. О, мой клан старомодных патриархов! Если бы я чувствовала себя лучше, я бы вежливо выслушала все аргументы отца, а потом, загнав братьев в угол, разумеется, по одному, задала бы каждому хорошую трепку, найдя для этого подходящие слова. Но сейчас у меня не было сил даже на легкую перебранку.

– Ясно одно. Роан никогда не отпустит от себя Клер. Впрочем, и она не пожелает остаться без Роана, – подытожила мама.

Я, хромая, добралась до веранды и села в кресло-качалку. Вокруг мелькали первые в этом сезоне огоньки летающих светлячков. Я смотрела в сторону Пустоши и “Десяти прыжков”. Сама по себе. Отдельно ото всех. Одна.

Я ждала – не появится ли на Даншинног новая вспышка света. Ее не было. Я испытала почти облегчение. Он рассчитывал, что я пойду за ним всюду, как в детстве. Уйду из семьи, не думая ни о предательстве, ни о сожалениях с той и другой стороны. Я боялась, что он попросит меня уехать с ним.

Он был уверен, что – раньше или позже – я это сделаю.

Клер, я очень хорошо понимаю, что я такое. Поэтому я стараюсь сразу производить на людей сильное впечатление. Совершенно определенное. Чтобы ни у кого не осталось сомнения в том, что меня надо воспринимать серьезно.

Когда я был ребенком, ты принимала меня как есть. Тебе было важно, какой я, а не откуда я.

Я много думал над тем, как обращаются с тобой и с твоими братьями твои родители. Учение, уважение, дисциплина. Я стараюсь придерживаться этих правил. Еще я иногда думаю, что сказал бы дедушка Джо. Странно, Клер. Я стараюсь видеть мир так, как видели они, учиться у них.

Я научился большему, чем думал.

Я стараюсь передать это моему мальчику.

– Он купил чай “Эрл Грей” и “Английский завтрак” у меня, – поделилась с мамой и другими сестрами во время воскресного обеда тетя Джейн, подчеркивая, что чай куплен в магазине семьи. – Он был очень вежлив, но не очень разговорчив. И все-таки очень мило, что он помнит меня. Надеюсь, он меня любил больше других.

– Бог мой, – возразила тетя Ирэн. – Вовсе нет. Это у меня он всегда просил добавки во время больших семейных обедов. И, кроме меня, с ним на наших сборищах никто не разговаривал.

– Мы все ничем не лучше Арнетты, – грустно сказала мама. – Она вообще настаивает, что пыталась отговорить Холта и меня от опрометчивых поступков. То есть от того, чтобы отправить Роана в церковный приют. Я отлично помню, что все было совсем наоборот. Да простит нас всех бог.

– Все и правда было не так. В наших воспоминаниях мы куда добрее, чем были на самом деле, – печально согласилась тетя Джейн. – Наверно, Роану было все равно, где купить чай. – За столом воцарилось молчание.

• Предыдущая
• 47/76
• Следующая