Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Синдаловский Наум Александрович - Страница 43
- Предыдущая
- 43/126
- Следующая
По поводу немецкого происхождения русской императрицы ходили легенды. Не злые. Чаще всего добродушные и почти все, льстившие императрице. Согласно одной такой легенде, однажды в Царское Село, где в то время находилась императрица, был срочно вызван лейб-медик. Императрице сделалось дурно и необходимо было пустить ей кровь – универсальное средство от многих болезней в то время. Как раз в этот день в Царское прибыл со срочным докладом канцлер Безбородко. Александр Андреевич справился о здоровье государыни и, как свидетельствует фольклор, услышал в ответ: «Теперь все пойдет лучше: последнюю кровь немецкую выпустила».
Вообще тайна смертей и рождений – наиболее интригующая и драматическая часть фольклорного наследия. Мы уже видели и еще не однажды увидим, как эти естественные и, казалось бы, простые факты жизненного цикла, становясь достоянием фольклора, оборачивались мистификацией, розыгрышем или откровенным вымыслом.
Вот легенда о том, как появился на свет граф Алексей Бобринский, сын Екатерины от Григория Орлова. Произошло это в Зимнем дворце, за два месяца до того, как Екатерина стала императрицей. Ее законный муж император Петр III в продолжение всех девяти месяцев о беременности супруги даже не подозревал. Не догадался он и о скором наступлении родов. По преданию, для того чтобы отвлечь внимание императора, преданный слуга Екатерины Василий Шкурин поджег собственный дом на окраине Петербурга. Известно, что Петр Федорович принимал обязательное участие в тушении практически всех петербургских пожаров. Так случилось и в этот раз. А когда император вернулся с пожара, Екатерина, к тому времени разрешившаяся от бремени, «проявив силу воли, оделась и вышла ему навстречу». Жертва верного Шкурина, кстати, большого оригинала, была оправдана. О Шкурине сохранилась и другая легенда. Говорят, он любил по большим праздникам взбираться на искусственную гору в парке своего имения Дылицы и бросать оттуда деньги крепостным, певшим и плясавшим у ее подножия.
Судьба Бобринского сложилась удачно. Свою фамилию он получил, по различным преданиям, то ли от бобровой шубы, в которой младенца вынесли из Зимнего дворца, то ли по Бобрикам, имению, пожалованному ему при рождении щедрой матерью. В 1790-х годах в Петербурге, в конце Галерной улицы по проекту архитектора Луиджи Руска был построен дворец, также предназначавшийся внебрачному сыну Екатерины. Судя по фольклору, императрица всю жизнь благоволила к своему сыну. Так, по одной из легенд, во дворце Бобринских до сих пор хранятся некие сокровища, спрятанные императрицей. Уже в наше время эта маловероятная легенда получила свое неожиданное продолжение. Будто бы современные потомки Бобринских, покинувшие Россию после 1917 года, предложили советскому правительству указать, где спрятан клад, с условием отдать им половину сокровищ. И получили категорический отказ.
Расцвет фаворитизма во время царствования любвеобильной императрицы дал довольно богатую пищу для низовой культуры. В обывательской среде петербургских Больших и Малых Мещанских, Разночинных и Посадских улиц была широко известна страстная любовь матушки императрицы к стройным красавцам Преображенского полка. Поговаривали, что она лично выбирала очередного счастливчика, которого специально подготовленные для этого люди доставляли в Зимний дворец. Бытовала в городе и мрачноватая, но романтическая легенда. Будто бы на рассвете одаривала государыня избранника своего золотым рублем и ласково выпроваживала в соседнюю с монаршей спальней комнату. А там его, несчастного, утверждает легенда, убивали и труп спускали в Неву. Иногда тело всплывало, и тогда в городе шептались еще об одном подгулявшем и оступившемся солдатике. Но чаще всего труп уносило в море, которое умело хранить дворцовые тайны.
Один из иностранных путешественников, которому удалось посетить личные покои императрицы в Царском Селе, утверждал, что в одной из комнат государыни, примыкавших к опочивальне, «все стены от пола до потолка были увешаны картинками, воспаляющими воображение, а в другой находились портреты мужчин императрицы». Понятно, что отсюда было недалеко до откровенных вымыслов. Поговаривали, что Екатерина Великая, женщина далекая от предрассудков, «заказала фарфоровую модель орудия прославленного Потемкина». В XVIII веке в это легко верили. Изготовление подобных игрушек было в большой моде. Их богатая коллекция и сейчас хранится в Эрмитаже. Говорят, среди этих «безделиц» есть и тот легендарный фарфоровый муляж.
Любовные похождения матушки Екатерины не были забыты в Петербурге и после ее кончины. Почти через сто лет в сквере перед Александринским театром появился памятник великой императрице. Легенд вокруг него витает достаточно. Здесь же уместно упомянуть только о некоторых. Во-первых, в народе утверждают, что не случайно памятник лицемерной распутнице установлен именно так: спиной к искусству и лицом – к публичному дому, который в екатерининские времена находился примерно на месте Елисеевского магазина. Во-вторых, туристы, возвращаясь из Петербурга, любят рассказывать байки о екатерининских орлах, расположенных вокруг пьедестала памятника, которые жестами демонстрируют размеры своих детородных органов, а над ними, лукаво улыбаясь, возвышается величественная фигура императрицы со скипетром-эталоном в руках.
Но официальный фаворитизм был иным. Он подчинялся неким безусловным правилам игры, которым приходилось, увы, следовать. Так, А. Н. Дмитриев-Мамонов, отмеченный благосклонностью Екатерины, имел несчастье влюбиться в ее фрейлину княжну Д. Ф. Щербатову. Более того, он откровенно признался в этом своей монаршей любовнице и… был не просто отпущен ею, но вместе со своей невестой получил от Екатерины благословение, а юная фрейлина – даже приданое. Правда, согласно легенде, помогая молодой одеться к венцу, императрица не стерпела и сильно уколола ее булавкой.
Не все, впрочем, заканчивалось таким безобидным образом. В Петербурге бытовала легенда о призраке Шереметевского дворца, «взывающего к отмщению». Утверждали, что это был призрак юного камер-юнкера Жихарева, «отмеченного милостью императрицы Екатерины II и убитого наемными убийцами», будто бы подосланными другим фаворитом государыни Платоном Зубовым.
Петербург того времени славился изысканной кухней в домах известных вельмож – Потемкина, Строганова, Остермана, Разумовского. Сохранились многочисленные легенды о серебряной ванне Потемкина в семь-восемь пудов, в которой ему подавали уху. У Потемкина обеды вообще отличались «диковинками кулинарного искусства», а в числе главных поваров служили кулинары чуть ли не десяти национальностей – от француза до молдаванина. По преданию, вся кухонная посуда у него была из чистого серебра, а кастрюли вмещали до двадцати ведер воды: в них князю готовили уху из аршинных стерлядей и кронштадтских ершей. На таких обедах слуги обносили сидевших за столом по чинам. Тарелки сидевших на «нижнем» конце стола часто оставались пустыми. Угощение «по чинам» в то время было обычным явлением на многолюдных обедах, когда хозяин не всегда знал в лицо всех своих гостей. Есть предание о каком-то мелком чиновнике, однажды приглашенном князем Г. А. Потемкиным на такой обед. После обеда хлебосольный хозяин будто бы спросил его: «Ну, как, братец, доволен?» И услышал от гостя: «Премного благодарен, ваше сиятельство, все видал-с».
Говорят, благодаря Потемкину в Петербурге появились первые фруктовые лавки, поскольку князь мог среди зимы неожиданно потребовать к столу итальянского винограда, вишен, земляники и тому подобных заморских кушаний. Будто бы некоторые петербургские купцы на этом прилично разбогатели.
У Александра Сергеевича Строганова во внутреннем дворике его дворца на Невском проспекте за стол ежедневно садились сто и более гостей. Каждый достаточно прилично одетый человек мог зайти и отобедать без всякого приглашения. Рассказывают, что некто пользовался таким обычаем более двадцати лет. Но когда однажды он перестал появляться, никто не смог назвать его имени.
- Предыдущая
- 43/126
- Следующая