Мертвая зыбь - Никулин Лев Вениаминович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/86
• Следующая

Кутепов всегда был опасным противником советской власти. К нему была ниточка — «племянники». Их надо не только нейтрализовать, но и заставить действовать в пользу «Треста».

«Племянники» находились на попечении Стауница. В ларьке, на Центральном рынке, они проводили весь день и, получая пакеты для «Треста», передавая другие пакеты сотрудникам посольств, чувствовали себя участниками секретной работы могущественной подпольной организации.

Пока они жили в квартире Стауница, у них складывалось впечатление, что вокруг идёт сложная таинственная работа. Этому способствовали загадочные телефонные звонки Стауница, появление новых людей, переговоры в отдельной комнате. Стауниц поручил Марии Захарченко шифровку писем, отправляемых за границу. Работа была кропотливая, требующая много времени и внимания.

«Племянники» отправили Кутепову донесение, в котором не только восторженно отзывались о работе «Треста», но и сообщали о его нужде в деньгах. О деньгах все время говорил Стауниц.

Однажды он прочитал при супругах записку атташе польского посольства Вернера: «Привёз из Варшавы игрушки с монограммами для ваших руководителей. Полковник Байер обещал субсидировать ваше агентство в Варшаве, то есть Липского. Как обстоит дело с лесными концессиями?»

Стауниц крепко выругался и извинился перед Захарченко.

— Можете не извиняться. При мне ещё не так выражались. А игрушки, то есть револьверы, могут пригодиться.

— Игрушками он не отделается. Вообще эти господа ведут себя скверно, нашу почту перлюстрируют. Про концессии для «лесорубов» ни звука. А самое скверное, они рассматривают «Трест» как источник военной информации.

— А вы как думали? За услуги надо платить.

— Но не шпионскими сведениями. Наша организация — патриотическая. Нам нет смысла ослаблять армию, которую мы готовим для переворота. Это решение Политсовета.

— То есть Якушева?

— Не только его.

— Однако эти вернеры и байеры нам нужны. Вот и вертись!

Мария Владиславовна потрепала Стауница по щеке:

— Вас, Эдуард, этому не учить.

Когда в первый раз в ларёк наведался Зубов, Захарченко не могла найти с ним верный тон. Он нагнулся над прилавком, взял пакет и сказал:

— Нынче я в штатском, без ордена, чтобы вас не волновать. Кстати, у меня есть и «Георгий», золотой, с бантом, первой степени, за германскую войну.

С тех пор она говорила с ним вежливее.

Вскоре Захарченко и Радкевича переселили за город. Зубов привёл на дачу, где они жили, некоего Антона Антоновича, из петроградской организации «Честь и престол».

Он понравился «племянникам»: пристальный взгляд сквозь стёклышки пенсне, сухость и сдержанность в разговоре.

— Вы не из штабных? — полюбопытствовал Радкевич.

— Нет. Из штатских. Служил по судебному ведомству.

Больше ничего «племянники» от него не добились, но о петроградской организации с тех пор отзывались хорошо. На самом деле Антона Антоновича звали Сергей Владимирович, фамилия его была Дорожинский, и он был ценным для Артузова сотрудником. Его предполагалось направить в Петроград вместе с Захарченко и Радкевичем. Их пребывание в Москве становилось опасным: супруги задумали совершить диверсию втайне от «Треста».

Дорожинский поддерживал связь «Треста» с представителем польского атташе. Полковник Вернер вручил подарки — браунинги с монограммами — для Потапова и Якушева. Антон Антонович очаровал Вернера хладнокровием и умением вести увлекательный разговор, ничего существенного при этом не сказав.

— Я дам пану явку к сотруднице нашего консульства в Петрограде пани Кудлинской. Можете быть спокойны, она даже не живёт в консульстве и не бывает там: числится сотрудницей нашей репатриационной комиссии и живёт во дворе костёла на Невском. Вы ей будете очень полезны как представитель вашей организации.

И Вернер дал Дорожинскому такую записку:

«Многоуважаемая пани Мария. Податель сего имеет в руках половину зеленой пятимиллионной ассигнации серия 1004. Другую половину этой облигации Вы получили от меня в Минске, в вагоне. После проверки указанного можно вполне ему довериться».

Прочитав записку, Дорожинский заметил:

— Как бы не вышло так, как с паном Чеховичем.

Вернер рассмеялся.

Дорожинский должен был создать у пани Кудлинской впечатление, что в Петрограде «Трест» имеет внушительные группы заговорщиков и, возможно, все сношения этой группы с Москвой отныне будут идти через Кудлинскую. При первом же свидании он понял, что эта дама настолько наивно себя ведёт, что арест её неизбежен. Действительно, ожидался обыск в репатриационной комиссии, и у Антона Антоновича, предупреждённого об этом Старовым, оказались неотложные дела в Минске.

При встрече с полковником Вернером Дорожинский сказал:

— Мне кажется, что пани Кудлинской кланялся Чехович.

Тот мрачно ответил:

— Вы правы. Я вас чуть не подвёл. Мы её убрали из Петрограда.

Якушев устроил сцену Вернеру, и с тех пор было решено, что польская агентура будет направляться в Россию только с ведома «Треста» и работать при содействии этой организации. Вернер согласился на такое требование лишь потому, что два агента, добывавшие для него шпионские сведения, провалились.

Так удалось умерить аппетиты 2-го отдела польского генерального штаба. Байер убедился на опыте, как опасно добывать подобные сведения не через «Трест», и Якушев мог уклоняться от такого рода поручений.

Чтобы уклоняться и от требований эстонского штаба, очень полезен оказался Роман Бирк. Он требовал, чтобы «Трест» сносился с министерством иностранных дел, а не со штабом. Бирк доказывал, что агентура эстонского штаба очень слаба и нельзя доверяться ей после нескольких провалов.

Артузов, просматривая письма, составленные Потаповым, убедился в ловкости, с которой он вёл игру, ограничиваясь одними обещаниями. Запугивая возможностью провала, Потапов сеял панику в эстонском и польском штабах.

Роль Кутепова в эмигрантских кругах все больше возрастала. Поддержание с ним связи приобретало первостепенное значение. По этой причине приходилось мириться с пребыванием «племянников» в Москве.

Из разговоров с Марией Захарченко нетрудно было составить мнение о характере Кутепова: жестокий, упрямый, подозрительный и грубый солдафон.

— Александр Александрович! — говорила Якушеву Мария Захарченко. — Я не скрою от вас, мы не верили в вашу организацию, сомневались, заранее считая себя погибшими. Мы рвались в Россию, рвались на подвиг, решили пожертвовать собой. И тут подвернулся Николай Евгеньевич Марков. Он сказал: «У Монархического совета есть верный филиал в Москве». И «Трест» оказался очень серьёзной организацией! Вы должны непременно встретиться с Александром Павловичем, с Кутеповым! Вы увидите, что это за человек!

— Не тот ли это Кутепов, тогда ещё полковник, который с десятью ротами преображенцев и кексгольмцев да с двумя эскадронами драгун взялся подавить Февральскую революцию, загнать толпу в угол, к Неве, и дошёл с этим отрядом только до Кирочной? — вспомнил Якушев. — Он или не он?

— По тому, что вы рассказываете, похоже на Александра Павловича. Какая сила! Какая энергия! Какой ум!

«Ну, насчёт ума ты хватила, милая», — подумал Якушев и вспомнил, что ему говорил Климович. А говорил так: «Вы увидите, этот болван ещё обделается на весь мир. Храбрости хватает, а ума ни на грош!»

Захарченко посылала через «Трест» письмо за письмом Кутепову. Письма были полны восторга: «Все великолепно!», «Все солидно!». Кутепов дал супругам указание: поступить в полное распоряжение «новых друзей». Но поддерживать в «племянниках» веру в реальность «контрреволюционной» организации Якушеву становилось все труднее. Они настойчиво требовали «настоящего» дела. Радкевич был не слишком умен, к тому же, что называется, под башмаком у своей супруги. Захарченко не только умела подглядывать и подслушивать: у неё были и свои взгляды на «Трест». Однажды в припадке откровенности она сказала Стауницу, что «Трест» должен существовать до переворота, а там вернётся Кутепов и не станет считаться с «идеологией» Якушева.

• Предыдущая
• 41/86
• Следующая