Прекрасные господа из Буа-Доре - Санд Жорж - Страница 104
- Предыдущая
- 104/111
- Следующая
Объясним вкратце причину такой метаморфозы. Марио дрался на дуэли с нахалом, который насмехался над напудренной маской, черными волосами и нежным «румянцем» маркиза.
Марио хорошо отделал этого господина, уж он-то постарался! Но Буа-Доре, узнав задним числом об этом приключении, решил, что больше его сын рисковать собой из-за него не должен. В один прекрасный день, никого не предупредив, он отказался от краски и от парика, заявив, что господин де Ришелье прав, преследуя роскошь, и что следует подавать хороший пример. Так он смирился с тем, что стар и не красив, и героически предстал перед своими близкими. Но, к его великому удивлению, все были приятно поражены, а Мерседес наивно сказала:
— Ах, как вы хорошо выглядите, хозяин! Я думала, вы гораздо старше.
Действительно под слоем краски маркиз сохранился неплохо, и для своего возраста он был необыкновенно красив. Он не знал и так и не узнал старческой немощи. Зубы у него были целы; высокий, с залысинами лоб пересекали глубокие красивые морщины; ни коварство, ни злоба не искажали его лицо; усы и бородка, белые, как снег, красиво выделялись на желтовато-смуглой коже; его большие живые и смеющиеся глаза нежно светились под густыми кустистыми бровями.
Он всегда держался очень прямо, не сгибаясь, но уже не смущался, когда Аристандр сильной рукой поддерживал его худое колено, чтобы маркиз мог сесть на коня, однако, оказавшись в седле, он сидел на лошади великолепно.
С этого времени он получил столько комплиментов, что сам стиль его кокетства изменился: вместо того, чтобы скрывать свой возраст, он стал его преувеличивать, заявляя, что ему восемьдесят, в то время как ему было всего лишь семьдесят два. Ему нравилось поражать своих молодых собеседников рассказами о войнах прошлого, которые давно уже были похоронены в глубинах его памяти.
3 марта, то есть на следующий день после встречи прекрасных господ из Буа-Доре с господином Пуленом, королевский авангард численностью в десять-двенадцать тысяч человек расположился лагерем в Шомоне.
Маркиз спокойно улегся в первую же попавшуюся постель и уснул крепко, как человек, привыкший к тяготам войны и умеющий использовать часы отдыха: выспаться за час, если только этот час и был у него в распоряжении, а мог проспать и двенадцать часов подряд, если больше нечего было делать.
Марио же, взбудораженный нетерпеливым желанием сражаться, бодрствовал вместе с такими же молодыми добровольцами, с которыми познакомился в пути.
Они расположились на постоялом дворе, зал с низкими потолками был так забит, что и не повернуться, табачный дым висел стеной.
Регулярные армейские подразделения вели себя сдержанно, точно братство суровых монахов, компании же добровольцев были веселыми и шумными. Все пили, смеялись, распевали куплеты вольного содержания, читали друг другу эротические или шуточные стихи, говорили о политике и о женщинах, спорили и обнимались.
Марио сидел у камина и посреди всего этого шума предавался мечтам.
Рядом с ним расположился Клиндор, он обрел решимость, но робел, оказавшись в кругу дворян. Он не вмешивался в их шумные разговоры, но так и горел желанием набраться смелости и поболтать. Марио же совсем погрузился в мечты среди этого общего веселья, которое ему не мешало, но и не привлекало его.
Вдруг в зал вошло очень странное создание. Это была худая черноволосая и смуглая девочка, наряженная в немыслимый костюм: пять или шесть разноцветных юбок, надетых одна на другую; корсаж, весь расшитый галунами и блестками, разноцветные перья, воткнутые в курчавые волосы, на груди ожерелья в несколько рядов, золотые и серебряные цепочки, на руках браслеты, кольца, стекляшки даже на башмаках.
Невозможно было установить ее возраст: то ли это был рано развившийся ребенок, то ли изнуренная девушка. Она была очень маленького роста, уродливая, когда улыбалась или спокойно разговаривала, но прекрасная в гневе, впрочем, такое состояние, видимо, было для нее нормальным и обычным. Она оскорбляла слуг постоялого двора, которые не сразу подали ей еду, ругала солдат, не сразу уступивших ей место, царапала тех, кто хотел вольно пошутить с ней, разражалась жуткими проклятиями в адрес тех, кто насмехался над ее несуразным нарядом или злобным настроением.
Марио спрашивал себя, зачем такое странное существо явилось в подобное общество, но тут в зал вошла еще одна женщина: толстая, краснолицая, наряженная в жалкие, смешные тряпки и нагруженная, как мул. Она потребовала, чтобы все замолчали. Не без труда ей удалось добиться тишины, и тогда она объявила на малограмотном французском, что сейчас выступит несравненная Пилар, ее подруга, танцовщица-мориска и гадалка, которая не ошибается, обученная арабской науке.
Услышав имя Пилар, Марио очнулся от своей летаргии. Он всмотрелся в двух цыганок и, несмотря на то, что время очень изменило их, узнал в одной из них ученицу несчастного Ла-Флеша, его жертву и палача, а в другой — ту, что когда-то звалась в Брианте Беллиндой, а у капитана Макабра — Прозерпиной. Ныне же она именовала себя Нарцисса Боболина, лютнистка, торговка кружевами, при необходимости она же чинила и крахмалила кружевные отвороты.
Публика согласилась посмотреть на выступления заявленных талантов. Беллинда сыграла на лютне, весьма живо, но фальшиво. Потом, сдвинув столы, освободили место для танцовщицы, и она исполнила с необыкновенной гибкостью и дикой грацией танец, вызвав восторг у публики.
Успех Пилар у этих затуманенных вином мужчин вызвал у Марио отвращение, и он уже хотел удалиться, но из любопытства решил послушать предсказания, которые она уже начала излагать всем собравшимся, ожидая, пока кто-нибудь из них попросит ее предсказать будущее именно ему.
— Говори, говори, юная сивилла! — кричали ей изо всех концов зала. — Скажи, нам повезет в бою? Захватим мы завтра Сузский перевал?
— Так и случилось бы, будь вы все охвачены благодатью, — отвечала она с презрением, — но каждый из вас покрыт, как проказой, смертными грехами, и я очень боюсь за вашу красивую белую кожу!
— Подожди-ка! — сказал кто-то. — Есть тут у нас юноша добрый и целомудренный, прямо ангел небесный, Марио де Буа-Доре! Начнем с него, пусть он обратится к предсказательнице!
— Марио де Буа-Доре? — воскликнула Пилар, и ее сверкающие глаза словно подернулись пеленой. — Он здесь? Где же, где же он? Покажите мне его!
Марио вышел из темного угла, чтобы цыганки смогли увидеть его. Одна из них сразу же кинулась к нему и схватила за руку, а вторая потупила взор, словно опасаясь, что он узнает ее.
— Я уже узнал вас, Беллинда, — сказал ей Марио, — что касается тебя, Пилар, — добавил он, отнимая руку, которую она хотела поднести к губам, — просто посмотри на линии моей ладони, и хватит.
— Марио де Буа-Доре! — воскликнула неожиданно рассвирепевшая Пилар. — Я и так знаю линии судьбы на твоей руке! Я их столько раз видела раньше. Я никогда не говорила о твоей судьбе: тебя ждет много горя и несчастий!
— Я знаю, чего стоит твоя наука! — ответил Марио, пожав плечами. — Она зависит от твоего каприза, от твоей ненависти или твоей причуды.
— Ну что ж, можешь проверить! — ответила обиженная Пилар. — Раз ты не веришь моей науке, значит, не побоишься услышать, что тебе предначертано. Завтра, мой прекрасный Марио, ты уснешь, упав на спину на склоне рва, глаза твои будут открыты, но ты не увидишь света звезд.
— Значит, просто небо будет затянуто тучами, — спокойно ответил Марио.
— Нет, небо будет ясное, но ты умрешь! — сказала Пилар, вытирая волосами холодный пот со лба. — Хватит! Больше меня не спрашивайте! Я слишком страшные вещи буду говорить всем, кто меня здесь слушает!
— Ах, злая чертовка, возьми назад свои слова! — крикнул молодой человек. — Друзья, не выпускайте ее! Эти отвратительные колдуньи подталкивают нас к смерти, смущая наши умы! Из-за них мы, будучи в опасности, теряем ту самую уверенность в себе, что спасает нас. Заставим ее забрать обратно свои слова, пусть признается, что сказала так со злобы.
- Предыдущая
- 104/111
- Следующая
