Месяц как взрослая - Труу Сильвия - Страница 15

• Предыдущая
• 15/32
• Следующая

— Тогда трижды допотопнее! — незамедлила вставить Мерле.

— У нас в бригаде это, во всяком случае, новость, — сухо сказал Индрек и ушел.

«Оправдался бы наш квартет! — мысленно пожелала Силле. — Тогда в следующую неделю уже вся бригада работала бы так. Что может быть лучше?»

А все же на фабрике работать здорово. На уроках труда не чувствовалось, что эта работа такая интересная и творческая тоже. Она казалась механической и скучноватой. Но теперь ясно, что и тут человеческие мозги не заржавеют от бездействия, и вообще здесь все так, как и должно быть на настоящей работе.

Когда же Силле без передышки два часа подряд повзвешивала коробки, то призналась себе, что все-таки изо дня в день совершать одни и те же три-четыре действия она бы не хотела. Надоест. Наскучит. Надо что-нибудь придумать, чтобы, например, одну неделю кто-то взвешивал конфеты, другую — укладывал их в коробки, третью — сортировал, а четвертую — делал коробки. Тогда бы работа не была однообразной.

Если все пойдет хорошо, на следующую неделю можно будет завести об этом разговор. А пока придется управляться со своим теперешним заданием. Ах да, еще этикетки!

Бригадир, правда, сказала, что этикетки должен наклеивать тот, у кого выдастся свободное время. У Хийе оно выдалось. У нее уже целая куча готовых коробок. Но как ей напомнишь? Она сейчас в таком азарте. Собирается даже на утро наделать коробок, чтобы Мерле сразу же занялась расфасовкой, а у Силле было бы что взвешивать. Другое дело, если Хийе сама вспомнит слова бригадира. Или если бы их вспомнила Нийда. Но ее лучше не трогать. Пусть перегорит. Хорошо, хоть с работой справляется.

Да и сколько там этикетки займут времени…

Когда Силле уже заканчивала взвешивать коробки и собралась наклеивать на них этикетки, появилась Эндла и спросила:

— Кто у вас хорошо рисует?

— Силле! — закричали одноклассницы и заглушили имя, которое выкрикнули девочки из другой школы.

Силле начала возражать: как она, рисуют все.

Эндла стояла в недоумении.

— Да не слушайте вы ее! — крикнула Хийе. — Рисовать для Силле все равно что писать или есть. С первого класса известно. Все стенгазеты она делает. Кто бывал на городской ученической выставке, тот… — Она вдруг замолчала и тут же спросила: — А что?

— Начиная с понедельника, мы должны вывешивать наши дневные показатели. Для этого надо начертить график.

— Для нее это пустяк, — сказала Хийе.

Эндла попросила Силле после работы зайти в ателье фабричного художника, чтобы получить там нужные материалы и советы. И еще сказала, чтобы Силле вместе с ребятами сложили готовые коробки в ящик и отнесли на склад, потому что ее, Эндлу, ждут на совещании дегустационной комиссии, а там никогда не знаешь, когда освободишься.

Силле больше не возражала. Два слова — художник и ателье — заворожили ее.

«Ателье…»

Силле с удовольствием мысленно повторила это слово, за которым ей открывался необыкновенный мир красок. Много лет назад, когда она еще не ходила в школу, к ним в дом переехал передвигавшийся на ручной коляске художник Па?уль Тамм. Однажды Силле, разыскивая дочь художника, тетю Тийну, попала в удивительную комнату. Она была заполнена всевозможными картинами и фигурами. Даже на полу между ящиками и коробками красок, между банками с цветной водой и какими-то сосудами лежало столько картин, что ступить было некуда. В этой комнате сидел дядя Пауль, курил трубку и рисовал. Одна большая-пребольшая, выше Силле, картина стояла возле двери, и были на ней одни цветы. Каких там только не было! Таких красок Силле не видела ни на одном цветке — ни во дворе среди травы, ни дома в вазе, ни на прилавках у цветочниц. Нигде.

Силле дотронулась до большого желтого цветка. Палец окрасился в желтое. Совсем как кончик носа, когда нюхаешь настоящий цветок возле калитки в саду. И синий бутон красился, и красные цветы, и лиловые… Но приятного запаха ни один цветок не издавал — ни желтый, ни синий, ни красный и ни белый. Может, пахли лиловые цветы, но до них Силле дотянуться не успела, потому что сзади страшным голосом закричал дядя Пауль, который звал на помощь свою дочь. Тетя Тийна примчалась, схватила Силле, подняла ее на руки и опустила только за дверью.

«В  а т е л ь е  дети ходить не смеют. Кто тебе позволил?»

Дома, увидев дочку, ужаснулась мама. Она тоже схватила ее, поднесла к зеркалу и спросила:

«Кто эта грязнуля? Узнаешь?»

Перед Силле мелькнуло какое-то желто-красно-зеленое существо, и мама тоже выставила ее за дверь.

«А-тель-еее… А-тель-еее…» — повторяла Силле, когда мама оттирала ее скипидаром. А сама думала о красках, которые видела и нюхала.

Это было ее первое знакомство с миром красок, который еще спустя годы вызывал у нее такую же безотчетную грусть, как и слышанная в детстве и прерванная на самом интересном месте сказка. После смерти дяди Пауля его картины и акварели были оттеснены в угол скульптурами, которые принадлежали дочке и жене художника, его краски и кисти сменились палочками для глины и моделирования.

А теперь Силле предстояло пойти в фабричное ателье, где обязательно должны быть краски, потому что там рисовали «Мухумку» в ее радужной солнечной юбке.

Раздумье Силле прервала Хийе.

— Ящик полный! — крикнула она. — Девочки! Нас ждут лавровые венки.

Силле отодвинула этикетки, позвала Индрека, который вместе с Воотеле отнес ящик на склад. Несколько быстрых движений, и Силле уже прибрала свое рабочее место и была свободна.

В дверях ателье она остановилась и прищурилась. Так здесь было светло после сумеречного коридора. Одну стену занимало окно. От пола до потолка. И даже потолок был из стекла. Окно продолжалось и над головой. Оно смотрело в небо большими матовыми квадратами. Солнце светило прямо в окно. В ателье было тепло, но в воздухе чувствовалось дыхание моря. Одна створка окна была открыта, и ветер шевелил светлую штору. За окном виднелись островерхие красные крыши старого города, дальше в дымке летнего дня синело море, усыпанное маленькими белыми уголками парусников.

На стене, под застекленными рамами, повторялся тот же вид с окна, только в разные времена года, в других красках и настроениях: темные, тяжелые и мрачные тучи над темно-красными, сдавленными в одну массу крышами; белые заснеженные крыши и трубы, множество спокойно дымивших в холодном воздухе труб, в синем вечере синий город с тысячами сверкавших огней.

Силле задержалась взглядом на расположенном напротив окна стенном шкафу, на полках его лежали конфетные коробки, она сразу же увидела среди них своих знакомцев — «Рыбака» и «Мухумку».

Из-за открытой дверцы шкафа появилась женщина в халате в широкую полоску. Светлые волосы, мальчишеская прическа. С темными ресницами. Четко очерченные губы, белоснежные, чуточку неровные зубы. Женщина ободряюще улыбнулась и спросила:

— Заниматься графиком?

Она освободила для Силле один конец своего большущего стола, дала бумагу, подвинула линейку, карандаши, краски и предложила ей тут же приступать к делу. Если, конечно, ее не ждут и если сама она не хочет заниматься этим дома.

Нет. Она может и здесь. Может…

Силле улыбнулась: у самой сердце готово выпрыгнуть от радости, но язык произносит сдержанно и гордо: «Можно и здесь». Будто ей каждый день представляется возможность сидеть в ателье художника, будто работа в ателье для нее самое обычное дело.

Она робко присела за стол.

У художницы на листе уже были выведены контуры геометрических фигур, и она принялась раскрашивать их. С интересом смотрела Силле, как художница размешивала акварельную краску, как она пробовала ее на бумаге.

Силле наблюдала за движением кисти, смотрела на желтые пятна, ложившиеся на бумагу, и ей опять вспомнился случай с дядей Паулем.

Художник в тот раз работал во дворе. Силле тихо стояла рядом. Молча следила она за тем, как возле зеленых пятен на бумаге возникают желтые. Вскоре художник сказал ей:

• Предыдущая
• 15/32
• Следующая