Мертвая зыбь - Никулин Лев Вениаминович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/86
• Следующая

Все это проделывалось с такой серьёзностью, что Потапов и Ланговой только диву давались: откуда у Якушева, человека, чуждого актёрскому искусству, такие способности?

Мукалов был отправлен за границу через польское «окно» и остался восторженным почитателем «Треста». Впоследствии он снова был переброшен на советскую территорию и принёс некоторую пользу «Тресту», поддержав его престиж в кругах белой эмиграции.

Из Ревеля Якушев привёз с собой друга Мукалова — евразийца Арапова, представителя «Треста» в Берлине.

Арапов был одним из столпов евразийского течения в эмиграции.

Это течение, захватившее главным образом молодёжь, нашло себе сторонников среди эмигрантов, обосновавшихся в Англии.

Одним из основных пунктов программы евразийцев был такой:

«Человечество переживает тягчайший кризис. Пожертвуем Европой. Европа — не человечество. Россия — не Европа и не Азия. Русская революция противопоставила Россию Европе и открыла перед Россией скрытые в ней возможности самобытной культуры».

Вот эту чепуху приходилось обсуждать и разбираться в ней, чтобы в борьбе с белой эмиграцией использовать евразийцев.

— По существу, эти господа вбивают клин в белое движение, — говорил на одном совещании Артузов. — Они могут быть полезны «Тресту». Почему бы этой мощной подпольной организации не иметь внутри группу «зарвавшихся молодых» — евразийскую фракцию, с которой вы спорите? Эти молодые, недовольные матёрыми монархистами, сочинили свою программу «спасения» России, ищут поддержки у евразийцев за границей, которые недовольны закоренелыми монархистами-эмигрантами.

Роль лидера евразийской фракции «Треста» поручили Александру Ланговому. Когда Арапов прибыл в Москву, «лидер» встретил его. Ланговому пришлось немало потрудиться, чтобы изучить стиль и сумбурную «философию» евразийцев.

Старов занялся инсценировкой совещания евразийской фракции «Треста», распределил роли. Они были написаны и выучены наизусть исполнителями. Пришлось дополнительно привлечь ещё нескольких сотрудников ОГПУ. Мнимые контрреволюционеры должны были выступать рядом с подлинными, привлечёнными Стауницем.

Совещание началось докладом Арапова. Тезисы доклада:

— Основа будущего русского государства — русская самобытность.

— Россией будет управлять евразийская волевая группа.

— Романовы дискредитировали себя — сплошные ничтожества. Нужен царь, но в комбинации с советским строем.

— Одна из главных задач — борьба с капиталом.

Начались прения.

Некто, под кличкой Светлый, видимо семинарист, произнёс речь о диктатуре церкви и государственном воспитании юношества в духе древнего христианства.

Вяземский с возмущением протестовал против брани докладчика по адресу царской фамилии. (Кстати, Вяземский был одним из «актёров» Старова, сотрудником ОГПУ, старым членом партии.)

От лица интеллигенции выступил приват-доцент под кличкой Экономист. Он детально обсудил вопросы экономики страны в будущей монархии.

Затем выступил Ланговой. Он глубокомысленно доказывал, что в будущей монархии не может быть классовых противоречий. Их сможет уничтожить навеки монарх, помазанник божий. Речь свою Ланговой закончил эффектно — цитатой из стихотворения философа Владимира Соловьёва:

хотя о Востоке не было речи в докладе.

Это вызвало реплику докладчика Арапова:

— Идей у белого движения нет. А какие есть — известны со времён Древней Греции. Только тогда были молодые герои, а теперь кто? Старцы?

— А мы?! — воскликнул Стауниц.

Словом, каждый говорил, что ему взбредёт в голову, и все забыли о докладе. Тогда до сих пор молчавший Зубов заметил, что в докладе Арапова мало места уделено монархизму и личности царя, а также экономике.

Последним выступил Якушев от имени Политического совета «Треста» с назидательной речью, в которой советовал евразийцам спуститься с облаков и пойти на сближение с руководителями «Треста».

Стауниц предложил избрать комиссию для выработки резолюции. В комиссию избрали Арапова, Лангового и Зубова.

На этом кончилось совещание. Стауниц увёл Арапова к себе.

После совещания Старов сделал замечания своим «актёрам»: некоторые, по его мнению, несколько переборщили, в такой ситуации важны детали, тончайшая линия; перейдёшь её, и конец, провал. А главное — нужна серьёзность, какую бы чушь ни пришлось говорить. Важен результат. И действительно, как выяснилось позднее, Арапов был глубоко взволнован искренностью выступавших на совещании фракции евразийцев, особенно Вяземского.

Второй инсценировкой была встреча Арапова с главным руководителем «Треста», бывшим генералом Андреем Медардовичем Зайончковским. Его инструктировал Артузов.

Андрею Медардовичу эта встреча не доставила много хлопот. Она произошла на Тверском бульваре. Арапов был совершенно растерян. Представительная наружность генерала, несколько доброжелательных слов, которые он обронил, потрясли Арапова. Он почувствовал себя младшим офицером перед высоким начальством.

Затем Арапов был представлен Потапову, который говорил, что евразийство выросло на британской почве и потому может быть использовано англичанами во вред патриотической русской организации «Трест».

Ланговой рассказал гостю об отношении «молодёжи» — евразийской фракции «Треста» — к Политическому совету. «Извечный спор между отцами и детьми был наглядно показан на совещании фракции. В переписке с зарубежными евразийцами фракция „молодых“ придерживалась такого стиля:

«Наш „дид“ (Николай Николаевич) окружился только падалью… Народ требует живого человека в мундире и штанах, а не бесплотную идею. У нас нет денег, и мы не видим способа их достать, а между тем время не ждёт…»

Несмотря на ералаш в головах эмигрантов-евразийцев, Ланговой подметил, что Арапов с любопытством присматривался к жизни в советской столице, интересовался финансовой реформой, укреплением курса червонца, восстановлением промышленности, работой Советов. Правда, до эволюции в его сознании было ещё далеко, но Ланговой все же почувствовал, что Арапов не окончательно погряз в эмигрантской трясине. Он с сожалением и смущением вспоминал о гражданской войне и жестокости белых.

Предположения Лангового о возможном переломе во взглядах Арапова оправдались. Арапов впоследствии по-иному воспринимал то, что увидел в Советской стране, и осуждал белую эмиграцию.

Якушев и Потапов часто были в разъездах, и тогда Алексею Зубову приходилось нелегко. На его долю выпадали заботы о Захарченко и Радкевиче, наблюдение за Стауницем и другими монархистами. Правда, он старался чаще видеться со Старовым и Пилляром, получал нужные инструкции и сумел внушить к себе доверие убеждённым монархистам. Даже Мария Захарченко им стала восхищаться и обещала доложить о нем Кутепову.

— Если бы нам найти сотню-другую таких краскомов, переворот был бы обеспечен, — однажды сказала она Стауницу. — Якушев все-таки штатский, а Потапов — барин.

Через «окна» доставлялась белоэмигрантская литература. Зубов получал её в ларьке, где дежурила Захарченко, и уносил якобы для распространения среди курсантов. Образцы этой литературы он передавал Артузову, а остальным топил печку-буржуйку, когда были перебои с топливом.

Личная жизнь у него как-то не налаживалась. Лена замещала заведующего отделом партийной жизни газеты, и у неё редко выдавались свободные вечера. Зубову приходилось возиться с «племянниками». Стауниц по-прежнему занимался коммерцией и, как мог, старался использовать знакомство с Кушаковым и его клиентами.

А тут опять вышло недоразумение. Кто-то из знакомых Лены увидел Зубова с Марией Захарченко, которая считала полезным проявить в отношениях с ним некоторую долю женского обаяния.

• Предыдущая
• 44/86
• Следующая