Россия и Ближний Восток. Котел с неприятностями - Сатановский Евгений Янович - Страница 26

Отступление первое.

Кебаб под Иерихоном

Идея поговорить о будущем палестинской экономики с финансовым советником Арафата казалась плодотворной. Именно он контролировал денежные потоки ПНА – Палестинской национальной администрации, которую мировые средства массовой информации упорно называли Палестинской национальной автономией, хотя автономией она как раз никакой не была: ни Иордании, ни Египту, ни Израилю ее власти не подчинялись. Арафат был главным, и влияние его держалось на интригах, ориентироваться в которых мог только он сам. Большие деньги он тоже контролировал сам. Палестинской политикой мог заниматься кто угодно: десятки группировок и их лидеров ненавидели друг друга больше, чем Израиль, и не могли сплотиться против «раиса». Министр иностранных дел ООП Махмуд Аббас, представлявший на международной арене «палестинскую революцию с человеческим лицом», имел доступ к большей части международных контактов, но с точки зрения перехвата власти опасен не был: интеллигент не пользовался влиянием среди боевиков. Саиб Арикат, Фарук Каддуми и прочие «старики» ООП могли спорить на заседаниях исполкома до хрипоты, обвиняя друг друга и самого Арафата в чем угодно, но торпедировали любые попытки кого-то из них вырваться вперед. Фейсал аль-Хусейни, Нашашиби и Ханан Ашрауи представляли поколение, не имевшее никаких шансов: «тунисцы» оттеснили на второй план старую палестинскую аристократию, потерявшую хватку в балансировании между израильтянами и иорданской короной. Палестинские «силовики» Джибриль Раджуб и Мухаммед Дахлан, с их людьми, натренированными на интифаде, были преданы Арафату, который возвысил их над «нобилями». На мелкие самостоятельные группы можно было не обращать внимания, используя их против Израиля и сохраняя имидж ПНА как партнера еврейского государства. ХАМАС был блокирован, изолирован и загнан в угол – его, в сложившемся раскладе сил, можно было просто игнорировать.

Все это держалось на деньгах, как держится на деньгах любая революция, любое государство и любое общественное движение – далеко не только террористическое. Арафат контролировал деньги, но времени на все не хватало: зарплату боевикам он любил выдавать лично, а текущими делами занимался доверенный человек – Мухаммед Рашид, известный еще и как Халед Салам, – среди руководства ООП двойные имена были распространены не меньше, чем у израильских политиков и генералов.

Он знал банковские пароли и номера счетов. Он контролировал потоки наличности. Он вкладывал средства Арафата – миллиарды, постепенно складывавшиеся в десятки миллиардов, которые принадлежали «палестинской революции», а на деле были именно деньгами Арафата, в торговые сети и авиакомпании, системы мобильной связи и другие, куда менее безобидные бизнесы. Он сводил воедино данные о поступавшей от бизнесов прибыли и реинвестировал эту прибыль. Он был абсолютно коррумпирован, абсолютно беспринципен, демонстративно аморален и, что не прибавляло ему популярности, являлся, по слухам, этническим курдом. И при всем желании его невозможно было убить.

Технически это, разумеется, никакой сложности не представляло. Но вместе с ним умерла бы информация о том, где находятся палестинские деньги, и это была пожизненная индульгенция. Он представлял собой ключ от самого большого палестинского сейфа и прекрасно знал это. Принимая в расчет импульсивный характер Абу-Аммара, как звали Арафата в кругах ООП, считаясь только с ним и боясь только его, он был неуязвим до тех пор, пока был тем, кем был. Друзей у лидера палестинской революции не было, его отношения с женой были «политическими», соратников он тасовал, как карты в колоде, то приближая их, то удаляя и при случае убирая зарвавшихся – в основном чужими руками. Вся его жизнь была одним непрерывным публичным спектаклем, и отношения с Халедом Саламом были особой партией в этом спектакле. В качестве довереннейшего из доверенных он имел беспрепятственный «доступ к телу раиса», зачастую выступая на заседаниях правительства, как мальчик для битья. Арафат был безгрешен по определению, поэтому, когда с деньгами творилось что-то не то, а творилось «не то» часто, виноват был его финансовый советник.

Именно с ним, и только с ним, и имело, по здравом размышлении, смысл разговаривать обо всем, что было связано с деньгами. В том числе о палестинской экономике, точнее, о ее будущем. Стояло начало второй половины 90-х годов. Осенью 1999 года Арафат должен был предъявить миру палестинское государство, согласовав с Израилем все спорные вопросы, – по крайней мере, так было записано в соглашениях, которые он подписал: времени оставалось немного. Россия не могла помочь Палестине деньгами – приближался дефолт, хотя Арафат получил от Москвы пару вертолетов для того, чтобы беспрепятственно перемещаться между сектором Газа и Иерихоном. Как следствие бывший советский подопечный списал бывшего патрона в расход и поставил на Соединенные Штаты, Норвегию, Японию и других перспективных спонсоров. Подозревать его в сентиментальности не приходилось, и избытком благодарности «Яков Моисеевич», как его именовали на дипломатическом жаргоне, не страдал. Оказанная услуга в Палестине стоила ровно столько же, сколько и во всем остальном мире, то есть ничего. Даже на открытие аэропорта в Газе российских дипломатов – единственных из тех, кто в этот момент находился в городе, не позвали. Однако советы пока выслушивались с благодарностью, квартиры дипломатов были большими, вилла дипломатической миссии в Газе красивой, встречи на официальном уровне проходили часто и кормили хозяева на этих встречах от души.

Как уже было сказано – времени для того, чтобы к моменту объявления Палестины государством построить ее экономику, оставалось немного. По крайней мере, именно это предполагали наивные люди, полагавшие, что объявленные и гарантированные «коспонсорами мирного процесса» сроки что-то значат. Палестину создавали в едином порыве и по льготному тарифу. Пожалуй, ни одно государство в мире не рождалось в таких благоприятных условиях. Главными инициаторами выступали основные противники ООП – израильтяне, наивно полагавшие, что за это Арафат им будет благодарен и станет вести себя конвенционально. Отставной руководитель Шабака Йоси Гиноссар, отправленный в свое время в отставку за то, что в ходе очередного захвата очередных террористов отправил их «в расход» на месте, отвечал за интимные вопросы отношений с руководством ПНА, был деловым партнером Раджуба по чрезвычайно прибыльному казино в Иерихоне и лично переводил деньги на персональные счета Арафата в банке «Апоалим» – вплоть до второй интифады, в разгар которой скоропостижно скончался – по официальной версии от рака. Спонсоры стояли в очереди. Политическая и экономическая поддержка на всех уровнях была гарантирована. Бывших террористов принимали как будущих партнеров и коллег, да они для лидеров израильского левого лагеря и были партнерами и коллегами. Разумеется, были пессимисты, были скептики, да и отдельные тревожные звоночки раздавались, но кто слушает Кассандру, когда лев вот-вот возляжет с агнцем? Так что вопросы экономики, экологии, рабочих мест, инфраструктуры и прочих материй, столь необходимых образцово-показательному государству, которым должна была стать к юбилейному двухтысячному году Палестина, казались актуальными как никогда.

Ближневосточный саммит 1995 года, проходивший в столице Иордании Аммане, обогатил автора почти центнером проектов, большая часть которых так или иначе была связана с будущим палестинского государства. Правда, через несколько дней после его окончания израильский премьер-министр Ицхак Рабин был застрелен, то ли убийцей-одиночкой Игалем Амиром, как гласила официальная версия, то ли участниками заговора спецслужб, использовавшими Амира для прикрытия. Автору последнее кажется куда более похожим на правду. Его собственные контакты с будущим официальным мучеником израильского левого лагеря на иорданском саммите показали, что тот был крайне разочарован происходившим и понимал, что его используют, причем Арафат и Перес раздражали его в равной мере. Рабин вполне созрел для того, чтобы встать на пути безудержных уступок палестинскому руководству, которых требовал его давний соперник и недоброжелатель, глава израильского МИДа Шимон Перес, и осложнить «мирный процесс». Однако Рабин Рабином, а Палестина Палестиной. Покойного оплакали, а выигравший выборы Биньямин Нетаньяху, став премьер-министром, отбиваясь и отмываясь от обвинений со стороны левых, отказался от своих обязательств избирателям в пользу миротворчества, дав Арафату очередной столь необходимый тому карт-бланш. Время поджимало – сроков объявления палестинского государства никто не отменял.

Опыт десятилетий масштабных строек и прочих экономических проектов, не слишком востребованный в охваченной переменами России, мог пригодиться в реализации проекта создания палестинского государства. Тем более что множество палестинских специалистов получили высшее образование в СССР, а сотни тысяч их советских коллег эмигрировали в начале 90-х годов в Израиль. Конфликт израильтян с арабами для них был чем-то из другой жизни, личной неприязни к ним они не имели, а палестинцы, говорившие по-русски, могли рассчитывать с их стороны на взаимопонимание не меньшее, чем марокканские евреи или ортодоксы. Теоретически все выглядело великолепно. Осталось договориться с руководством и запустить процесс. Именно этим и предстояло заниматься на встрече, которую с благословения и по рекомендации Махмуда Аббаса организовал с Мухаммедом Рашидом великолепный профессионал и замечательный дипломат Владимир Рыбаков. К тому моменту автор знал как свои пять пальцев весь еврейский мир, был вхож в российские верхи и западную элиту, по рекомендации МИДа наладил добрые отношения с Аббасом и его семьей, основал собственную корпорацию и институт, сохранил оптимизм и веру в человечество, заработал изрядное количество денег и располагал более чем столетним семейным опытом строительства металлургических заводов, военно-морских баз и прочих хозяйственных объектов. Пост председателя совета директоров Российского еврейского конгресса, в который вошли все отечественные олигархи еврейского происхождения, кроме стоявшего от всех особняком Бориса Березовского, позволял рассчитывать, в случае достижения договоренности с палестинскими властями об участии России в создании новой палестинской экономики, на связи и ресурсы этой, не последней в стране, организации. В общем, на первый взгляд уравнение решалось элементарно. Как оказалось – только на первый взгляд.

Встреча, изначально назначенная в Иерихоне, где как раз проходило заседание палестинского правительства, в назначенном месте в назначенное время не состоялась. Сорвалась она по объективным причинам: в дверном проеме, за которым проходило заседание, хорошо виден был Ясир Арафат в неизменном оливковом френче. Раис, как всегда небритый, маленький, с выпученными больше обычного грустными еврейскими глазами, страшно кричал и размахивал пистолетом. Размахивал он им под носом потенциального визави, из чего можно было сделать вывод: вовремя тот не освободится. Свободно владевший арабским Рыбаков послушал, задал наводящий вопрос сопровождающему и твердо сказал: «Поехали, тут надолго». Попытка узнать, куда именно надо ехать, была излишней по определению. Вокруг было много хорошо вооруженных людей, обстановка в зале накалялась, на улице темнело, и куда бы ни уехал из этого сумасшедшего дома, где на глазах творилась история, лендровер с российскими дипломатическими номерами, хуже быть уже не могло. Как выяснилось по дороге, вероятность встречи с финансовым советником была все же больше, чем его шансы получить пулю в лоб. Вопрос, столь экспрессивно поставленный перед ним руководством, стоял всего о трех миллионах долларов, которые куда-то делись и к кому надо не дошли. Дело житейское.

Осеннее небо под Иерихоном ночью полно звезд. Где-то шумели жесткие листья пальм. Вокруг домика совхозной архитектуры размером с российский сарай сновали молодые люди. Кто-то нанизывал на шампуры кебаб. Кто-то начинял мясным фаршем плоские пустотелые лепешки-питы, зажимая их в решетки на длинных ручках. Кто-то резал салат табули. Кто-то расставлял по столам бутыли кока-колы, тоника и минеральной воды – стол был безалкогольный, в соответствии с заветами пророка. Кто-то нес посыпанный кедровыми орешками хумус, политый местным оливковым маслом, настоящим маслом из настоящих оливок, чуть горьковатым, мутным и темно-зеленым. Кто-то тащил стопки теплых круглых пит из пресного теста. Кто-то занимался углями, стоя внутри огромного построенного кольцом стационарного каменного мангала, размерами напоминавшего Стоунхендж. У стены стояли в пирамиде автоматы. Где-то недалеко, в направлении неширокого Иордана, напоминавшего при дневном свете по цвету и консистенции воды оливковое масло, тявкал шакал. В кустах кто-то шуршал, возможно дикобраз или даман, которым мало что грозило: едят их в копченом виде преимущественно в Африке. Сказать, что это было хорошо, – значит ничего не сказать. Это был самый вкусный кебаб, который автору пришлось есть в жизни.

В стороне стояла машина, точнее мини-вэн с открытой задней дверцей. Именно в эту дверцу постепенно собиравшиеся гости загружали принесенные с собой сумки. Маленькие сумки. Средние. Большие. Очень большие. Точно с такими же баулами ездили в Турцию и Китай тогдашние челноки. Гостей было много – человек двадцать-тридцать. Они вели между собой тихими голосами оживленные разговоры, закусывали, благо молодые люди, колдовавшие над мангалом, подавали на столы порцию за порцией, и выглядели чрезвычайно умиротворенно. Все это напоминало кавказские застолья, с той разницей, что такой стол на Кавказе без вина, водки, коньяка и тостов выглядел бы странно. Было ясно, что все эти почтенные люди хорошо знают друг друга. Периодически их подводили знакомиться к гостям из России – известному всей Палестине дипломату и его неизвестному, но уважаемому другу, представляя по именам и тихо комментируя: это наша арматура. Наша мука. Наше электричество. Наша вода. Наш бензин. Как следовало из комментариев, представленные олицетворяли местный бизнес. Именно на них держалась вся местная экономика. Подчеркнем – все они выглядели вполне благообразно. Нормальные восточные люди, любящие свои семьи, строгие с детьми, балующие внуков и почтительные с родителями. Многие говорили по-русски – они учились в СССР и приветствовали московских гостей особенно тепло. Один, кудрявый, рыжий, невысокий, с эспаньолкой и абсолютно светлой, усыпанной веснушками кожей, со словами «Брат! Я в Лумумбе учился» заключил в объятия. Больше всего он напоминал еврея-ашкеназа, хотя, по уверениям Володи Рыбакова, был стопроцентным арабом.

Благодать продолжалась часа три – потом приехал хозяин, несколько встрепанный и взбудораженный, что было более чем понятно для человека, у которого только что махали под носом заряженным пистолетом, обещая застрелить. Поскольку приехал он живым и невредимым, на чем-то они, в конечном счете, разошлись. Впрочем, не исключено, что это был спектакль «на публику», и Арафат, прекрасно знавший цену своему финансовому советнику, был с самого начала в курсе того, куда тот девал деньги и почему они не дошли по расписанию. Как не исключено и обратное – после смерти лидера палестинской революции значительная часть его состояния, которое контролировал хозяин домика с мангалом под Иерихоном, испарилась без следа. Нас познакомили – все вежливо отошли, дав уважаемому господину Рашиду поговорить с уважаемыми заморскими гостями.

Разговор был краток, но чрезвычайно показателен и многое прояснил. Хозяин выслушал идею и в принципе ее одобрил. Он хорошо относился к России. Раис Арафат хорошо относился к России. Вся Палестина хорошо относилась к России. Но все эти истории о рабочих местах, промышленных зонах, экологии и водном балансе, с его точки зрения, не имели никакого отношения к экономике. Он объяснил почему. «Вот, – сказал он, указав на мини-вэн, в который последние гости утрамбовывали свои сумки, – это – экономика. Наши бизнесмены приносят эти деньги как знак уважения раису. Они делают это добровольно, и это правильная экономика. Другой не надо». Возражать было нечего. Мини-вэн, полный наличности – хороший аргумент. Обратно в Газу, где автор гостил у Рыбаковых, ехали часа три, сначала колеся по ночному серпантину Западного берега, потом пролетая по израильским хайвэям, пройдя недолгий контроль на КПП Эрез и пропылив чуть-чуть по дорогам сектора. Но именно в тот вечер, под Иерихоном, автор понял, что палестинского государства не будет. Большой общак, собранный на мафиозном сходняке под самый вкусный в мире кебаб, не может быть основой, на которой строят страну. Так ее ведь никто и не строил…

С тех пор прошло полтора десятка лет. Арафат ушел в иной мир, вслед за Рабином. Абу-Мазен – Махмуд Аббас заменил его на посту раиса ПНА. Шимон Перес стал президентом Израиля. Володя Рыбаков умер от сердечного приступа, нелепо и рано. «Мирный процесс» тоже умер, но переговоры о создании Палестины продолжаются год за годом, десятилетие за десятилетием. Деньги под этот проект выделяются и неуклонно разворовываются – теперь уже не Мухаммедом Рашидом, а другими бюрократами. Палестина разорена и разорвана гражданской войной. ХАМАС и ФАТХ уничтожают друг друга. Израильтяне ушли из Газы, но террористическая война против Израиля идет, как шла. В конечном счете, старые палестинские террористы и воры обманули старых израильских глупцов – политиков и генералов. Но с той поры, как автора угостили кебабом под Иерихоном, он не занимался больше палестинской экономикой, что крайне положительно сказалось на его собственных делах. Все хлеб.