Песнь Огня - Николсон Уильям - Страница 27
- Предыдущая
- 27/49
- Следующая
Вот Креот и разговаривал с коровами, надеясь, что так им будет спокойнее.
– Вперед, вперед, Засонечка! Скоро уже лес. А там отдохнем, да? Вперед, вперед, Смуглянка. За горами трава сладкая, а дни катятся за днями, один прекрасней другого. Вперед, Топотунья. Вперед, вперед…
Его догнала госпожа Холиш. Креот не подал виду, что ее заметил: мол, говорю с коровами. Госпоже Холиш пришлось начать первой.
– И зачем так причитать! Вперед, вперед – вот уж в самом деле! Будь у ваших коров хоть капля ума, они бы назло встали как вкопанные.
– У моих коров больше ума, чем у некоторых, – ответил Креот.
Оба замолчали и пошли дальше, кипя от злости. Каждый твердо решил, что не заговорит первым. Креот в конце концов не выдержал:
– Такой жирный!
– Я тоже не тростинка, – холодно парировала госпожа Холиш.
– О нет, мадам, позвольте не согласиться! У вас приятная полнота. А у него – жир.
– Приятная полнота, вот как?
– Да, приятная.
– Что ж… – вздохнула госпожа Холиш, и ее голос смягчился. – Приятная полнота, да ума ни на грош. Была глупой девчонкой, выросла в дуру бабу. А когда-нибудь стану слабоумной старухой. Что тут еще скажешь?
Лед был сломан. С тех пор госпожа Холиш стала помогать Креоту смотреть за коровами – причем так старательно, словно они ее собственные.
Над головой снова собрались тучи. Правда, снег так и не пошел, и мантхи успели пройти немалый путь. Вытоптанную другими дорогу впереди еще не присыпало. Было хорошо видно, как она заводит в темный лес.
Анно шел рядом с повозкой, так, чтобы Аира его видела.
– К ночи будем у реки, – сказал он.
– Осталось немного.
– Чувствуешь?
– Сильнее, чем раньше.
Чем ближе мантхи подходили к родине, чем явственнее становилось тепло на лице, тем больше слабела пророчица. Аира часами лежала в повозке молча и неподвижно, вспоминая всю свою жизнь. Родились дети, выросли… Обручение с Анно, она совсем молодая… Детские годы, красивый старый особняк в Алом округе Араманта… Все это исчезло, рассыпалось. Арамант в руинах. Настало время жестокости. Аира, как и ее предок, стала пророчицей своего народа.
После полудня снег все-таки повалил. Снежные хлопья садились на руки и капюшоны, холодили лицо. Что ж, бывало хуже – да и лес совсем близко! Мантхи не падали духом и упорно шли вперед.
Когда путники добрались до леса, короткий зимний день уже кончался. Было удивительно тихо. Верхние ветви темным пологом закрыли небо. Белизна, так долго окружавшая путников, растворилась в тени. Хруст снега под копытами и сапогами, скрип полозьев стали громче и как будто ближе. Люди слышали даже, как дышат, как шуршит на ходу одежда. Они шли словно в коконе из собственных звуков, а через пару шагов, в тени между деревьев, оставалась нетронутая тишина.
Издали лес казался узкой полоской у подножия гор. Только теперь мантхи поняли, что на самом деле он тянется далеко. К ночи до реки не добраться.
В лесу, где и днем-то света мало, темнеет быстро. Анно Хаз решил объявить привал.
– Давайте заночуем, пока совсем не стемнело.
Мантхи остановились прямо на дороге, развели костер и поставили шатер, чтобы укрыться на ночь. Как только пламя разгорелось, ярко-оранжевые языки вытеснили слабые сумерки, темнота вокруг сгустилась. Анно назначил молодых мужчин часовыми на ночь: кто знает, не подкрадутся ли, пока все спят, разбойники или дикие звери? Дров хватало, и караульные должны были поддерживать огонь до рассвета.
По шатру, где собрались мантхи, плясали отблески костра; внутри было довольно темно. Аира Хаз спала, муж держал ее за руки. Рядом с матерью разметалась во сне Пинто, ее детская ступня касалась спящего Мампо.
Бомен, когда пришла его очередь дежурить, сел у огня на одеяло, другое набросил на плечи. Глядя, как в костре возникают и рушатся алые коридоры пламени, он почувствовал, что внутри зашевелилась сила. Чтобы как-то убить время, Бомен выбрал обугленное полено и силой мысли затолкал его в самую середину. Интересно получается! Бомен мысленно взялся за другое полешко и потянул его по маленькой огнистой дорожке между двумя большими головнями. Вдруг дерево загорелось, вспыхнуло синим пламенем.
– Чем занимаешься?
Сирей. Стоит между повозкой и костром. Что она успела увидеть?
– Смотрю на огонь.
Сирей подошла и села рядом. Бомен прикрыл ее своим одеялом.
– Я хочу узнать только то, что ты захочешь рассказать, – сказала она.
Бомен начал показывать. Сначала он силой мысли подобрал сосновую шишку с заснеженной дороги и положил в открытую ладонь Сирей. Девушка накрыла шишку тонкими пальцами.
– Как ты это делаешь?
– Сам не знаю.
– А что еще ты умеешь?
– Я могу сказать, что ты думаешь. То есть почувствовать.
– Я не против. У меня нет от тебя секретов.
– Вообще-то обычно я не заглядываю людям в головы. Это довольно тяжело.
– Загляни ко мне.
Сирей закрыла глаза, показывая, что сосредоточилась на какой-то мысли и хочет, чтобы юноша ее прочитал. Бомен посмотрел на девушку: она так близко, такая красивая, и шрамы так ей идут… Бомен наклонился, нежно поцеловал Сирей в щеку и вошел в ее ум.
Обнаружив мысль, Бомен рассмеялся – тихо, чтобы не разбудить остальных.
– Ты представляешь нас в наряде твоих родителей!
Бомен увидел комичную картину: он и Сирей сидят бок о бок на золоченых тронах в жестких, инкрустированных драгоценными камнями мантиях Йоханны и Йоди из Гэнга – как в карнавальных костюмах с чужого плеча.
– Смешно! Мы же не император с императрицей!
– Это ты видишь правителей. А я – мужа с женой. Отца и мать. Они – моя единственная семья.
– Прости меня, Сирей. Зря я смеялся.
– Даже смешные люди могут любить друг друга.
– Конечно. Надеюсь, с ними все в порядке…
– Наверное. Их, скорее всего, изгнали из города, и теперь они живут тихой жизнью где-нибудь в маленьком домике, без слуг и придворных. Зато у мамы есть папа, а у папы – собаки.
– Откуда ты знаешь?
– Не знаю, а надеюсь. Я поступила очень плохо, когда пошла за тобой и бросила семью. Я пообещала себе, что однажды вернусь, найду их и попрошу прощения. Так что они должны быть живы и здоровы, понимаешь? Чтобы я смогла их снова увидеть.
– Значит, так тому и быть.
– Возможно, мы придем к ним вместе.
Тут Сирей то ли вспомнила, то ли сделала вид, что вспомнила:
– О нет! Ты же должен уйти! Ты избранный… А скоро ты уйдешь?
– Думаю, да.
– Скорей бы ты ушел, Бомен! Тяжело этого ждать.
– Мне тоже.
Сирей хотелось спать. Вскоре она прилегла рядом, положив голову Бомену на колени. Он гладил девушку по голове, пока та не заснула, а сам терпеливо сторожил.
Перед рассветом спящие в шатре зашевелились. Бомен спросил себя: будить Сирей? Нет, не надо. Нельзя все время прятаться от других.
Скуч выбрался наружу, приветственно кивнул Бомену и занялся своими утренними делами. Юноша смотрел, как коротышка вешает над костром котелок с водой, слышал, как просыпаются остальные.
Хлопнуло полотнище шатра. Бомен оглянулся и увидел сонно моргающую Кестрель. Сестра какое-то время непонимающе смотрела на него, потом заметила Сирей, улыбнулась и ушла за деревья.
Кестрель хорошо выспалась, морозный воздух бодрил. Она выбралась из шатра отдохнувшей, веселой – а теперь ей очень захотелось побыть одной.
Легко ступая по тонкому снегу под деревьями, Кесс отошла подальше от костра. Она не выбирала дороги и оказалась на звериных тропках, среди высоких деревьев почти без подлеска. Что тут расстраиваться! Да, Бомен и Сирей стали еще ближе, что удивительного? Все и так давно понятно. И тем не менее, когда Кестрель увидела их вместе под одним одеялом – Сирей спит, Бомен гладит ее по волосам, – в ней что-то оборвалось.
Впереди блеснул яркий свет. Кесс пошла к нему: чем дальше от своих, тем лучше. Оказалось, снег сиял в длинном и косом солнечном луче, пронизавшем кроны деревьев. Кестрель решила искупаться в солнечном озере и поэтому двинулась дальше.
- Предыдущая
- 27/49
- Следующая
