Тысяча и один призрак (Сборник повестей и новелл) - Дюма Александр - Страница 25
- Предыдущая
- 25/161
- Следующая
«А, Бог мой, господин аббат, все равно придется это вам сказать когда-нибудь на исповеди или иначе. Ладно! Я и так вам скажу. Но погодите…»
Он попятился.
«Что такое?»
«А тот, случаем, не шевелится?»
«Нет, успокойтесь, несчастный совершенно мертв».
«О, совершенно мертв… совершенно мертв… Все равно! Я все же скажу вам, зачем я пришел, и если я солгу, он уличит меня, вот и все».
«Говорите».
«Надо сказать, что этот нечестивец слышать не хотел об исповеди. Он лишь время от времени спрашивал: „Приехал ли аббат Муль?“ Ему отвечали: „Нет еще“. Он вздыхал, ему предлагали священника, он отвечал: „Нет! Аббата Муля… и никого другого“.
«Да, я это знаю».
«У подножия башни Гинет он остановился. „Посмотрите-ка, — сказал он мне, — не пришел ли аббат Муль?“»
„Нет“, — ответил я ему. И мы пошли дальше.
Подойдя к лестнице, он опять остановился.
„Аббат Муль не пришел?“ — спросил он.
„Да нет же, говорят вам“. Нет ничего несноснее человека, который повторяет вам одно и то же.
„Тогда идем!“ — сказал он.
Я надел ему веревку на шею, поставил его ноги на лестницу и сказал: „Полезай“. Он полез, не заставляя себя слишком упрашивать, но, взобравшись на две трети лестницы, сказал:
„Слышите, я должен посмотреть, верно ли, что не приехал аббат Муль“.
„Смотрите, — ответил я, — это не запрещено“. Тогда он посмотрел в последний раз в толпу, но, не увидев вас, вздохнул. Я думал, что он уже готов и что остается только толкнуть его, но он заметил мое движение и сказал:
„Подожди!“.
„А что еще?“.
„Я хочу поцеловать образок Божьей Матери, который висит у меня на шее“.
„Что же, — сказал я, — это очень хорошо; целуй“. И я поднес образок к его губам.
„Что еще?“ — спросил я.
„Я хочу, чтобы меня похоронили с этим образком“.
„Гм-гм, — сказал я, — мне кажется, что все пожитки повешенного принадлежат палачу“.
„Это меня не касается, я хочу, чтобы меня похоронили с этим образком“.
„Я хочу! Я хочу! Еще что вздумаете!“
„Я хочу…“
Терпение мое лопнуло. Он был совершенно готов к казни, веревка была на шее, другой конец веревки был на крюке.
„Убирайся к черту!“ — сказал я и толкнул его.
„Божья Матерь, сжаль…“
Ей-Богу! Вот все, что он успел сказать; веревка задушила сразу и человека и слова. В ту же минуту, вы знаете, как это всегда делается, я схватил веревку, сел ему на плечи — ух! — и все было кончено. Он не мог жаловаться на меня, я ручаюсь вам, что он не страдал».
«Но все это не объясняет мне, почему ты явился сюда сегодня вечером».
«О, это труднее всего рассказать».
«Ну, хорошо, я тебе скажу: ты пришел, чтобы снять с него образок».
«Ну да! Черт меня попутал. Я сказал себе: „Ладно! Ладно! Ты хочешь — это легко сказать; а вот когда ночь настанет, то будь спокоен — мы посмотрим“. И вот, когда ночь настала, я отправился из дому. Я оставил лестницу поблизости и знал, где ее найти. Я прошелся, вернулся длинной окольной дорогой и когда заметил, что уже никого нет на равнине и не слышно никакого шума, подошел к виселице, поставил лестницу, влез, притянул к себе повешенного, отстегнул цепочку и…»
«И что?»
«Ей-Богу! Верьте или не верьте — как хотите: как только я снял с шеи образок, повешенный схватил меня, вынул свою голову из петли, просунул на ее место мою голову и, ей-ей, толкнул меня так, как раньше толкнул его я. Вот и все».
«Не может быть! Вы ошибаетесь».
«Разве вы не застали меня уже повешенным, да или нет?»
«Да».
«Уверяю вас, я не сам себя повесил. Вот все, что я могу вам сказать».
Некоторое время я размышлял.
«А где образок?» — спросил я.
«Ей-Богу! Ищите его на земле, он здесь, где-нибудь поблизости. Я выпустил его из рук, когда почувствовал, что повешен».
Я встал и начал осматривать землю вокруг. Луна светила, словно хотела помочь мне в моих поисках.
Я поднял то, что искал, подошел к трупу бедного Артифаля и вновь надел образок ему на шею.
Когда образок коснулся его груди, по всему его телу словно пробежала дрожь, а из груди вырвался пронзительный, почти болезненный стон.
Палач отскочил назад.
Этот стон помог мне все понять. Я вспомнил Священное писание. Там говорится, что во время изгнания демонов последние, исходя из тела одержимых, издавали стоны.
Палач дрожал как лист.
«Идите сюда, друг мой, — сказал я ему, — и не бойтесь ничего».
Он нерешительно подошел.
«Что вам от меня нужно?» — спросил он.
«Надо вернуть этот труп на место».
«Никогда. Хорошенькое дело! Чтобы он еще раз повесил меня!»
«Не бойтесь, мой друг, я ручаюсь за все».
«Но, господин аббат! Господин аббат!»
«Идите, говорю вам».
Он сделал еще шаг вперед.
«Гм, — пробормотал он, — я боюсь».
«И вы ошибаетесь, мой друг. Пока на его теле образок, вам нечего бояться».
«Почему?»
«Потому что демон уже не будет иметь власти над ним. Этот образок охранял его, а вы его сняли; и тут же демон, который раньше направлял его ко злу и которого отгонял от жертвы добрый ангел, снова вселился в тело; вы видели, что натворил этот демон».
«Но стон, что мы только сейчас слышали?»
«Это застонал демон, когда почувствовал, что добыча ускользает от него».
«Так, — сказал палач, — это действительно возможно!»
«Это так и есть».
«Ну так я повешу разбойника опять на его крюк».
«Повесьте. Правосудие должно быть совершено; приговор должен быть исполнен».
Бедняга еще колебался.
«Ничего не бойтесь, — сказал я ему, — я за все отвечаю».
«Все равно, — ответил палач, — не теряйте меня из виду и при малейшем моем крике спешите ко мне на помощь».
«Будьте спокойны».
Он подошел к трупу, поднял его тихонько за плечи и потащил к лестнице, говоря:
«Не бойся, Артифаль, я не возьму у тебя образок. Вы не теряете нас из виду, господин аббат, не правда ли?»
«Нет, мой друг, будьте спокойны».
«Я не возьму у тебя образок, — продолжал самым миролюбивым тоном палач, — нет, не беспокойся; как ты хотел, так тебя с ним и похоронят. Он вправду не шевелится, господин аббат?»
«Вы же видите».
«Тебя с ним похоронят; а пока что я тебя возвращу на твое место согласно желанию господина аббата, а не по своей воле, ты понимаешь?..»
«Да, да, — сказал я ему, невольно улыбаясь, — но поторапливайтесь».
«Слава Богу! Кончено!» — сказал он, выпуская тело, которое он прикрепил на крюк, и соскакивая на землю одним прыжком.
Тело закачалось в пространстве, безжизненное и окоченевшее.
Я стал на колени и приступил к молитвам, о чем меня просил Артифаль.
«Господин аббат, — сказал палач, становясь рядом со мной на колени, — не согласитесь ли вы произносить молитвы громко и медленно, так, чтобы я мог повторять за вами?»
«Как, несчастный! Неужели ты их забыл?»
«Мне кажется, что я никогда их не знал».
Я прочел пять раз «Pater» и пять раз «Ave», и палач добросовестно повторял их за мной.
Покончив с молитвами, я встал.
«Артифаль, — тихо сказал я казненному, — я сделал все что мог для спасения твоей души и передаю тебя под покровительство Божьей Матери».
«Аминь!» — сказал мой товарищ.
В эту минуту луч луны, подобный серебристому водопаду, осветил тело. На церкви Божьей Матери пробило полночь.
«Пойдем, — сказал я палачу, — больше нам здесь нечего делать».
«Господин аббат, — сказал бедняга, — не будьте ли так добры оказать мне последнюю милость?»
«Какую?»
«Проводите меня домой. Пока дверь не захлопнется за мной и не отделит меня от этого разбойника, я не буду спокоен».
«Идем, мой друг».
Мы ушли с эспланады, причем мой попутчик каждые десять шагов оборачивался, чтобы убедиться, висит ли повешенный на своем месте.
Ничто не изменилось.
Мы вернулись в город. Я проводил своего спутника до его дома и подождал, пока он зажег в доме огонь; затем он запер за мной дверь и уже через дверь простился со мной и поблагодарил меня. В самом спокойном состоянии тела и души я вернулся домой.
- Предыдущая
- 25/161
- Следующая
