Грань будущего - Сакурадзака Хироси - Страница 13

• Предыдущая
• 13/44
• Следующая

Все равно больше заняться нечем.

Как знать? Может, что-то изменится. Или я найду способ поставить этот мир на колени – и тогда все ему припомню.

Оба варианта меня вполне устроят.

– Если кошка ловит мышей, – сказал как-то раз один китайский император, – значит, это хорошая кошка.

Рита Вратаски была очень хорошей кошкой. Она убила немало мышек и потому получала соответствующее вознаграждение. Я же был драным уличным котом, который бессмысленно бредет по полю боя, готовый к тому, что его освежуют, выпотрошат и превратят в теннисную ракетку. Командование следило за тем, чтобы Рита была всем довольна, но на нас, обычных вояк, им было начхать с высокой колокольни.

Физподготовка продолжалась целых три часа и, разумеется, включала в себя проклятые изометрические отжимания. Я настолько сосредоточился на том, чтобы понять, как будут дальше развиваться события, что совершенно перестал следить за происходящим здесь и сейчас. Через полчаса отряду особого назначения США надоело наблюдать за нашими пытками, и вояки вернулись в казарму. Я старался не смотреть на Риту, и она ушла вместе с остальными, что означало: меня ожидает долгий вечер. Я словно следовал алгоритму, записанному для программы:

Если условие «Рита Присоединится К Тренировке» = выполнено – конец.

Иначе: продолжение алгоритма: «Чертовы Изометрические Отжимания».

Возможно, это доказательство того, что я могу влиять на происходящее. Если бы я пялился на Риту, она присоединилась бы к физподготовке, и тренировку быстренько свернули бы через час. Командование затеяло ее без особых причин и могло закончить в любой момент.

Если догадка верна, то мой случай не так уж безнадежен. И завтра во время сражения могут появиться новые варианты. Шансы невелики, одна десятая или даже сотая процента, но если я хоть немного улучшу свои боевые навыки, если дверь, ведущая к спасению, приоткроется хоть на миллиметр – я найду способ распахнуть ее настежь. Если я научусь обходить на этой беговой дорожке все препятствия, которые передо мной ставит смерть, то, вероятно, однажды проснусь в мире, где завтра снова существует.

В следующий раз непременно буду пялиться на Риту во время тренировки. Мне было немного совестно ввязывать ее во все это, ведь она всего лишь зритель в театре одного актера. Но особого выбора у меня не было. Не было бесконечных часов, которые можно потратить на наращивание мускулатуры, которая в следующей временной петле все равно бесследно исчезнет. Поэтому куда полезнее будет подготовить к сражению свое сознание.

Когда физподготовка наконец закончилась, солдаты заторопились к казармам, спеша уйти из-под палящих лучей солнца и тихо жалуясь друг другу на несправедливость. Я подошел к сержанту Феррелу, который, низко наклонившись, завязывал шнурки. Он пробыл в армии куда дольше всех нас, поэтому я решил, что лучше всего начать программу подготовки к бою именно с него. Дело не только в том, что Феррел самый опытный боец в нашем взводе. Мне вдруг пришло в голову, что те двадцать процентов сержанта-инструктора, который нещадно муштровал солдат, могут пригодиться.

Было видно, как над его головой с армейской стрижкой «авианосец» дрожит от жары воздух. Даже после трех часов физподготовки сержант выглядел так, словно мог бы хоть сейчас принять участие в триатлоне и прийти первым, даже толком не вспотев. У основания мускулистой шеи виднелся странный шрам – памятка о тех временах, когда Доспехи еще были напичканы кучей жучков и приходилось вживлять чипы солдатам под кожу, чтобы ускорить реакцию. К таким грубым методам не прибегали уже очень давно. Этот шрам был своеобразной медалью Почета – двадцать лет суровой службы во благо человечества, а сержант по-прежнему жив, здоров и бодр.

– Мозоли не натер? – Феррел даже не поднял взгляда от своих ботинок. Он говорил на бёрсте (или общем языке) с плавным, раскатистым акцентом, характерным для бразильцев.

– Нет.

– Трусишь?

– Я бы соврал, если бы сказал, что мне не страшно, но я не планирую сбежать, если вы об этом, сэр.

– Для зеленого новобранца, едва закончившего подготовку, ты неплохо держишься.

– Вы по-прежнему тренируетесь, сержант?

– Стараюсь.

– Вы не будете против, если я к вам присоединюсь?

– Пошутить решил, рядовой?

– В смерти ничего смешного нет, сэр.

– Похоже, у тебя с головой не в порядке, если ты хочешь залезть в один из этих проклятых Доспехов за день до того, как мы отправимся в бой умирать. Если хочешь как следует пропотеть, найди какую-нибудь студентку, раздвинь ей ноги и получи свое. – Феррел по-прежнему не поднимал на меня взгляда. – Свободен.

– Сержант, при всем уважении, что-то я не вижу, чтобы вы сами за дамочками ухлестывали.

Феррел наконец посмотрел на меня. От тяжелого взгляда его темных глаз у меня на миг возникло ощущение, что я смотрю в черные дула винтовок, выглянувших из глубокого бункера души и обычно прячущихся за морщинистым загорелым лицом. Я медленно поджаривался заживо под палящим солнцем.

– Намекаешь, что я гомик какой-то, который с большим удовольствием в Доспех залезет, чем раздвинет ноги женщине? Ты это хочешь сказать?

– Я… Я совсем не это имел в виду, сэр!

– Вот как? Садись. – Он провел рукой по волосам и похлопал по земле.

Я послушно сел. Между нами пролетел ветерок с океана.

– Я был на Исигаки, знаешь ли, – начал Феррел. – С тех пор, наверное, лет десять прошло. Доспехи тогда еще были совсем дешевые. И возле паха – примерно вот здесь – пластины плохо сходились. Стирали все до мяса. И мозоли, которые мы получали на тренировках, заново обдирались во время боя. Боль была такая, что некоторые отказывались ползти. Они вставали и шли прямо в гущу схватки. Было сразу ясно, что им не выжить, но каждый раз находились те, кто вставал. С тем же успехом можно было на груди мишень рисовать. – Феррел присвистнул, имитируя звук приближающегося снаряда. – Фьють! Мы так кучу людей потеряли.

В сержанте Ферреле причудливо смешалась японская и бразильская кровь, но родом он был из Южной Америки. Половина этого континента была уничтожена мимиками. Здесь, в Японии, где технологии нередко стоили дешевле хорошей еды, Доспехи были высокотехнологичными, отлаженными механизмами. Однако в мире оставалось множество стран, которые могли снабдить своих бойцов только противогазом, давно устаревшими противотанковыми гранатометами и молитвами. Что уж там говорить об артиллерии или поддержке с воздуха. Даже если им и случалось вдруг одержать победу, успех чаще всего бывал кратковременным. Наноботы, активизировавшиеся после смерти мимиков, выедали легкие уцелевших солдат. И так понемногу безжизненная пустыня разрасталась, пожирая земли, которые люди некогда называли своим домом.

Феррел родился в семье фермеров. Когда стало невозможно выращивать и собирать хороший урожай, они предпочли покинуть свою землю и переехать на один из островов на востоке, в более безопасную гавань, оберегаемую чудесами технологии. Семьи, члены которых служили в рядах Единой обороны, получали преимущество в иммиграции – потому Феррел и поступил в японские войска. Эти «иммиграционные солдаты», как их называли, были не редкостью в бронепехоте.

– Когда-нибудь слышал выражение kiri-oboeru?

– Что? – переспросил я, с удивлением услышав японскую речь.

– Это старая самурайская поговорка. Означает: «Рази врага и учись».

Я покачал головой:

– Мне оно незнакомо.

– Цукахара Бокудэн, Ито, Миямото Мусаси – все они были в свое время прославленными самураями. Мы сейчас говорим о событиях пятисотлетней давности.

– Кажется, я как-то раз читал комикс про Мусаси.

– Чертовы малолетки. Не могут отличить Бокудэна от Бэтмена, – раздраженно вздохнул Феррел. Я, чистокровный японец, стоял перед иностранцем, который знал об истории моей страны куда больше меня. – Самураи были воинами, которые зарабатывали на жизнь сражениями – прямо как мы с тобой. Как ты думаешь, сколько человек убили те, чьи имена я только что тебе назвал?

• Предыдущая
• 13/44
• Следующая