Прекрасные господа из Буа-Доре - Санд Жорж - Страница 89

• Предыдущая
• 89/111
• Следующая

Но время было упущено. Ла-Флеш был безнадежен, он уже не стонал, а невидящий остановившийся взгляд говорил о приближающемся конце.

— Слишком поздно, господин, — сказал Аристандр молодому хозяину. — Что Вы хотите? Ведь это я его сразил, и, поверьте, это было совсем не легко, но не я запихал ему в рот землю и камни, чтобы он скорее задохнулся, уж до этого я не додумался.

— Землю и камни? — переспросил Марио, с удивлением и ужасом глядя на умирающего цыгана. — Но ведь он совсем недавно еще говорил! Может быть, он сам хватал зубами землю, борясь со смертью?

Когда он нагнулся к несчастному, пытаясь облегчить его страдания, Ла-Флеш, покрывшийся смертельной бледностью, с усилием приподнял руку, как бы говоря: «Бесполезно, дайте мне умереть спокойно».

Затем его рука вытянулась, так, что было похоже, что он указывает пальцем на своего убийцу, и навсегда застыла в этом положении.

Не задумываясь, Марио посмотрел туда, куда указывал пугающий жест, но там никого не было.

Похоже, что перед цыганом, испускавшим последний вздох, предстало какое-то видение.

Однако Аристандр обратил внимание на еще свежие следы, оставленные на глинистой земле маленькой ногой.

Следы тянулись вокруг трупа, а рядом с головой образовывали что-то вроде нимба и удалялись в направлении, которое все еще указывала рука.

— Как жестоки бывают дети! — проговорил добрый каретник, показывая следы Марио. — Наверное, кто-то из детей Шарассона увидел, что вы хотите спасти этого наполовину покойника, и решил прикончить его вот таким способом, чтобы отомстить за отца. И хотя я сам уверен, что жизнь этих цыган не дороже жизни собаки, это дьявольский поступок, и люди правы, когда говорят, что зло порождает зло.

— Да, да, мой добрый друг, — взволнованно ответил Марио. — Понимаешь, умирающий — уже не враг. Но посмотри в кустах: по-моему, там прячется маленькая Пилар.

— Уж не знаю, — сказал Аристаццр, — кто такая маленькая Пилар, но точно вижу, что там та самая маленькая чертовка, которую я спас этой ночью. Бежит, как тощая кошка; теперь вы ее узнали?

— Да, — ответил Марио, — я знаю ее слишком хорошо и вижу, что демон вселился в нее. Пусть убегает, и подальше отсюда, так будет лучше.

— Уходите, сударь, не оставайтесь в этом дурном месте, — продолжал Аристандр. — А я предам земле жалкие останки этого безбожника, а то, по правде говоря, и собаки, и вороны уже чуют его, а господину маркизу не понравится, чтобы такая дрянь валялась на его землях.

Измученный Марио отправился немного отдохнуть. Он проспал час в кресле, рядом со своей дорогой Мерседес, которая тоже сделала вид, что отдыхает. Потом вместе с милой и самоотверженной Лорианой он принялся помогать, лечить, утешать пострадавших в деревне и в замке.

Маркиз наскоро привел себя в порядок и принял лейтенанта Королевской полиции.

Вместе с Гийомом и Робеном он изложил факты магистратам, которым было поручено свершить справедливый и быстрый суд.

День шел своим чередом.

Из-за того, что все устали, в деревне и в замке воцарился покой. После многих дел Марио и Лориана почувствовали необходимость подышать свежим воздухом в саду, единственном месте во всем владении, которого не коснулись разрушения и насилие.

В подробностях рассказывая юной подруге о своих приключениях, о которых Лориана хотела знать все, Марио вместе с ней подошел к «дворцу д'Астре», к тому самому лабиринту, где он провел такой нелегкий час прошлой ночью.

Была чудесная погода. Дети уселись на ступенях хижины.

Марио чувствовал легкий жар, хотя не был болен. Все, что он увидел и пережил за последнее время, сделало его взрослее, и, глядя на него, Лориана была поражена новым выражением грусти и твердости, которое сменило прежний мягкий и чистый взгляд.

— Мой Марио, — сказала она, — боюсь, ты плохо себя чувствуешь. Тебе пришлось испытать страх и напряжение, проявить мужество и силу, почувствовать одновременно и радость, и печаль этой ужасной ночью. Мэтр Жовлен ручается за жизнь Мерседес, а она клянется, что ей не больно. Ты спас жизнь нашего дорогого отца Сильвена и отомстил за твоего собственного отца. Все это сделало тебя в этот час взрослым и отважным, но не надо беспокоиться, подумай лучше о том, чтобы отблагодарить Бога за ту помощь, что он оказал тебе во всем.

— Я думаю об этом, Лориана, — ответил Марио, — но еще я думаю о том, что сказал мне утром мой отец, после его слов ты меня поцеловала и сказала: «Да, да». Так вот, об этом я теперь вспоминаю. Сразу я не понял слов отца, и ты должна мне теперь объяснить. Он сказал, что я завоевал надежду понравиться тебе. А разве до этого дня я тебе не нравился?

— Конечно, Марио, ты мне очень нравился, и я тебя очень люблю.

— Вот и прекрасно! Но когда мой отец с улыбкой говорит, что я буду твоим мужем, как думаешь, такое может случиться?

— По правде говоря, не знаю, Марио, и не очень-то верю в это. Я тебя старше года на два, на три. А когда ты будешь молодым человеком, я стану уже почти старой.

— Но, Лориана, Адамас сказал мне, что ты уже была замужем за твоим кузеном Элионом, а он был на три или четыре года старше тебя. Он же не упрекал тебя в том, что ты слишком молода для него?

— Да, иногда, еще до женитьбы, мы ссорились, когда играли.

— Так вот, я думаю, он был не прав. Ты вовсе не молода и не стара, а для меня ты всегда прекрасна, потому что я всегда буду любить тебя так, как сейчас.

— Откуда ты знаешь, Марио? Говорят, с годами сердце меняется.

— А для меня не так. Вот я считаю мою Мерседес молодой и милой, и с тех пор, как я появился на свет, мне всегда с ней хорошо. Да возьми отца: говорят, он старый, а мне с ним веселей, чем с Клиндором, а уж между мэтром Люсилио и нами и вообще не чувствую разницы в возрасте. Разве тебе скучно со мной, потому что я тебя моложе?

— Вовсе нет, Марио. Ты гораздо рассудительней и вежливей других детей твоего возраста и ты уже сейчас знаешь больше меня, хотя нам и дают уроки вместе.

— Скажи, Лориана, я тебе нравлюсь больше, чем тот твой муж?

— Я не должна так говорить, Марио. Он был моим мужем, а ты — нет.

— Значит, ты его любила, потому что он был твоим мужем?

— Не знаю. Пока он был просто мой кузен, он мне не очень нравился. Мне он казался слишком озорным и шумным. Но когда нас вместе отвели в протестантскую церковь и сказали: «Теперь вы — муж и жена, вы увидитесь вновь через шесть-семь лет, но ваш долг — любить друг друга», я ответила: «Хорошо». И я молилась за моего мужа каждый день, прося Господа дать мне благодать, чтобы я могла полюбить мужа, увидав его снова.

— И ты так и не увидела его? Ты горевала, когда он умер?

— Да, Марио. Это ведь был мой кузен, и я много плакала.

— Я тебе ни муж, ни кузен, если я умру, ты будешь плакать?

— Марио, — сказала Лориана, — не надо говорить о смерти: считается, молодым это приносит несчастье. Я не хочу, чтобы ты умирал, и, повторяю еще раз, я тебя очень люблю.

— Но почему ты не хочешь дать мне обещание, что я стану твоим мужем?

— А что даст тебе, Марио, мое обещание стать твоей женой? Ведь ты не знаешь даже, захочешь ли жениться, когда станешь взрослым.

— Мне это необходимо, Лориана! Мне не нужна другая жена, потому что ты добра и любишь все, что люблю я. Ты сказала, что любить мужа — это долг, и я уверен, что ты будешь любить меня всегда, если мы поженимся; напротив, если ты выйдешь замуж за другого, я потеряю тебя навек. Это было бы для меня таким тяжелым ударом, даже когда я думаю об этом, мне хочется плакать.

— И вот опять ты плачешь понапрасну! — сказала Лориана, вытирая ему глаза своим носовым платком. — Перестань, перестань, Марио. Говорю же, ты сегодня плохо себя чувствуешь, тебе надо поужинать и хорошо выспаться. Ты переживаешь из-за того, что еще и не случилось, вместо того, чтобы радоваться, вспоминая, какие несчастья тебя миновали этой ночью.

• Предыдущая
• 89/111
• Следующая