Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - Синдаловский Наум Александрович - Страница 100
- Предыдущая
- 100/126
- Следующая
В 30-х годах сложилась довольно устойчивая, кочующая по страницам исторической литературы легенда, что в память о пролитой 9 января 1905 года крови питерских рабочих ярославские каменщики в 1930 году выложили площадь у Нарвских ворот гранитной брусчаткой красно-бурого цвета. Однако никаких документальных свидетельств мемориального характера этого покрытия как будто нет. А если учесть, что кровавые события января 1905 года произошли за сто метров от этой площади, а в Петербурге вплоть до недавнего времени было достаточно много участков мостовых, выложенных красным диабазом, то, видимо, следует считать, что дорожное покрытие площади Стачек – не более чем дань героической легенде социалистического Ленинграда.
8 февраля 1937 года, к столетию со дня гибели Пушкина, на месте его последней дуэли по проекту архитектора А. И. Лапирова и скульптора М. Г. Манизера был установлен обелиск из красного полированного гранита. По городу поползли слухи, что материалом для обелиска послужили могильные плиты со старых петербургских кладбищ, а та, на которой выбит мемориальный текст, «найдена специально, чтобы можно было просто перебить имя давно умершего человека на имя Пушкина».
Сохранилась легенда о первом советском проекте защиты Ленинграда от наводнений. Будто бы по инициативе С. М. Кирова проект строительства дамбы представили Сталину. Мудрый вождь поинтересовался, часто ли бывают в Ленинграде крупные наводнения. «Один раз в сто лет? – искренне удивился великий инквизитор. – Ну, у нас еще много времени».
С любимым другом всех рабочих, инженеров и служащих связана верноподданническая легенда, будто ленинградский завод «Светлана» назван именем его единственной дочери, хотя на самом деле такое название завод носит с 1913 года, когда на одном из машиностроительных предприятий акционерного общества «Айваз» было организовано самостоятельное производство осветительных электрических ламп «Светлана».
В конце Кировского проспекта в 1930 году был установлен памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Памятник был выполнен скульптором А. В. Крыжановским. Двухметровая фигура «бесстрашного рыцаря революции» в характерной кожанке и сапогах стояла почти вся скрытая от оживленного проспекта густыми кустами сирени. По преданию, городские власти будто бы специально «прикрыли „железного Феликса“», так как было известно, что Сталин его недолюбливал. Только после смерти «великого кормчего» кусты были вырублены.
О своеобразном, мягко выражаясь специфическом, понимании новыми хозяевами страны исторических ценностей сохранились предания, более похожие на курьезные анекдоты. Однажды одна из многочисленных мраморных досок с отметками уровня воды при наводнениях, что можно увидеть на фасадах петербургских домов, оказалась укрепленной над окнами второго этажа. На удивленные вопросы любопытных об истинном уровне подъема воды дворник с удовольствием отвечал: «Так ведь доска историческая, памятная, а ее мальчишки царапают постоянно».
Еще более курьезна судьба памятника известному русскому путешественнику, исследователю Средней Азии Николаю Михайловичу Пржевальскому. Памятник, отлитый по модели скульптора И. Н. Шредера, был установлен в Александровском саду, перед главным входом в Адмиралтейство в 1892 году. Кто мог тогда предполагать, что Пржевальский окажется так похож на лучшего друга всех скульпторов и путешественников Иосифа Виссарионовича Сталина? Но так распорядилась судьба. И родилась очередная легенда. Рассказывали, как однажды, путешествуя по Азии, Пржевальский неожиданно отклонился от маршрута, завернул ненадолго в Грузию, встретился там с некой красавицей Екатериной Георгиевной – будущей матерью Сталина, и осчастливил ее, став, как утверждает эта фантастическая легенда, отцом ребенка. Легенду рассказывали шепотом, оглядываясь по сторонам, понимая, что за ее распространение можно оказаться далеко за пределами Ленинграда, если не вообще жизни. Только в последние годы об этом стало возможно говорить открыто. Не случайно к памятнику Пржевальскому иногда приносят цветы пожилые люди, которые все еще верят в светлое коммунистическое будущее, и задают неудобные вопросы те, кто вообще всему верят, – дети: «Мама, а почему Сталин с верблюдом?»
Среди узких романтических улиц Петроградской стороны есть одна, чудом избежавшая переименования и сохранившая свое странное сказочное название Бармалеева. Мнения исследователей по поводу происхождения этого необычного топонима расходятся. Одни утверждают, что он восходит к широко распространенной в Англии фамилии Бромлей. Другие ссылаются на Толковый словарь Даля, где есть слово «бармолить», которое означает «невнятно бормотать», и вполне вероятно, что производное от него «бармалей» могло быть прозвищем человека. От него-де и пошло название улицы.
Однако в городе бытует легенда о том, что Бармалеевой улица названа по имени страшного разбойника-людоеда из сказки Корнея Чуковского. У этой легенды совершенно реальная биография с конкретными именами родителей и почти точной датой рождения. К. И. Чуковский рассказывал, что как-то в начале 20-х годов они с художником М. В. Добужинским, бродя по городу, оказались на улочке с этим смешным названием. Посыпались шуточные предположения и фантастические догадки. Вскоре сошлись на том, что улица получила имя африканского разбойника Бармалея. Тут же на улице Добужинский нарисовал портрет воображаемого разбойника, а у Чуковского родилась идея написать к рисункам художника стихи. Так появилась знаменитая сказка.
В 1925 году издательство «Радуга» выпустило ее отдельной книжкой и, благодаря необыкновенной популярности как у детей, так и у взрослых, имя Бармалея стало известно всей стране. Ленинградцы не сомневались, что обращение Ванечки и Танечки к Крокодилу, проглотившему разбойника:
имело конкретное продолжение, и бывший африканский людоед, подобревший и любвеобильный, ныне проживает в одном из домов Петроградской стороны, на тихой улице своего имени.
К этому ряду легенд – легенд эпохи тоталитарного оптимизма, за фарисейским фасадом которого душили в объятиях и зацеловывали до смерти, можно отнести легенду о происхождении имени знаменитого сказочного персонажа – крысы Шушары. В 1923 году советскому правительству удалось уговорить вернуться на родину известного писателя Алексея Николаевича Толстого, с 1918 года находившегося в эмиграции. Красный граф, как его тут же окрестили в России, с 1928 года жил в Детском Селе и обладал всеми привилегиями любимца советской власти, в том числе автомобилем. Живя в пригороде, писатель постоянно ездил к ленинградским друзьям и знакомым на собственной машине. И, как назло, постоянно и надолго застревал перед опущенным шлагбаумом у железнодорожного переезда на станции Шушары. Избалованный судьбой писатель нервничал, негодовал, протестовал, но ничего не мог поделать с такой фатальной задержкой. Однажды, как рассказывает предание, он решил раз и навсегда заклеймить и опозорить это злосчастное место. Говорят, именно тогда он работал над «Золотым ключиком» и именно здесь, у шушарского шлагбаума, придумал крысе из знаменитой сказки имя Шушара.
По городу ходили странные рассказы о писателе Данииле Хармсе, парадоксальный и абсурдный характер творчества которого вызывал неподдельное восхищение в литературных кругах. Его жизнь была сродни жизни героев его чудесных произведений. Однажды в Госиздате, на шестом этаже Дома книги, он, не сказав никому ни слова, с каменным лицом человека, знающего, что делает, вышел в окно редакции и по узкому наружному карнизу вошел в другое окно. О его чудачествах знал весь город. Например, он «изводил управдома тем, что каждый день по-новому писал на дверях свою фамилию – то Хармс, то Чармс, то Гаармс, то еще как-нибудь иначе». На самом деле это был псевдоним. Настоящая фамилия этого милого питерского чудака была Ювачев. Однажды он вышел из дому – как будто в соседнюю лавку за спичками. И не вернулся. Следы его затерялись в бесконечных переходах Большого дома.
- Предыдущая
- 100/126
- Следующая
