Тень моей любви - Смит Дебора - Страница 26

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая

– Но так как это было трудно не только произнести, но и написать, – закончила я торжественно, – то гора стала называться Даншинног. Вот! Что ты думаешь по этому поводу?

Рони секунду размышлял. Если бы он засмеялся, то многое бы потерял.

– По-моему, разумно, – сказал он.

Зеленые ветви омелы свисали с верхушек самых высоких деревьев, напоминая об ушедшем лете. Дедушка достал из рюкзака короткоствольное ружье. Они с Рони по очереди стреляли по веткам. Сбитые ветки падали вниз, застревая по пути, но уже не так высоко. Дедушка поднимал меня, чтобы я их доставала.

Охота на омелу была страшно интересной. Мы запихнули ветки в мешок. И только одну я оставила для себя – для совершения придуманного когда-то мною ритуала.

Дедушка участвовал в нем не в первый раз. Улыбаясь, он наклонился. Я какое-то время подержала ветку над его головой, потом поцеловала его в щеку у и он поцеловал меня. Затем я взглянула на Рони и почувствовала легкое головокружение, как тогда на парковке, в магазине. Я не понимала почему, ведь я просто должна его поцеловать, вот и все.

Он неловко шевельнулся и засунул руки в карманы штанов.

– Давай, давай, – засмеялся дедушка. – Клер проделывает это каждый год.

Рони чуть присел. У меня дрожали руки. Я подержала ветку омелы над его темной головой и чмокнула его в подбородок. Его кожа была такой теплой.

– Теперь ты, – потребовала я тоненьким голоском. Он никогда раньше меня не целовал, и я не была уверена, что он сделает это сейчас. – Ну, скорей, – нетерпеливо сказала я.

Он повернулся лицом ко мне. Холодные серые глаза на минуту встретились с моими. Его губы мазнули по моему лбу.

Мне казалось, что сейчас я вознесусь и полечу.

– Посмотрите, какой отсюда вид, – сказал дедушка и повел нас через луг к гладкой плите серебристо-серого гранита, выступавшей вперед, как поля шляпы.

Мир, знакомый мне с самых малых лет, был весь как на ладони – поля, пастбища, наш большой дом с верандами и тремя печными трубами, амбары, длинные низкие птичники, маленький домик, где жили бабушка и дедушка Мэлони, узкая лента дороги через лес. Единственное место, которое мы не могли увидеть с горы, – это Пустошь. Казалось, что его просто не существует.

– Хорошо здесь, – хрипло сказал Рони. – Высоко. Великое место. В нем есть что-то магическое.

Дедушка тоже совершил небольшую церемонию. Его научил ей его дедушка, научившийся в свою очередь от своего. И так далее, вплоть до самого Шона Мэлони. Дедушка вынул из кармана рубашки ирландский свисток, пристроил свои толстые пальцы к полудюжине маленьких дырочек на его отполированной поверхности и, прижав к губам, заиграл “Удивительное очарование”.

Незатейливую мелодию подхватил ветер и понес ее по долине. У меня мурашки побежали по телу. “Меня некогда потеряли, но теперь нашли, я был слепой, но теперь вижу”.

Глаза Рони сияли.

На этой горе он впервые почувствовал наши традиции. Ему открылась история рода, к которому он мог примкнуть. Тролли из горных легенд отдали его мне. Мы могли теперь идти вперед так, как мне хотелось, – вместе.

Гора Даншинног стала с тех пор, для нас святым местом.

Джош и Брэди приехали домой из колледжа на каникулы. Они стали настоящими мужчинами. Они водили спортивные машины, встречались с девушками, которые ко мне, маленькой сестричке Джоша и Брэди Мэлони, бессовестно подлизывались. Еще бы, мои братья стоили того: сдержанные, интересные, с медными шапками волос и обаятельными улыбками. Они так эффектно поводили сильными плечами. Их твердые впалые животы даже не вздрагивали, когда я во время шутливых потасовок стучала по ним кулаком.

Джошу было двадцать пять, он был на четыре года старше Брэди, но учились они на одном курсе университета, потому что Джош два года отслужил старшим сержантом в Сайгоне.

Я помню страх и постоянную тревогу нашей семьи, помню, как каждый вечер мы толпились перед телевизором послушать новости, как мама плакала, упаковывая посылки Джошу, и как я торжественно присоединяла к ее письмам свои неумелые рисунки, чтобы он знал, у нас все о’кей.

Позднее я выяснила, что Джош в основном штурмовал бары и публичные дома да вытаскивал наших солдат из притонов с опиумом. Многого он, конечно, не рассказывал. Он очень переменился, и кое-что в нем беспокоило маму и папу. Для меня он был не только старшим, но и старым братом – вокруг глаз у него были морщины, он мало смеялся, а говорил в основном о политике, и довольно зло.

Брэди же, наоборот, ничего не принимал всерьез. У него была большая мечта. Музыка! На барабане он играл, как дрессированная мартышка. Брэди организовал в школе рок-оркестр, который имел некоторый успех, но только если не исполнял сочинения моего брата. Этого не выдерживал почти никто, кроме самых стойких друзей.

В конце концов и сам Брэди оставил надежды стать богатым рок-музыкантом. В университете он увлекся бизнесом, стал президентом какого-то общества и если не говорил о девушках, то говорил о деньгах.

Брэди вообще не обращал внимания на Рони. Джош, казалось, избегал его. Однажды Джош, взвалив меня на спину, отправился к реке.

– Я что-то не пойму, чего ты добиваешься, сестренка? Тебе нужен еще один брат? – спросил он.

Я хихикнула.

– Он лучше, чем брат. Я могу им командовать.

Мы уселись на берегу. Джош уставился в холодную серебристую воду.

– Все не так-то просто, – сказал он голосом терпеливого старшего брата. – Иногда дружишь с кем-то, ну, просто потому, что тебе одиноко. Потом чувство одиночества проходит, и этот друг тебе больше не нужен. А честно ли это по отношению к нему? Как ты думаешь?

Я думала, что заботы о моих друзьях тут совершенно ни при чем. Просто Джош отчего-то чувствовал себя неловко в присутствии Рони. И ему было бы лучше, если бы тот исчез из нашей жизни.

– Я не одинока. И с Рони все в порядке, – коротко ответила я, не желая знакомить брата со своими мыслями.

– Когда я был во Вьетнаме, я подружился с кучей людей с совершенно другими взглядами, – не отставал Джош. – Стал говорить, как они. Поступать, как они. Теперь я дома, а от этого очень трудно избавиться.

Он говорил как бы и не со мной, но все же я спросила:

– Что же у тебя были за друзья?

Джош провел рукой по лицу. На висках у него блестели капли пота, хотя было прохладно. Но Джош всегда выглядел так, как будто у него в мозгу пожар.

– Ты можешь причинить боль, сестричка, если начинаешь дружить в силу ложных причин. Причинить боль себе, своей семье.

Наступила неловкая пауза. О господи! Может, у меня и было что сказать ему, но было бессмысленно пытаться что-то объяснить Джошу. Некоторые люди, говорил папа, ругают темень вместо того, чтобы принести свечку.

Рождественское шествие в этом году прошло без сучка и задоринки. Но Рони не пошел смотреть на него, хотя я умоляла его, спорила с ним и страшно злилась.

На следующий день я узнала, что он специально просил шерифа Винса послать в Стикем-роуд своего помощника на время парада. Рони и этот полицейский сидели в патрульной машине, чтобы быть уверенными:

Большой Роан не покинет дома Дейзи.

В это Рождество мне удалось немного сдержать свои бурные чувства. Обычно в рождественское утро я вставала первой. Пулей летела вниз по лестнице в ночной рубашке, в халате, теряя розовые шлепанцы. Бледный рассвет за окном был еще совсем серым, а дом полон трагической тишины ожидания. Распахивала тяжелые двери и врывалась в гостиную. Одна.

На этот раз я спустилась вниз тихо, на цыпочках, прокралась к двери Рони и негромко, но настойчиво постучала в дверь. Потом, немного обождав, прошептала:

– Рони, вставай. – Стучала я до тех пор, пока он, обмотав себя покрывалом, не приоткрыл двери. Он глядел на меня недоуменно и сонно.

– Что случилось? – нетерпеливо спросил он.

– Ничего. Сегодня Рождество. Пойдем со мной.

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая