Том 2. Пионеры, или У истоков Саскуиханны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 81

• Предыдущая
• 81/108
• Следующая

— Эй, Агги! Куда ты запропастился, черномазый бездельник? —заорал шериф, подъезжая к крыльцу.— Я что ж, всю ночь буду торчать в этой тьме?.. Воин, Воин! А ты-то где? Вот так сторож! Я вижу, все спят, кроме меня! А мне, бедному, приходится не смыкать глаз, чтоб остальные спокойно почивали... Воин! Воин!.. Признаться, это впервые, что пес, хоть он и стал порядочным лентяем, не откликнулся и подпустил к дому в ночное время чужого, не проверив, честный то человек или вор. Носом он чует плутов так же безошибочно, как я угадываю их с первого взгляда... Эй, Агамемнон! Да куда вы все провалились? Ну, вон хоть пес-то наконец показался!

Шериф уже слез с коня и теперь смотрел, как из конуры медленно вылезает кто-то темный, кого он, естественно, принял за Воина, но, когда этот «кто-то», к его изумлению, выпрямился и встал не на четыре, а на две ноги, мистер Джонс в свете звезд разглядел курчавую голову и темную физиономию негра.

— Что ты тут делаешь, черная бестия, дьявол тебя возьми? — закричал шериф.— Неужто для твоей африканской крови недостаточно тепла в доме, что ты выгнал бедного пса из его конуры и забрался туда сам поспать на его соломе?

С негра уже слетел весь сон, и он, всхлипывая и причитая, пытался ответить своему хозяину:

— Ох, масса Ричард, масса Ричард!.. Что тут случилось, ох, что случилось!.. Никогда и не думал, что такое может случиться... Я думал, он никогда не умрет... Его не хоронили, все ждали, когда вернется масса Ричард... только могилу выкопали...

И тут бедняга, вместо того чтобы толком объяснить, что именно произошло, громко заревел.

— Кто? Что? Кого хоронить, кому могила? Кто умер? — дрожащим голосом расспрашивал Ричард.— Что тут у вас стряслось? Уж не с Бенджаменом ли?.. У него болела печень, но ведь я дал ему...

— Нет, не Бенджамен,— хуже, хуже! — рыдал Агги.— Ох, господи... Мисс Лиззи и мисс Грант гуляли... в горах. Бедный Войн!.. Он загрыз дикую кошку... Ох, господи... Натти Бампо... у него разорвано все горло. Посмотрите сами, масса Ричард, вон он лежит...

Все это для шерифа было полной загадкой, и он уже был рад терпеливо дождаться, пока негр принесет ив кухни фонарь, и вслед за своим слугой пошел к конуре, где действительно увидел труп бедняги Воина, окровавленный и окоченевший, но почтительно покрытый теплой одеждой негра. Ричард хотел было начать расспросы, но горе Агги, уснувшего на добровольном карауле возле мертвой собаки, вновь ожившее теперь, когда он окончательно проснулся, совершенно лишило негра способности вразумительно изъясняться. По счастью, в этот момент открылась парадная дверь и на пороге появился Бенджамен; держа высоко над головой свечу, он прикрывал ее другой рукой так, что тусклый свет падал прямо на его грубую физиономию. Ричард бросил негру уздечку, велел ему позаботиться о коне и быстро вошел в дом.

— Что такое, почему пес издох? — крикнул он Бенджамену. — Где мисс Темпл?

Указав большим пальцем левой руки через правое плечо, Бенджамен ответил:

— У себя.

— А судья?

— Спит.

— Ну-ка объясни, что случилось с Воином и почему так ревет Агги?

— Там все записано, сквайр,— сказал Бенджамен, кивнув на грифельную доску, лежавшую на столе подле кружки с пуншем, короткой трубки, еще не потухшей, и молитвенника.

Среди других увлечений у Ричарда была страсть вести дневник. Дневник этот, похожий на корабельный журнал, включал в себя не только все то, что касалось его, Ричарда, собственной персоны, но и сведения о погоде, а также хронику всех семейных событий, а подчас и происшествий в поселке. Со времени назначения на должность шерифа, обязывавшую к частым отлучкам из дому, Ричард поручил Бенджамену в свое отсутствие записывать на грифельной доске все то, что дворецкий почтет достойным внимания, и по возвращении переносил эти записи в журнал, датируя их и снабжая необходимыми примечаниями. Правда, при выполнении Бенджаменом подобных обязанностей имелось одно серьезное препятствие, преодолеть которое была способна только изобретательность Ричарда. Бенни Помпа не читал ничего, кроме своего молитвенника, да и то лишь некоторые страницы в нем, притом по складам и с ошибками. Но написать он не смог бы ни единой буквы. Большинству это обстоятельство показалось бы непреодолимым барьером в секретарской деятельности, но Ричард был не из тех, кто легко сдается. Он изобрел для Бенджамена нечто вроде системы иероглифов, каждый из которых обозначал то или иное повседневное явление природы: солнце, дождь, ветер, часы и тому подобное. А для особых случаев, дав к тому ряд необходимых наставлений, шериф полагался на смекалку дворецкого. Читатель, конечно, понял, что именно на этот свой «дневник» и указал Бенджамен, вместо того чтобы прямо ответить на вопросы.

Подкрепившись кружкой пунша, мистер Джонс извлек свой хранимый в тайном месте «корабельный журнал», уселся за стол и приготовился расшифровывать записи Бенджамена, чтобы выяснить наконец, что же произошло, пока он отлучался из поселка, а заодно и перенести их с грифельной доски на бумагу. Бенджамен фамильярно оперся одной рукой на спинку кресла шерифа и указательным пальцем второй руки, согнув его крючком, напоминающим собственные каракули, водил по доске, истолковывая содержание записей.

Шериф прежде всего обратился к изображению компаса, им же самим вырезанного в углу доски. На компасе были четко обозначены страны света и нанесены необходимые деления, так что всякий, кому когда-либо приходилось управлять судном, легко бы тут во всем разобрался.

— Ого, я вижу, и здесь всю прошлую ночь дул юго-восточный ветер! — начал шериф, удобно расположившись в кресле.— Я надеялся, что он нагонит дождь.

— Ни единой капли не выпало, сэр. Видно, там, наверху, опустела бочка с пресной водой. Коли со всей округи собрать ту воду, что пролилась с небес за три недели, на ней не проплыть и пироге Джона, а ей и дюйма глубины достаточно.

— Но ведь, кажется, к утру ветер стал другой. Там, куда я ездил, погода переменилась.

— И здесь у нас тоже. Я это отметил.

— Что-то не вижу.

— Как это «не вижу»?— проговорил дворецкий несколько ворчливым тоном.— А это что? Вот отметка, как раз напротив норд-норд-оста, и тут я еще пририсовал дужку, восходящее солнце, чтоб, значит, показать, что дело было в утреннюю вахту.

— Да-да, все понятно. Но где же отмечено, что ветер переменил направление?

— Неужто не видите? Вот чайник, из носика у него валит пар — сначала вверх, а потом малость отклоняется к зюйд-зюйд-весту. Вот это, стало быть, и значит «ветер переменился». Ну, а дальше, там, где вы нарисовали мне голову борова, рядом с компасом...

— Борова? Ага, ты хочешь сказать — Борея. Так зачем же ты провел линии от его рта ко всем сторонам света?

— Это не моя вина, сквайр, это все ваш треклятый климат. Вот, скажем, сегодня. Ветер дул по всему компасу, а в полдень завернул небольшой ураган — вон он у меня помечен. Я помню, однажды такой же вот зюйд-вест — дело было на Ла-Манше — дул три недели подряд, да еще сеял дождик, так что умываться можно было водой не из бочки, а прямо из небес.

— Хорошо, хорошо, Бенджамен,— остановил его шериф, записывая в журнал.— Кажется, я понял. Так-так, над восходящим солнцем туча, значит, утро было туманное.

— Ну понятно.

— Вчера было воскресенье, и ты отметил, сколько длилась проповедь. Раз, два, три, четыре... Как, неужели мистер Грант читал ее сорок минут?

— Да, что-то вроде того. По моим песочным часам вышло, что говорил он добрых тридцать минут. Теперь присчитайте время, которое я потратил, чтобы перевернуть часы, да прикиньте еще пару минут, потому что проделал я это не очень-то ловко.

— Послушай, Бенджамен, по твоим подсчетам проповедь эта получается что-то уж очень длинная. Не может быть, что тебе понадобилось десять минут на то, чтобы перевернуть часы.

— Да видите ли, сквайр, пастор говорил так торжественно, я даже глаза закрыл, чтобы обдумать его слова получше, ну вот как прикрывают иллюминаторы, чтоб было поуютнее. А когда я снова их открыл, народ уже собрался уходить. Вот я и прикинул: минут десять пошло на то, чтобы перевернуть часы, и... А глаза-то я зажмурил всего на минуту...

• Предыдущая
• 81/108
• Следующая