Билет куда угодно - Найт Дэймон - Страница 50

Много минуло времени, пока бешеные усилия Мейстера сделать хоть какое-то движение не увенчались наконец относительным успехом. И с тех пор поле его зрения медленно, но верно продвигалось вперед примерно метр на каждые пятьдесят минут, учитывая, что потуги со стороны чинили препятствия его собственным.

Хотя печальный вывод о том, что от бывшего Джорджа Мейстера не осталось ничего, кроме нервной системы, никакими фактами не подкреплялся, основания для такого убеждения были прискорбно сильны. Во-первых, анестезия первых часов уже отошла, а тело ровным счетом ничего не сообщало ему о положении туловища, головы и четырех конечностей, которыми он обладал прежде. Казалось, будто его неким образом расплющили и размазали по необъятной поверхности. Когда Мейстер пытался пошевелить пальцами рук и ног, мышцы откликнулись со всех сторон разом, так что он почувствовал себя многоножкой. Кстати, он не дышал. Тем не менее мозг его обеспечивался необходимым питанием и кислородом — голова работала нормально, сознание оставалось незатуманенным.

Кроме того, он не проголодался, хотя постоянно тратил энергию. Для этого оставались две вероятные причины. Первая — он не чувствовал голода из-за отсутствия желудочной оболочки, а вторая — организм, в котором он перемещался, вполне насытился той излишней тканью, которой обеспечил его Джордж…

Два часа спустя, на закате солнца, пошел дождь. Джордж увидел крупные, медленно падавшие капли и почувствовал их тупые удары по его новой «коже». Джордж склонялся к мысли, что дождь ему не повредит — но на всякий случай заполз под раскидистый куст с крупными, окаймленными бахромой листьями. К тому времени, как дождь перестал, уже совсем стемнело, и Мейстер решил, что может остаться здесь до утра. Усталости, как ни странно, он не чувствовал. Джордж задумался, а нуждается ли он в самом деле во сне. Затем расслабился как мог, и стал ждать, что ответит его новое тело.

Прошло невесть сколько времени, а он по-прежнему бодрствовал и так и не принял решения, когда вдали высветилась пара медленно и неуклонно приближавшихся к нему тусклых огней.

Джордж наблюдал со вниманием, проистекавшим как из профессионального интереса, так и из дурных предчувствий. Со временем, когда огни приблизились, он выяснил, что крепятся они на длинных тонких стеблях, росших из фигуры неопределенных очертаний, волочившейся следом. Вполне вероятно, огни могли оказаться органами освещения, как у некоторых глубоководных рыб, или просто фосфоресцирующими глазами.

Сознание Джорджа напряженно заработало. Джордж отметил появившееся у него напряженное чувство. Похоже, где-то в системе его организма выделялся адреналин. Впрочем, для обдумывания времени не оставалось. Сейчас Джорджа гораздо больше волновал другой вопрос: был ли этот приближавшийся организм чем-то, чем мейстерий такой-то питается, или он относился к виду питающихся мейстерием таким-то? И что в последнем случае ему оставалось делать?

Хотя, как ни крути, оставаться там, где он сидел, представлялось целесообразным. Тело, которое он населял, в своем обычном, ненаселенном состоянии пользовалось мимикрией и не было приспособлено для скоростного передвижения. Так что Джордж сидел неподвижно и выжидал, полузакрыв глаза, размышляя о возможной природе приближавшегося животного.

Тот факт, что оно ведет ночной образ жизни, еще ничего не значил. Ночной образ жизни вели и мотыльки, и летучие мыши — нет, черт бы побрал этих летучих мышей — ведь они были плотоядными… Светящееся существо приблизилось, и Джордж разглядел тусклый блеск пары длинных узких глаз, нависавших над двумя стеблями.

Затем существо разинуло пасть.

Полную острых, как кинжалы, зубов.

Джордж вдруг оказался втиснутым в какую-то трещину в скале, сам не в силах припомнить, как он туда забрался. Он помнил только разлетавшиеся по сторонам ветки — хищная тварь набросилась на него — и мгновение отчаянной боли. А потом ничего, кроме мелькания освещенных звездами листьев и земли.

Просто невероятно. Как ему удалось сбежать?

Он ломал над этим голову, пока не забрезжил рассвет, а затем, оглядев себя, заметил нечто новое. Под гладким краем студнеобразной плоти обнаружились три или четыре каких-то выступа. Тут Джорджа осенило, что и камень, находившийся под ним, он тоже чувствовал по-другому; теперь Мейстеру стало казаться, что он не слизень, прилипший к каменной поверхности, а скорее сороконожка.

Он согнул на пробу один из выступов, затем высунул его прямо перед собой. Новая конечность оказалась неуклюжей карикатурой — нечто среднее между пальцем и ногой, и при этом всего с одним суставом.

Джордж долгое время лежал неподвижно, с максимальной сосредоточенностью размышляя о случившемся. Затем снова пошевелил своей культей. Она по-прежнему была на месте, столь же плотной и реальной, как и все тело Джорджа.

Для пробы он двинулся вперед, посылая нервным окончаниям на кончиках пальцев те же команды, что и раньше. Тело так проворно выскользнуло из трещины, что Мейстер чуть не сверзился с небольшого обрыва.

Если раньше Мейстер полз со скоростью улитки, то теперь он передвигался стремительно, словно насекомое.

Но как?.. Вне всякого сомнения, в страхе перед бросившейся на него зубастой тварью он бессознательно попытался удрать, как если бы у него по-прежнему были ноги. Не в этом ли причина трансформации?

Джордж снова подумал о той плотоядной твари и о ее жутких стебельчатых глазах. Мейстер зажмурился и представил себе, как его глаза выдвигаются вперед, как растут подвижные стебли, соединяющие их с телом. Он попытался внушить себе, что глаза у него именно такие и всегда были такими и что все мыслимые существа во все мыслимые времена носили глаза на стеблях.

Что-то, вне всякого сомнения, происходило.

Джордж снова открыл глаза и обнаружил, что упирается взглядом в землю, причем так близко, что все расплывается. Он устремил взгляд вверх. В результате поле его зрения переместилось лишь на десять — двенадцать сантиметров.

И в этот миг чей-то голос разорвал безмолвие. Звучал он так, будто кто-то пытался дозваться сквозь полуметровый слой жира.

— Уррхх! Лльюхх! Иирахх!

Джордж судорожно вскочил, выполнил искусный разворот и перекинул свои глаза на двести сорок градусов. И не увидел ничего, кроме скал и лишайников. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что мимо него движется крошечная оранжево-зеленая гусеница или личинка. Джордж долго и подозрительно разглядывал ее, пока снова не донесся тот голос:

— Илльфф! Илльффниии!

Голос, ставший на этот раз несколько выше тоном, доносился откуда-то сзади. Джордж крутанулся, перебросив свои подвижные глаза по…

По немыслимо широкой дуге. Глаза его действительно болтались на стеблях, они были подвижны — ведь всего секунду назад он упирался взглядом в землю не в силах взглянуть вверх. Мозг Джорджа просто раскалился от напряженных раздумий. Да, он вырастил стебли для глаз, но мягкие — без упрочняющей мышечной ткани. Однако, спешно поворачиваясь на голос, он обрел нужные мышцы.

Это проливало свет на события последней ночи. Испуг ускорил процесс воссоздания клеточной структуры. Очевидно, некий защитный механизм. Что же касается голоса…

Джордж еще раз повернулся, теперь уже медленно, внимательно оглядев все вокруг. Никаких сомнений: он здесь один. Голос, который, казалось, доносился от кого-то или от чего-то, стоявшего за ним, на самом деле должен исходить из его собственного тела.

Голос раздался снова, на сей раз потише. Невнятное бормотание, а затем отчетливый писк:

— Что происходит? Где я?

Джордж буквально тонул в море неразрешенных вопросов. Пребывая в полной растерянности. Рядом с куста сорвался крупный плод, беззвучно подпрыгнув в метре от Джорджа. Перископы Мейстера тревожно шевельнулись и уставились на незнакомый предмет.

Джордж бороздил взором его твердую скорлупу и мучительно медленно пробивал себе дорогу к логическому выводу. Высохший плод упал без звука. Вполне естественно, поскольку со времени своего превращения Джордж был совершенно глух. Но… он же слышал голос!