Прекрасные господа из Буа-Доре - Санд Жорж - Страница 95

• Предыдущая
• 95/111
• Следующая

Лориана раз и навсегда решила оставаться спокойной, чтобы не волновать Марио, который постоянно тревожно смотрел на нее.

Прошло лето 1626 года, а маркиз так и не смог ни просьбами, ни угрозами добиться освобождения пленницы под залог.

Господин Бие опасался, что сделал глупость, дав распоряжение подвергнуть заключению мадам де Бевр.

Долгое отсутствие и полное молчание отца очень ухудшали обстановку. Совершенно бесполезно было отрицать причины такого поведения господина де Бевра. Никто из них уже не сомневался, и на настойчивые упреки маркиза господин де Бие ответил с горькой улыбкой:

— Но почему этот дворянин не явится за дочерью? Она ему тотчас будет возвращена, равно как и управление его владениями.

Люсилио устроился в Бурже, в пригороде Сент-Амбруаз, под чужим именем. Он виделся только с Марио, который приходил пешком без сопровождения, чтобы брать уроки.

Мерседес, которая могла покидать монастырь, приходила готовить для Люсилио, иначе философ, поглощенный своими трудами, забыл бы о еде.

Господин Пулен был еще в Бурже и занимался тем, что добивался разрешения стать аббатом, и вот однажды он нос к носу столкнулся с Люсилио в маленьком садике, примыкавшем к его скромному жилищу. Встретившись, будущий аббат и Люсилио поняли, что они проживают под одной крышей. Люсилио опасался доносов и преследований, но ничего подобного не случилось.

Господину Пулену понравилось его общество, и он с большой заинтересованностью отнесся к Марио, приходившему брать уроки.

Господин Пулен был умен и смог пересмотреть свою точку зрения, поняв, сколь мало он мог положиться на принца де Конде. Ибо архиепископ Буржа отказывался назначать священника аббатом без разрешения принца, а принц, казалось, вовсе не спешил давать согласие.

Во время этого подобия изгнания в Бурже существование наших героев было довольно спокойным. Они даже чувствовали себя в большей безопасности, чем в последние дни в Брианте. Но маркиз сильно скучал, вынужденный расстаться со своими привычками к роскоши, к благосостоянию и активной жизни. Он вел себя как человек маленький и незаметный, чтобы не привлекать внимание к Лориане в городе, где еще жив был дух Лиги и где короткое, но бурное владычество протестантов оставило плохие воспоминания.

Марио, чтобы развлечь маркиза, пытался выглядеть веселым, но несчастный ребенок уже не был так весел. Он стал бледен и задумчив, однако очень усердно занимался учебой, ему доставляло удовольствие рассказывать Лориане обо всем, что они прошли и выучили с мэтром Жовленом.

Так они убивали время при своих каждодневных встречах, ибо нет худшего принуждения, чем невозможность излить душу перед человеком, которого любишь, в присутствии свидетелей.

Иезуиты, которые уже проникали везде, пытались убедить маркиза доверить им воспитание очаровательного ребенка. Маркиз мягко отклонял их просьбы, не желая откровенно рвать с ними, и оставлял им подобие надежды, но его ухищрения не обманывали иезуитов. Их стали беспокоить таинственные прогулки Марио в пригород. Они выследили его, и тогда их заинтересовал мэтр Жовлсн.

Все устроил господин Пулен, заявив, что знает Жовлена как верного сына церкви и, кроме того, сам присутствует на его занятиях с молодым дворянином.

Господин Пулен скорее боялся, чем любил иезуитов, но он чувствовал достаточно сил, чтобы водить их за нос.

Наконец, ход войны ускорился; пришло известие о подписании мира в Монпелье, и строились прожекты большого праздника в честь господина принца, который должен был состояться в его добром городе Бурже. Но пришлось отказаться от этого: принц прибыл неожиданно и в дурном расположении духа, чувствуя, что свою роль он уже сыграл.

Король провел его: во-первых, он так и не захотел умереть, а во-вторых, заключил мир за его спиной. Кроме того, королева-мать вновь вошла в доверие. Ришелье получил кардинальскую шапочку и, несмотря на все усилия принца, потихоньку подбирался к власти.

Конде ограничился тем, что проехал через провинцию и через город. В астрологию он больше не верил и от разочарования стал набожен. Он дал обет в церкви Нотр-Дам-де-Лорет.

Принц отправился в Италию, совершенно не интересуясь делами в собственной провинции. Господин Бие, чувствуя, что гугенотам собираются возвратить их права на свободу совести и что ему не стоит упорствовать с освобождением Лорианы, сам отправился с маркизом за ней в монастырь.

Монахини, полюбив ее, с сожалением расстались с ней.

В последние пять месяцев Лориана сильно страдала душевно, даже побледнела и похудела; она, не жалуясь, выполняла все религиозные обряды с твердой и внушающей уважение выдержкой, от всей души она обращалась к Господу у католических алтарей, впрочем, воздерживаясь от любых замечаний, которые могли бы задеть святых сестер Благовещенского монастыря. Но когда ей предлагали обратиться в католичество, она кивала головой, словно говоря «я слышу», и упрямо замолкала, не отвечая на обращенные к ней вопросы. Зная, что над отцом ее, может быть, навис топор палача, она не могла требовать для себя свободы вероисповедания. Она замолкала и переносила навязчивые расспросы со стоицизмом страдальца, у которого со связаны руки, а он, слыша, как мухи кружатся вокруг его головы, но не может отмахнуться от них и не хочет даже моргнуть, чтобы их отогнать.

В каждом случае она была подчеркнуто уважительна с сестрами и успокаивала их своей очаровательной предупредительностью. К счастью, среди монахинь царил действительно христианский дух. Они приносили обеты, возносили молитвы за ее обращение и оставляли ее в покое. Это было чудом, где-нибудь в другом месте Лориану, отчаявшись дождаться обращения, могли бы обвинить в колдовстве и обречь на костер: таков был последний довод, если гонимые не соглашались добровольно обвинить себя в ереси.

Наконец, 30 ноября наши герои, исполненные радости и надежды, возвратились в замок Бриант.

Вскоре получили хорошие новости и от господина де Бевра, что он вот-вот прибудет, и он действительно прибыл. Ему устроили пышную встречу, а потом пришел момент расставания.

Приличия требовали, чтобы Лориана вернулась в свой замок, а толстому де Бевру было тесновато в маленьком поместье Бриант. Лориане не подобало показывать отцу, что она испытывает сожаление, возвращаясь жить под отчий кров. Да она ничего такого и не испытывала, так она была счастлива вновь обрести отца! Однако не успела она вернуться в печальный замок Ла Мотт, как внезапно ею против воли овладела меланхолия.

Прекрасные господа из Буа-Доре проводили ее и по просьбе ее отца должны были провести с ними два-три дня.

Мерседес и Жовлен тоже приехали. Стало быть, то чувство, что охватило ее, вовсе не было ощущением одиночества: ведь все могли и должны были видеться каждый день.

Этот смутный испуг, смущавший Лориану, был ни чем иным, как подобием разочарования, в котором она и сама себе не отдавала отчета. Она всегда хотела считать своего отца героем; при мысли о том, каким опасностям он подвергался, она так тревожилась за него в монастыре, что стала относиться к отцу восторженно. Этот восторг сильно преуменыиился с тех пор, как отец вернулся. Во-первых, де Бевр, которого ожидали увидеть худым и изможденным, вернулся еще красней и еще толще, чем раньше, и жаловался, что растолстел от бездействия. И умом он тоже как-то огрубел. Его шумная веселость стала грубоватой. Он изображал из себя моряка, курил табак, ругался более, чем следовало, и уже не облекал свой скептицизм в изящные афоризмы Монтеня. Иногда он напускал на себя загадочное и лукавое самодовольство, что являлось большой неучтивостью по отношению к своим друзьям.

Разгадка своего странного поведения была дана им накануне их отъезда из замка Ла-Мотт во время беседы, которую мы должны изложить читателю.

Ранним утром все отправились на охоту, так начался день, затем был обед, а вечером обитатели замка собрались в большом зале у камина, и тут Гийом д'Арс, который после получения известия о мире очень усердно ухаживал за Лорианой, с радостным оживлением попросил слова.

• Предыдущая
• 95/111
• Следующая