Вирт - Нун Джефф - Страница 50
- Предыдущая
- 50/61
- Следующая
Музыка играла, и тут экран снова сделался голубым, и единицы начали возвращаться. Две единицы. Вспышка. Четыре единицы. Вспышка. И так далее, пока не дошло до десяти. Кто-то их добавлял, но не я. Наверное, копы. Чтобы удержать меня на линии.
Они запустили трейсер, отслеживающее устройство!
Проблеск языка Такшаки, дрожащий в проводах.
Я резко выдернул перо. Поганый выброс. Но, черт! Времени не было – надо сматываться немедленно.
Мы помчались вниз с холма Фаллоуфилд, как одержимые бесами, вниз к Расхолму, мимо Плат-Филдс, по направлению к забегаловке, где готовили карри. Из каждой машины, которую мы проезжали, торчали флаги, развевающиеся на ветру Пакистанские флаги. В машинах сидели азиатские семьи, они смеялись и что-то кричали, и все машины гудели, как проклятые.
Что за хуйня здесь творится?
Теперь транспортный поток замедлился, и мы оказались вблизи от нашей старой квартиры на Расхолм-Гарденз. Это было не очень приятно – увидеть наше старое логово, где все начиналось. И чем все закончилось?! И мне показалось, что Битл почувствовал тоже самое, потому что слышал, как он матерится. И это была никакая не ностальгия. Это он матерился из-за копов. Я пролез на переднее сиденье и увидел целый кордон: они стояли на дороге и направляли машины по Плат-Лейн.
Много-много копов.
– Не горячись, Би.
– Я уже закипаю, Скрибб.
– Ты блестящий пример для всех нас, Битл, но сейчас я считаю, что тебе надо взять себя в руки и не отсвечивать.
Я убрал пистолет и перо в карманы. Теневой коп высветил наш номер, но все было в порядке; этот старый фургон для развозки мороженого был чистым. И Битл держался прекрасно: откинувшись на спинку сидения, скрылся в тенях кабины. Постовой коп взмахом руки направил нас влево, на Платт, и мы медленно тащились вперед, зажатые в пробке между азиатскими машинами. Мэнди сунулась к нам.
– Что происходит, Мэнди? – спросил я.
– Эйд аль-Фитр, детка, – сказала она.
Ой, и вправду. Веселая ночка! Вляпались по самое не могу.
– Окончание Рамадана. Конец поста. Люди все поголовно сходят с ума, и иногда их просто сносит с нарезок. Вот почему здесь столько копов. Они окружили карри-забегаловку, но толпа просто рассеялась по району.
Банды азиатских подростков выстроились на тротуарах, приветствуя машины и флаги, и Битл нажал на кнопку, которая врубила музыку в фургоне. Детишки тогда прикололись. Они махали нам так, словно мы были своего рода колесницей богов мороженого, и танцевали под мелодию Морячка Папая, звучащую на предельном уровне.
Мы нормально прорвались, и повернули направо на улицу Трех Тисов. Копов здесь не было. Потом мы свернули направо – на Кларемонт Роуд. Я попросил Битла ехать помедленнее. Он так и сделал, и уверенной рукой направил нас на самом малом ходе между рядами террас. Впереди, на вершине Кларемонта, было видно, как копы блокируют Уимслоу-Роуд. Сотни азиатов двигались за заграждениями на дороге.
– Выруби это дерьмо Папая, – добавил я.
Когда музыка смолкла, воцарилась тишина.
– Какой номер нам нужен, Скрибб? – спросила Мэнди.
– Вот этот, – сказал я.
Фургон мягко остановился.
Карли начала скулить.
И вот мы на месте. Воскресный вечер, 1-го Июня. Десять тридцать вечера, Эйд.
Улица была совершенно пустынна – ни одной машины. Дом в три этажа, на первом этаже – магазин подержанных вещей под названием «Космические Осколки». Между этим домом и следующим располагалась небольшая аллея, закрытая деревянными воротами, по верху которых была протянута колючая проволока. На колючках трепетала собачья шерсть.
Карли завыла, почуяв что-то.
Дом был погружен во тьму, и только в одном окне верхнего этажа – слабое мерцание свечи.
– Плохие собаки, по-настоящему плохие собаки, не любят света, – заметила Мэнди.
Так оно и есть. И именно к ним нам и нужно.
– Посидишь пока здесь, Би? – сказал я.
Потому что никто в здравом уме не пригласит этого блистающего человека к себе домой.
– Ну да, – ответил он.
– Мы пойдем первые. Понял? Никакого героизма.
– Да какой из меня герой? – Его цвета были просто прекрасны. Такими они всегда и бывают незадолго до смерти.
– Ты держишься молодцом, Би, – сказал я.
– Я чувствую себя прекрасно.
Может быть, он все понимал. Что это конец. Но он не сдавался.
– Я просто хотел сказать... – начал я. Но слова застряли у меня в горле.
– Да ладно, забей, – сказал Битл. Как всегда, хладнокровный – даже в самом конце.
– Я горжусь тобой, Битл, – наконец выдавил я.
– Я тоже, – сказала Мэнди.
Битл снял темные очки. Посмотрел на меня, улыбнулся, потом перевел взгляд на Мэнди.
Он поцеловал ее. Это было очаровательно, и поцелуй тянулся долго.
Потом он повернулся к дому.
– У меня мало времени. Давайте уже сделаем это.
Ох, Битл.
– Мы, в самом деле, приехали, Скриббл? – спросила Твинкль из кузова фургона.
Я поглядел назад, но увидел лишь Карли.
Робосука лежала на животе, елозя по полу фургона, как змея. Передние лапы выставлены вперед, задние – чуть приподняты, хвост трубой, задница – вся напоказ, розовая и вытянутая.
– По-моему, она что-то почуяла, – прошептала Твинкль. – По-моему, у нее течка.
Да. Мы приехали. Мы уже здесь. И у всех у нас течка.
ДЕРЬМОВИЛЛЬ
Твинкль и Карли подошли к дому первые. Там была своего рода арка, с дверью в магазин с одной стороны, и дверью в квартиру на верхнем этаже – с другой. Над дверью кто-то прикрепил напечатанное на принтере объявление, гласившее: СВОБОДНАЯ ОТ ЧИСТЫХ ЗОНА. Внизу был пришпилен клочок бумаги со словами, нацарапанными толстыми неуклюжими буквами: «Если в тебе нет собаки, иди на хуй!» Над почтовым ящиком красовалась изысканно украшенная железная вывеска с орнаментом в виде завитков и надписью готическим шрифтом: ЧЕЗ ЧИЕН. На стене под ящиком кто-то вывел, как курица лапой: Дерьмовилль. Смотри под ноги. Это было написано явно человеческой рукой. Слева от звонка была рамка, в ней – фото восточноевропейской овчарки, и слова – Шагай вперед, скрась мой денек! Кто-то приклеил два голубых человеческих глаза поверх собачьих.
Твинкль нажала на звонок.
Этот звонок нельзя было услышать человеческим ухом, так что оставалось только надеяться, что он работает.
Никакого ответа.
Мэнди стояла за спиной Твинкль, а я – позади нее. Битл все еще сидел в фургоне, наблюдая за нами через окно. Пистолет у меня в кармане был горячим наощупь, но мне все равно было страшно. Я просто не мог унять дрожь. Твинкль снова нажала на звонок, и на этот раз держала долго, не отрывая палец.
По-прежнему нет ответа.
– Возможно, там никого нет, – сказала Мэнди.
– Жми, Твинк, жми, – сказал я.
И Твинкль жала.
Никакого ответа, так что она подняла крышку почтового ящика и закричала сквозь прорезь:
– Есть кто-нибудь дома?
Ничего.
Потом дверь чуть-чуть приоткрылась, удерживаемая тяжелой цепочкой. Два темных, мокрых глаза уставились на нас.
– Чего надо? – провыл глубокий и низкий голос. – Чего надо?
Изо рта говорящего капали слюни.
Твинкль повела себя как настоящая звезда:
– У нас тут есть молодая сука, – сказала она. – Не хотите воспользоваться на время?
Наступила пауза. Собачьи глаза вспыхнули и уставились на меня. Я улыбнулся в ответ.
– Надо послушать ее саму, – пролаял голос.
Твинкль подтолкнула Карли поближе к дверному проему и позволила ей подать голос. Эта сука выла, как секс-богиня из Порновирта; как Синдерс в постельной сцене, взявшей Оскар. Пес-привратник завыл в ответ, переполняемый похотью и страстью. Он исчез на секунду во мраке за дверью, и цепочка свалилась, и дверь распахнулась, выпустив наружу зловонный воздух. Было почти что слышно, как замки становятся мокрыми и скользкими. Когда запах псины ударил нам в нос. Всепоглощающая собачья вонь.
Мы прошли внутрь и оказались в узком и темном пространстве. За спиной пса-привратника ряд ступенек уходил во тьму. Вонь стояла ужасная, она ощущалась почти физически, и глаза песиголовца мерцали прямо напротив моих. Карли рванулась вверх по лестнице. Твинкль с трудом удержала поводок, заставив эту воющую суку застыть на нижних ступеньках.
- Предыдущая
- 50/61
- Следующая