Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/67
- Следующая
— Вы что же думаете, если я художник, значит, все могу? — улыбнулся Артем. — Я живописец, а карикатуры рисуют графики...
— Неужели не сможешь? — искренне удивился Носков.
— Стенгазеты я оформлял еще в школе... И карикатуры рисовал... Так когда это было?
— Ты уж, Артем, выручай нас, — сказал Носков. — В кои веки в поселке свой художник завелся... Да мне стыдно будет людей, если наглядную агитацию да стенгазету не поднимем на подобающую высоту... Ты зайди в клуб-то, погляди, какая там беднота.
— Зайду, — пообещал Артем.
— Партийный ты? — спросил Носков.
— Нет.
— А чего ж так?
— Вот так, беспартийный.
— Дед твой хоть и беспартийный, но был правильный человек. Про таких говорят — беспартийный коммунист, Несколько лет он у нас был депутатом поселкового Совета... И все-таки жалко, что ты не в партии, — сказал, помолчав, Кирилл Евграфович.
— Еще все впереди...
— Смолоду надо в партию вступать, пока огонь да задор. Смотри не затягивай это дело, ежели ты правильный человек и линия партии тебе близка. Ну, этим своим оружием... Писатели пером, а вы, художники, кистью, надо полагать?
Скрипнула калитка, и в гости пришла бурая с красным корова. Доверчиво взглянув на людей добрыми влажными глазами, принялась старательно выщипывать у изгороди сочную траву. Раздувшееся вымя с оттопыренными сосками тяжело колебалось в такт ее неторопливым шагам.
К автобусной остановке подкатила грузовая машина. Из кузова посыпались нарядные парни и девушки. Это приехали на танцы молодые рабочие. Тренькнула гитара, ломкий юношеский голос громко запел и тут же замолк, дав протяжного петуха. Все рассмеялись.
— Поживи у меня, пока дом не построишь, — предложил Кирилл Евграфович.
— Вы говорили, мой дед сам по бревнышку сложил этот дом, — сказал Артем. — Вот и я попробую... Не боги ведь горшки обжигают. А жить пока буду в палатке. Вот здесь на лугу поставлю. Не будет она вам перспективу портить?
— Ну, как знаешь. — Носков поднялся с бревен, затоптал окурок. — Спасибо за угощение. Хозяйка небось сына на разведку послала...
Попрощался и ушел. А Артем еще долго сидел на бревнах и курил. На танцплощадке было тихо. В клубе шел фильм. Дверь в будку была распахнута, в освещенном квадрате двигались тени киномехаников, слышалось стрекотанье аппаратуры, музыка, голоса.
Стершаяся с одной стороны голубоватая луна поднялась над поселком, облив темные крыши серебристым светом. На станцию прибыл пассажирский. Слышалось пыхтение локомотива, голоса, грохот сгружаемых на платформу ящиков.
Пассажирский здесь долго не задерживался. Свисток, шумная пробуксовка, трубное кряканье — и все нарастающий перестук колес. И вот уже мелькают красные огоньки последнего вагона. А затем еще один продолжительный гудок, подхваченный лесным эхом, — поезд подъезжает к переезду — и движение, шум, стук, пыхтение — все постепенно затихает. Тишина.
Глава восьмая
1
На следующий день приехал Мыльников. Обтянутый сверху серым брезентом «газик» лихо подскочил к сельсовету. Из кабины с достоинством вылез коренастый, плотный человек лет сорока восьми. Темный с искрой костюм ладно сидел на нем, на ногах блестели начищенные полуботинки.
Мыльников еще не успел подняться на крыльцо поселкового, как его перехватил председатель. Пожав друг другу руки, они не пошли в контору, а спустились вниз. Алексей Иванович был ниже Носкова на целую голову, зато вдвое шире. О чем-то разговаривая, они направились к Артему.
Артем отложил неисправную удочку в сторону — он подгонял два колена — и поднялся навстречу.
Кирилл Евграфович познакомил их. Мыльников подержал в своей пухлой ладони с короткими пальцами руку Артема и сразу заинтересовался удочкой. Толстые губы на его широком, кирпичного цвета лице растянулись в улыбке.
— Разве это удочка? Я видел у приятеля-москвича японскую. На рыбалку ко мне приезжал весной. Вот это удочка! В собранном виде сойдет за трость, а разложишь — восемь метров! Обещал мне привезти такую. Иногда их в Москве выбрасывают в продажу. Он мне катушку японской жилки подарил. Вот это жилка, я вам скажу! На ноль два можно трехкилограммового леща вытащить.
— Я таких лещей давно не видел, — сказал Носков. Артем с любопытством смотрел на Мыльникова, тот не дал ему еще и рта раскрыть.
— Чехов, — с уважением сказал Мыльников, заметив на бревне книжку. — Хороший писатель. Я сейчас читаю Лескова. Рассказ есть у него, «Зверь» называется... Про медведя. Сильный рассказ! И Вересаев мне нравится. Помните, «Случай на Хитровом рынке»?..
— Не помню, — сказал Артем. .— Я Вересаева мало читал.
И тут Мыльников обратил внимание на дом. Небольшие глаза его заблестели от удовольствия.
— Узнаю работу Паровозникова, — сказал он. — Стыдно признаться, но когда-то я назначил его начальником жилого строительства. Не прогони я его через месяц — потом за год убытки не покрыть было бы.
— Меня тоже хорошо нагрели, — заметил Артем.
— С этим народом надо ухо востро держать. Мыльников обошел дом кругом, поковырял палкой фундамент.
— Фундамент крепкий, — сказал он, — это главное... А сруб придется перебирать. Вы рассчитываете на два этажа?
— Наверху хотел мастерскую, — сказал Артем.
— Я бы вам посоветовал рядом с сараем соорудить летнюю кухню. Летом в доме душно, а на свежем воздухе — другое дело. Можно прямо на лужайке шашлыки жарить... Вы умеете делать шашлыки?
— Шашлыки? — удивился Артем. Он все еще не мог привыкнуть к манере Мыльникова разговаривать.
— Алексей Иванович, — вмешался Носков. — О шашлыках поговорим, когда дом будет готов.
— Я вам на досуге набросаю проект, — пообещал Мыльников. — Не дом будет, а дворец!
— Дворец не надо, — усмехнулся Артем.
— У тебя, Алексей Иванович, каких-либо стройматериалов не найдется? — спросил Кирилл Евграфович. — Надо бы земляку помочь.
— Могу досок для стен подкинуть по государственной цене... Ну, еще что вам понадобится? Кирпич, цемент...
— Алексей Иванович, я напишу ваш портрет, — обрадовался Артем. — А если еще по-настоящему отремонтируешь дорогу, я твой портрет на самом видном месте повешу в клубе... Пусть люди смотрят на нашего благодетеля... — ввернул хитрый председатель и подмигнул Артему. Но Мыльников на это не клюнул.
— Пусть Осинский строит, — сказал он и кивнул на большой альбом: — Можно взглянуть?
Артем не очень-то любил показывать незаконченные наброски, но на этот раз отказать не посмел. Особенно Мыльникову понравились пейзажи. Он узнал живописное лесное озеро с кувшинками у берегов и сказал, что здесь в прошлом году, в мае, поймал восемь «лаптей». Причем самый маленький лещ весил девятьсот граммов. Сколько весил самый большой, Алексей Иванович не сообщил. Очевидно, из скромности.
Поговорив о международном положении, о последних новостях космической эры, а заодно покритиковав директора стеклозавода «Красный холм» Осинского, который выпускает для спиртзавода недоброкачественную тару, Мыльников пригласил Артема и Носкова поехать с ним и познакомиться с заводом. Последнее относилось к Артему. Носков завод знал как свои пять пальцев.
Прошел дождь, и дорога расползлась, вновь образовались колдобины. «Газик» подпрыгивал, кренился то на одну сторону, то на другую. Пассажиры вцепились в поручни и наклонили головы, чтобы не набить шишек о металлические крепления крыши кузова.
— Когда же дорогу по-настоящему будешь ремонтировать, Алексей Иванович? — снова завел разговор Носков. — Иль тебя за рулем не трясет?
— Пусть сначала Осинский мост сделает, — отмах нулся Мыльников.
— Вот так и кивают один на другого, а дорога — одно название, — сказал Кирилл Евграфович. — Причем пользуются оба. Один тару и стеклоизделия отправляет по железной дороге с нашей станции, другой — готовую продукцию... Алексей Иванович, сколько разбили ящиков с водкой во втором квартале? — ядовито спросил Носков.
- Предыдущая
- 18/67
- Следующая