Остров Ифалук - Бейтс Марстон - Страница 22

• Предыдущая
• 22/63
• Следующая

Официально на Ифалуке тодди можно было пить только свежим. Под влиянием европейцев жители соседних атоллов быстро научились превращать перебродивший сок в крепкий алкогольный напиток. Поэтому вожди решили во имя мира и безопасности своего острова вообще наложить запрет на сбраживание сока.

Но тодди бродит очень легко и быстро. На некоторых танцевальных репетициях мы замечали, как какой-нибудь уже немолодой мужчина с явно неустойчивой походкой вел себя слишком шумно и назойливо. Можно было не сомневаться, что он дал тодди постоять и побродить денек. Однако у нас не было прямых доказательств, пока как-то в конце лета Том не предложил нам глотнуть из его бутылки. Напиток показался мне очень приятным, правда, я плохой судья, так как мне правятся любые спиртные напитки.

Итак, хлебное дерево, два вида таро и кокосовая пальма были основными видами растений, обеспечивающими ифалукцев пищей. Менее важное место в рационе островитян занимали папайя и несколько сортов бананов. Плоды папайи очень вкусны, а бананы превосходны, но их почему-то мало ели. нам часто приносили вареную зеленую папайю, которая по виду и вкусу напоминала пюре из тыквы; по-видимому, ее ели в основном в таком виде. Нас постоянно снабжали бананами (в Фан Напе всегда дозревали одна-две связки), но сами ифалукцы считали, что это пища для детей. Казалось, они больше ценили банановые растения за волокно, получаемое из стеблей, чем за плоды.

Основную животную пищу составляла рыба. Кроме того, на острове имелись свиньи и куры. Проводя перепись населения острова, мы одновременно учли и домашних животных; в результате оказалось, что на двести шестьдесят жителей приходилось пять собак, девятнадцать кошек, тридцать три свиньи и пятьдесят кур. Свинина не входила в повседневный рацион островитян. За все лето закололи только двух свиней, причем, как мы заметили, это не было сделано в связи с какими-либо торжествами. Свинину отваривали, а не запекали по обычному полинезийскому способу.

Имевшиеся на острове пятьдесят кур тоже время от времени служили источником пищи. Мы ни разу не видели, чтобы местные жители ели яйца. Однажды, вскоре после того как мы устроились на месте, к нам пришел какой-то юноша и предложил обменять яйца на сигареты. Было решено сварить их, что мы и сделали, однако, разбив скорлупу, мы обнаружили в них вполне развившихся, готовых вылупиться цыплят.

Я так и не знаю, произошло ли это намеренно или случайно. Меня заинтересовало, знает ли здешний народ о филиппинском деликатесе балут[47], и я пришел к выводу, что все обитатели дальних окраин любят «выдержанные» яйца. Мы объяснили, что предпочитаем свежие яйца, и нам все лето приносили их в достаточных количествах в обмен на сигареты. После этого случая мы всегда тщательно просвечивали все яйца и иногда, правда редко, находили такое, в котором уже был большой зародыш.

Ифалукцы не любят куриных яиц, но зато обожают черепашьи. Белок черепашьих яиц (во всяком случае яиц морских ифалукских черепах) не свертывается при варке. Дон испытывал явную неприязнь к жидким белкам, и я помню, как однажды, вылив на горячую сковородку черепашье яйцо, он попытался превратить его в нечто напоминающее порядочную глазунью, то есть желток, окруженный белым ореолом, но черепашье яйцо оставалось на вид сырым, сколько бы его ни жарили.

Я, конечно, вдоволь посмеялся над консервативностью Дона, которая лишала его местного богатого источника белков, и однажды утром вызывающе стал поглощать одно черепашье яйцо за другим. Доказать Дону нелепость его предрассудков мне не удалось, ибо сам я почувствовал себя очень плохо. Думаю, что связь между спазмами в желудке и черепашьими яйцами была случайной, и тем не менее после этого даже Дон мог взирать на них спокойнее, чем я. От яиц же, которые нам приносили, мы тайком избавлялись.

Ифалукцы всегда доставляли нам больше еды, чем при всем желании можно было съесть. Мы протестовали, но ничто не могло их остановить. Многое из того, что они приносили, нам не нравилось. Наше консервативное трио вполне устраивали колбасный фарш и консервированный шпинат. Мы обычно принимали все, что нам приносили, не желая обижать наших хозяев. Съедали, что могли, а остальное ночью украдкой выбрасывали в лагуну.

Однако мы всегда были искренне признательны за рыбу, и, вспоминая о лете, я представляю вкуснейшие рыбные пиршества. Обычно рыбу разделывал Бакал, а Тед, как я уже говорил, действительно мастерски панировал филе и жарил его на свином жире; свежая ифалукская рыба, извлеченная из прозрачных вод лагуны, была продуктом, над которым стоило поработать.

Сохраняя уважение к Теду и европейскому способу жарить рыбу, мы быстро научились готовить ее и по-ифалукски. Самый простой, пожалуй наиболее удачный, способ состоял в том, что рыбу целиком запекали на угольях от сожженных кокосовых скорлуп. Подгоревшая кожа легко снималась, и под ней оказывалось вкусное мясо. Особенно приятные воспоминания остались у меня от печеной рыбы-попугая. Еще со времен детства, прошедшего во Флориде, я считал ее несъедобной и сейчас ничего не могу сказать о вест-индских ее разновидностях, но ифалукская рыба-попугай вполне пригодна в пищу.

Мы с Доном за лето похудели, хотя это нам было ни к чему. Я выглядел изголодавшимся и истощенным, и спустя три месяца, покидая остров, мы весили на двадцать фунтов меньше, чем обычно. Думаю, что мы сами виноваты в этом, поскольку мы питались как попало, чаще всего одними консервами. Было бы гораздо лучше, если бы мы попытались перейти на ифалукскую пищу, ведь ифалукцы явно выглядели здоровыми и достаточно крепкими. Но изменение привычек означает нечто большее, чем отказ от предрассудков; да и от них не так уж легко отказаться, в особенности когда вместе живут три человека, взаимно влияющие друг на друга.

Мы питались явно неправильно, хотя я так и не знаю, в чем именно мы ошибались. В тропиках у меня всегда вид тощего, голодающего человека. Я злюсь, когда люди говорят мне, как хорошо я выгляжу после зимы, проведенной на севере, и как плохо после пребывания в тропиках, потому что самочувствие мое как раз не соответствует внешнему виду. Время от времени мы проверяли свой вес на банных весах, которые привезли для взвешивания ифалукцев, и я испытывал легкое беспокойство, отмечая, что упорно худею.

Но эта тревога не мешала мне испытывать удовольствие от постоянного пребывания на солнце и беззаботного купания в лагуне и не могла заставить меня экспериментировать с нашим рационом. Занимаясь взвешиванием пищи в хозяйствах Фалепенах и Соумат, мы сами по-прежнему сидели на консервах и, несмотря на неправильное питание, вели чудесную жизнь.

Репетиции танцев происходили почти каждый вечер. От нас явно ожидали, что мы будем присутствовать на них, хотя они мешали нам и работать и спать. Я как-то долгое время не мог понять, что эти танцы устраивались главным образом по просьбе Теда. Во время пребывания на острове ему особенно хотелось посмотреть один из главных традиционных танцев — ур, но так и не удалось. На этот раз, прежде чем выехать на Ифалук, Тед написал антропологу Управления подопечной территории письмо, в котором выражал надежду, что мы попадем на остров в пору танцев. Воспользовавшись оказией (на остров за месяц до нашего приезда приходило торговое судно), антрополог сообщил об этом вождям.

Оказалось, что мы приехали слишком поздно. Танцы ур обычно исполняются в конце периода церемониальной ловли летучих рыб при свете факелов. Однако ифалукцы, желая сделать Теду приятное, изменили расписание церемоний. Правда, сдвинуть период ловли летучих рыб они не могли, но зато исполнить танцы в другое время было в их власти.

Эти танцы, как объяснил Тед, являлись в действительности религиозной церемонней, цель которой состояла в том, чтобы умилостивить богов. Но, добавил затем Тед, это совсем не значило, что содержание танца должно иметь какую-то особую религиозную форму, добрых богов Ифалука радовало все, что занимало людей.

• Предыдущая
• 22/63
• Следующая